Записки мультишиппера BSD

      Среди служащих Портовой мафии они считаются одними из самых несдержанных. Люди, кто с улыбкой, кто с испугом, оправдывают их характер даже на уровне цвета волос.       Рыжие — как огонь. Взрывные — как бомбы.       Тачихара идет следом за своим кумиром, Накахарой Чуей, и если бы можно было сейчас же умереть от гордости, он бы умер без колебаний. Для него этот мужчина — авторитет не меньше, чем для Акутагавы в свое время — и сейчас — Дазай Осаму.       Мичидзо по себе знает, что такое выжить в мафии. И что такое выжить на улице, если ты мелкий, немножко смазливый и абсолютно, беззаконно рыжий. Накахара Чуя прошел этот путь лет на шесть пораньше, но в тех кругах, откуда вышел сам Тачихара, стремящийся к должности его правой руки, о Чуе все еще помнят, как о главе одного из самых сильных объединений молодых эсперов.       Не важно, что там было за название, оно все равно было глупым, но Чуя стоял за своих людей горой и вырос машиной для убийств. Это было очень круто, учитывая, что в отряд к рыжему Тачи-кун попал не вполне добровольно. Но не пожалел ни разу за все годы.       Говорят, что воспитаннику Озаки Кое пророчили участь стать бохати, однако сам Накахара к контролируемой наставницей ветви мафиозного дела относился с большим пренебрежением и даже не посещал в свободное время ни ее подопечных, ни ее саму, если Кое-сан оказывалась там. Только по делу он мог появиться и чаще все-таки мимоходом шутил с другими девушками, осыпал их комплиментами и баловал по мелочам, чем безмерно радовал небалованных, тяготеющих к высокому, оиран.       Озаки на его нелюбовь никогда не обижалась, а у Мичидзо такая смелость по отношению к Кое-сан вызывала только еще одну волну восхищения — он этой женщины побаивался, потому что у нее работали не только девушки, а на рыженького Тачихару она в свое время посматривала, как на лакомый кусочек.       Осень — не самое любимое время Чуи-сана. Он начинает чаще кутаться в пальто и одним из первых достает теплую обувь. Еще ласковое солнце играет с его волосами, озолачивая пряди напоследок, пока сам Мичидзо с тоской воюет с веснушками — их он ненавидит люто, мечтая быть таким же идеальным, как Чуя.       Накахара, с которым они выпивают каждую вторую и четвертую субботу месяца, только смеется и хлопнув ладонью по плечу, рекомендует смириться и лепить свой пластырь как можно тщательней.       — Авось Гин не заметит, — загадочно выдает он, и парень подвисает. Для него Гин — редкостная сволочуга в маске, с дурным характером и очень острыми ножами. Если у них где-то имеются ассасины, то Гин должен быть одним из них. Хотя бы учеником. Что именно он должен не заметить и причем тут это вообще, он упорно не понимает.       Чуя смотрит на эту пантомиму с абсолютно загадочным для Мичидзо выражением лица, и снова говорит:       — Вы разве с Гин не пара?       В ответ Тачихара взрывается воплями, а Накахара — у них даже фамилии похожи! — кивает сам себе и тонко улыбается. Мичидзо подозревает, что тут какая-то тайна, но обсуждать ее собутыльник не хочет совсем, твердя, что все откроется в свое время.       По своему Чуя еще больше слеп, чем его подчиненный. Тот то пожирает его взглядом не скрываясь, то почти умоляет надеть шарф, который «мы с ребятами купили для вас», («ужасный тыквенный цвет, где вы достали этот ужас? пошлите его Дазаю, пусть повесится») то тащит свежий кофе, когда работа затягивается до глубокой ночи.       В конце октября вся Япония встречает кривое подобие Хэллуина, и Тачихара, притащивший несколько тыковок, презентует парочку Накахаре.       Тот выглядит так, словно сейчас разобьет несчастные плоды об голову одному молодому балбесу, но принимает презент, не имея ни малейшего представления, что с ними делать. Когда ему говорят о вырезании лиц, Чуя слышит только «вырезание», и использует ягоды в качестве мишени.       Тачихара глубоко страдает.       Чуя для него — это солнечный свет, запах осени, листвы, сочных плодов, запах кофе и тех самых тыкв, терпкий запах вина.       Это перчатки, укороченные пиджаки и элегантность до последнего ногтя.       Это тонкие руки с золотой кожей, с золотистыми волосками и в маленьких, незаметных пятнышках веснушек.       Чуя — дух огня; стремительный, горячий, порывистый, он не контролируется никем, а Дазай Осаму — какая-то высшая сила на земле, раз способен обуздать бурю, которая может разрушить мир. («просто еще не доросла!»)       Мичидзо не в силах признаться в глубоком желании даже самому себе, и маскирует все под фанатичное почтение. На фоне его обожания Чуи, уважение к боссу даже уважением назвать нельзя, и он бы не стеснялся распускать язык, если бы у самого Мори не было Хиротсу, который примерно такой же, как Тачихара, только счастливей — его босс вниманием не обделяет и отлично знает, что к чему и как так получилось.       Мечты должны сбываться, и потому, когда до Чуи все-таки доходит, что за активную деятельность крутит вокруг него его правая рука, Накахара долго думает, как поступить, а потом плюет и пробы ради зовет на свидание.       Свидания, конечно же, не получается, они уходят из ресторана и спустя пару часов успешно разносят бар, но Мичидзо так счастлив выпавшему ему шансу, что даже не замечает, что что-то не так.       Накахара Чуя — самое лучшее, что было в его жизни, и получая свой первый поцелуй в щечку, («на первом свидании целоваться не положено, но я обещаю компенсировать».) Тачихара полыхает лицом и шеей, и закрыв за собой дверь — почти сразу сбегает стискивать в беспокойных руках подушку.       Тачихара Мичидзо привык страдать.       Но жизнь, оказывается, все-таки хоть немного, но любит его.       *бохати — забывший 8 истин (добродетель, долг, вежливость, разум, вера, преданность, уважение к старшим, скромность) — так называли хозяина публичного дома.