Таинственные пути судьбы

Мария-Антуанетта не была человеком больших страстей… вернее, почти не была, поскольку имела пусть и одну, но большую страсть — к драгоценным камням и разным дорогим безделушкам. Страсть эту она вполне могла себе позволить — не только потому, что по праву пользовалась славой красавицы, но и потому, что была не просто женщиной, а и королевой, к услугам которой имелась целая казна. Правда, казна эта в последнее время как-то опустела, и коронованный супруг уже не торопился исполнять капризы своей очаровательной Туанетты и даже поурезал ее «карманные деньги». Несмотря на последнее обстоятельство, о страсти королевы знали многие, если не все. Среди них были и ювелиры Бемер и Босанж. Еще по заказу покойного короля Людовика Пятнадцатого ими было смастерено феерической красоты ожерелье с огромными бриллиантами — воплощение, как человеческого таланта, так и человеческого тщеславия. Стоила эта милая безделушка 1 600 000 ливров. На эти деньги можно было бы накормить, пожалуй, всех голодных в королевстве, но вместо этого оно должно было украшать шею недешево обходившейся народу, сытой и довольной жизнью и собой королевской фаворитки — Жанны Дю Барри — шею, от которой однажды будет отделена голова. Должно было, но не украсило, потому что король — ее венценосный любовник и покровитель — умер, и графиня впала в немилость. Ей пришлось удалиться от Двора, а ожерелье осталось, и по карману оно было только королю… или королеве. К королеве-то ювелиры и отправились. Когда Мария-Антуанетта увидела перед собой это сверкающее, подобно Альдебарану, творение человеческих рук, ее глаза загорелись, а пальцы стали тянуться к нему, как пальцы Цезаря к короне. Заметив реакцию королевы — впрочем, не заметить ее мог только слепой — находившаяся тут же Жанна восторженно сказала ей: — Ваше величество, это ожерелье просто создано для вас! Оно подчеркнет еще сильней вашу божественную красоту! Мария-Антуанетта ничего не отвечала ей и продолжала пристально смотреть на ожерелье. Тогда Жанна приняла его из рук одного из ювелиров, подошла с ним к королеве, и ее ловкие ручки легко застегнули его на атласной королевской шее, заливая ее миллиардами огней. Королева увидела свое отражение в зеркале, и, подобно Нарциссу из мифа, едва не влюбилась в собственное отражение! Ожерелье превратило ее из королевы в богиню! Окружавшие ее стайкой придворные дамы заохали-заахали, выражая свое восхищение… впрочем восторги их притворными сейчас не были. Даже Жанна поймала себя на том, что сейчас любуется ею. Правда, ожерельем она любовалась больше и мысленно примеряла его… — Это феноменально! — дрогнувшим голосом произнесла Мария-Антуанетта. Бемер и Босанж уже радовались своей невероятной удаче, как вдруг лицо королевы омрачилось, и она презрительно выпятила свою знаменитую габсбургскую губу. Ювелиры с тревогой отметили эту перемену и принялись гадать над ее причиной. Причина же состояла в том, что ослепленная драгоценной безделушкой Мария-Антуанетта на миг позволила себе забыть о том, что предназначалась-то она не ей. Незадачливые мастера отчего-то тешили себя надеждой, что ее величество не знает о том, кто должна была стать хозяйкой ожерелья. — Ваше величество, это высшее достижение моей жизни, его общий вес не менее 2800 карат! Мисье Бомер и я вложили в него свои души, трудясь над ним для вас! — патетически воскликнул Босанж, чуя неладное. — Для меня… — повторила Мария-Антуанетта. — Хм… как странно, а я слышала, что оно было создано для мадам Дю Барри — шлюшки покойного деда моего мужа! А теперь вы имеете наглость предлагать его мне! Берегитесь, как бы вы не отправились в изгнание вслед за ней! Оба ювелира принялись, кланяясь до земли, униженно вымаливать себе прощение, но королева больше не желала видеть ни их, ни ожерелья. Тогда Бемер и Босанж решили поскорей уносить ноги, мысленно призывая на голову надменной австриячки все известные им проклятия, но в то же время радуясь тому, что сравнительно дешево отделались, и изгнание им, кажется, не грозит… Жанна смотрела вслед бедолагам, и в ее хорошенькой головке созревал один план, хотя нет… созрел он еще в ту минуту, когда она увидела ожерелье и восторг королевы при виде оного. Немного времени спустя она сама отправилась к ювелирам и объявила отчаявшимся мастерам, что походатайствует за них перед ее величеством, а еще… переубедит ее касаемо ожерелья! Унылые физиономии Бемера и Босанжа тут же просияли, и они, глядя на Жанну, как на Мессию, сказали ей: — Сударыня, мы не знаем, как благодарить вас! Вы просто ангел небесный, ниспосланный нам на помощь Всевышним! Вы можете рассчитывать на щедрые комиссионные, если эта сделка состоится. — Она состоится, будьте покойны, — заверила она их. «Итак, что мы имеем? — спросила Жанна. — Ювелиры, которым нужно продать ожерелье королеве, недоумок, который хочет стать министром и переспать с королевой и гризетка, которая на королеву похожа! Можно действовать!» …Парк, окутанный ночной мглой, волшебное сияние луны и мужчина, с обожанием смотрящий на белокурую женщину в плаще, которая держит в руке алую розу. Вот он встает перед ней на колени и пылко клянется ей в любви. Она шепчет ему в ответ на немецком всего три слова: «Ich liebe dich», но эти слова заставляют его полностью позабыть голос разума и слушать лишь сладкий голос сердца. Возлюбленная протягивает ему розу, и он осыпает цветок любви и руку, дарящую ему его, жгучими поцелуями. Дама увлекает его за собой в грот, и там они предаются своей нежной страсти… Казалось бы, все это старо, как мир, и во встрече счастливых любовников под луной — их покровительницей — нет ничего особенного, да только зовутся они кардиналом де Роаном и Марией-Антуанеттой. По крайней мере, в последнем прелат-волокита был убежден. Домой кардинал возвращался почти что на рассвете. Рядом с ним в карете сидела Жанна — его верная наперсница в делах любви, и де Роан не уставал благодарить ее за то, что она устроила его счастье. Он был просто убежден в том, что королева влюблена в него. Жанна с тонкой улыбкой выслушивала излияния прелата, думая при этом: «Тэк-с, кардинал наш сгорает от страсти, словно солома на ветру, можно брать его готовеньким…» Вскоре Роан получил от дамы сердца нежную весточку, в коей, помимо слов любви и сравнения его с Аполлоном, звучали едва уловимые нотки грусти. Герой-любовник в сердечном трепете стал думать и гадать над тем, что могло послужить причиной печали его прекрасной королевы. Знать об этом по его мнению мог только один человек, и этим человеком была Жанна де Ла Мотт! — Понимаете, монсеньор… — замялась Жанна, будто не решаясь ответить на его вопрос, либо из боязни выставить королеву в невыгодном свете. — Та, кого вы любите, из-за скупости зануды-мужа не может получить одну вещь… Это некое ожерелье, которое она просто сгорает от желания иметь, вам ведь известна ее тяга к драгоценным камням. Молодая женщина на минутку умолкла, потупившись, и, не сводивший с нее беспокойных глаз прелат велел ей: — Продолжайте! — Так вот, монсеньор, — послушно продолжила она, — ей мог бы помочь друг, в верности коего она не смогла бы усомниться. Друг этот провел бы переговоры с господами Бемером и Босанжем от ее имени, стал бы ее поручителем и… вы поняли о чем я. Ее величеству очень хотелось бы, чтобы этим другом были вы. Слова Жанны окрылили кардинала еще сильней. Значит, доверие его королевы к нему безгранично, и своей помощью в покупке этой блестящей безделушки он сможет доказать ей силу своей любви, и тогда она… Но тут одна мысль заставила Роана спуститься с небес. Это была неприятная мысль об астрономической цене ожерелья и о собственных долгах. Последнее Жанна не учла и, видя колебания кардинала, испугалась того, что недооценила того, и он не настолько туп, как ей казалось. — Решайтесь, монсеньор! В вашей воле сделать королеву счастливой! — стала нажимать на него она. — Я должен подумать, — пробормотал де Роан. Жанна подавила вздох. «Подумать только, все складывалось так удачно», — подумала она с досадой, не зная о том, что скоро у нее появится неожиданный помощник. …Сильные мира сего часто любят окружать себя магами, оракулами, гадателями — словом, всеми, кто может помочь им заглянуть в будущее и узнать о грозящей опасности, либо, наоборот, увидеть себя купающимися в славе. Иным же маги нужны для того, чтобы устранить соперника, конкурента, не прибегая при этом к пуле или яду. Иногда слова прорицателя способны изменить даже ход истории. К примеру, Цезарь в своих «Записках о Галльской войне» не без скрытой насмешки рассказывает о том, как вождь германцев Ариовист не вступал в решительную борьбу, потому что ему было предсказано, что нельзя совершать сражения раньше наступления новолуния. Но, к несчастью для Ариовиста, Цезарь, своими налетами так раздразнил германцев, что те в гневе вышли из лагеря и вступили в битву, в результате которой их вождь потерпел полное поражение. Правда, дядюшка самого божественного Юлия — не великий, но знаменитый Марий — в свое время также поверил гадателю, предсказавшему ему славную будущность. И, надо сказать, не зря… Кардинал де Роан исключением здесь не являлся и тоже частенько прибегал к услугам магов-кудесников, в том числе и привороту, давая им этим отличный способ для заработка. Вот только приковать к себе любовными чарами гордую австрийку они ему что-то не помогли, хоть сейчас он и был убежден в обратном. Но речь немного не об этом. Один весьма интересный и в высшей степени приятный господин, имевший тысячу имен, но остановившийся сейчас на звучном, загадочном имени Калиостро и графском титуле, также решил на нем подзаработать. Преследовал он и другую цель, но об этом после… Тем прекрасным вечером великий маг и волшебник пригласил кардинала де Роана на свой банкет, где собрались и другие доверчивые представители аристократии и даже некоторые ученые. При этом за столом стояли и пустые стулья, и на них по словам хозяина восседали великие философы прошлого, включая материалиста Вольтера, неизвестно как на таком мероприятии оказавшегося. Духи мудрецов давали собравшимся ответы на волновавшие их вопросы, конечно же, при посредничестве Калиостро. Жена последнего, очаровательная брюнетка Лоренца Фелициани, с милой улыбкой предлагала гостям волшебные товары, помогающие от всех болезней, и строила им глазки. Играла восточная музыка, в тон коей чародейка Лоренца была одета, повсюду были зеркала, горели ритуальные черные свечи и факелы, чье пламя весело плясало, отражаясь в эликсирах, дарящих бессмертие и вечную молодость… словом, все было на высшем уровне. Роан, сделав большие глаза и развесив уши, зачарованно наблюдал за действом, а составившая ему компанию Жанна позевывала, жалея о том, что тратит время на эту чушь. Как и Клод она суеверной дамой никогда не была и не верила в подобное. Однако же, сам маг — инфернальный красавец-брюнет с роковым взглядом из-под длинных ресниц — очень даже впечатлил ее, и молодая женщина украдкой любовалась им, невольно завидуя его достойной супруге. «Этот мошенник прекрасней самого Антиноя! Интересно, каков он в постели?» — восхищенно подумала Жанна, а посему, когда по окончании действа кудесник назвал ее по имени и властным жестом велел ей остаться, она втайне возликовала. — Вы что же, хотите предсказать мне будущее, любезный хозяин? — игриво спросила она. — И да, и нет, — несколько сухо ответил он. — Вернее, я хочу немного поговорить с вами о настоящем, сударыня. — Вот как? — спросила Жанна, почему-то вздрогнув. — И что же вам известно о моем настоящем? — Все, включая милую шутку, которую вы недавно сыграли с кардиналом де Роаном с помощью златовласой шлюшки, похожей… на одно известное всем лицо, — медленно проговорил Калиостро, делая ударение на каждом слове, — а еще… мне известно о вашей новой шутке, которую вы собираетесь провернуть с помощью одной дамской безделушки, но очень дорогой! Лицо Жанны стало белым, как мел. «Неужели Рето проболтался?!» — с ужасом подумала она, зная, чем все это чревато. — Нет, этот газетчик здесь не при чем, хотя я бы советовал вам выбирать сообщников получше, — будто прочитав ее мысли, произнес Калиостро. — Как видите, сударыня, я, если и мошенник, то ровно наполовину. Просто, как истинный сицилиец, люблю блеск и мишуру, да и бесплатно никто ничего не делает. — Хотите войти в долю? — тихо спросила его Жанна, уже успевшая взять себя в руки. — Благодарю за ваше щедрое предложение, графиня, — отвечал Калиостро, — я от него не откажусь, но в этом деле меня интересует не только денежная сторона. — Но… в таком случае, что же вам нужно?! — громким шепотом произнесла Жанна. — Как вы знаете, я — приспешник дьявола, — с легкой улыбкой начал граф, — ну, так вот, дьявол сейчас на вашей стороне и поможет вам провернуть ваше дельце, поскольку оно послужит толчком к революции, которая в свою очередь приведет на престол Антихриста. Жанна вскинула брови. Слова мага о дьяволе и Антихристе показались ей больным бредом, но вот слова о революции удивительным образом перекликались с тем, о чем частенько грезила она сама. Коль династия Валуа в свое время пала, то и династия Бурбонов, укравшая у нее все, даже детство, тоже должна пасть! Только тогда она поверит в то, что справедливость существует! — Как же дьявол хочет мне помочь? — прошептала она. Калиостро широко улыбнулся в ответ. …Впечатленный увиденными им в жилище мага чудесами Роан, конечно же, согласился, когда тот предложил ему устроить для него опыт магнетизма. Снова играла колдовская музыка, снова свет факелов плясал по стенам, снова маг бормотал слова какого-то известного лишь ему заклинания, и вот на глазах у кардинала жена Калиостро, прекрасная Лоренца, вошла в транс и с разметавшимися волосами и выступившей, словно у древнегреческой пифии, пеной на губах принялась выкрикивать какие-то бессвязные слова. Грудь очаровательной сивиллы при этом бурно вздымалась, и на глазах у мужа и кардинала она стала лихорадочно срывать с себя одежду и… отчаянно тереть себя между ног. Более соблазнительное зрелище трудно было бы представить, и при виде него не смог устоять даже сам маг-кудесник. Рванув на себе рубашку, Калиостро кинулся к любимой жене, чтобы сотворить с ней магическое действо, сильно напоминающее бурный, магический секс… Кардинал с трудом удержался от того, чтобы присоединиться к ним и принялся предаваться греху, в свое время заставившему Господа прогневаться на Онана. — Особа, являющаяся предметом ваших мечтаний, будет всецело принадлежать вам и поможет вам возвыситься, подобно ливанскому кедру, если вы исполните одну ее просьбу, — объявил маг, бурно дыша после проделанного им магнетического опыта. — Я вижу вас министром и почти что королем, но только в том случае, если вы дадите ей то, что она хочет! На следующий день ду… доверчивый человек в кардинальской мантии отправился к ювелирам, чтобы обговорить с ними условия покупки ожерелья, заявив им, что действует от имени королевы. Преисполненные радости мастера вручили ему свое творение, и из его рук оно перекочевало в ловкие ручки Жанны де Ла Мотт де Валуа. …В будуаре при свете свечей полуобнаженная Жанна примеряла на себя сияющее волшебной красотой ожерелье, и ей хотелось поцеловать прекрасную темноволосую нимфу в драгоценных каменьях, смотревшую на нее из зеркала. Все это начиналось, как игра, и, играючи, она получит то, что принадлежит ей по праву… вернет то, что у нее украли проклятые Бурбоны! Она не воровка, настоящие воры — это они! Даже несмотря на то, что делает она теперь, она чище, чем многие при Дворе, чьи сладкие слова насквозь фальшивы, чище, чем этот кардинал, поедающий, как сказано в его же Библии, дома вдов и сирот! Так оправдывала себя Жанна в собственных глазах и… в глазах покойного отца, который был для нее живым… отца, чей добрый, чуть грустный взор смотрел на нее из прошлого, из украденного у нее детства. Поглощенная своим занятием и волновавшими ее мыслями Жанна даже не заметила, как дверь в будуар отворилась, и в него вошел тот, кто, казалось, давно забыл туда дорогу — ее муж Никола. — Так-так, дорогая женушка, — проговорил он нараспев, — ты ничего не хочешь мне рассказать? От неожиданности Жанна вздрогнула и медленно обернулась на голос мужа, но она слишком презирала его для того, чтобы опасаться, хотя какие-то остатки былых чувств в ней еще теплились… — Я хочу сказать тебе лишь одно: в твоих интересах слушать во всем меня, и тогда мы будем сказочно богаты! — произнесла она. — Не сомневаюсь… — задумчиво проговорил он, зачарованно глядя на переливавшееся всеми огнями ожерелье, украсившее шею его жены. На миг перед Никола пронеслось искушающее видение: спящая жена и он, склоняющийся к ее изголовью, дарящий ей прощальный поцелуй и перерезающий ей глотку, чтобы сбежать вместе с камушками куда-нибудь далеко, на край света, где его ждет роскошная жизнь и прекрасные женщины… К счастью для Жанны, человек должен был обладать решимостью, чтобы совершить подобный поступок, а ее муж для этого был слишком труслив… Повздыхав, любящий муж принялся помогать своей жене, наконец, снявшей ослепительное ожерелье, разбирать его на кусочки. При этом супруги нечаянно повредили несколько камней, но сия маленькая неприятность не тревожила их. Скоро их ждет Эльдорадо. Конечно, когда не будет внесена условленная сумма, обман раскроется, но им при этом ничего не грозит. Да, королева платить не станет, но вместо нее это сделает Роан, выступивший гарантом этой сделки. Заплатит он, как миленький — просто, чтобы избежать насмешек. Этот глупый поп поймет, каким ослом его сделали и позаботится, чтобы об этом не узнали другие. Что до них и до их славного знакомого Рето, то к тому времени они постараются уехать из страны. План Жанны был прост, как все гениальное, но, увы, в нем имелись две ошибки. Первая из них состояла в том, что она не учла того, что кардинал к тому времени настолько погряз в долгах, что не мог заплатить даже первый взнос. Вторая принадлежала не Жанне, а Рето де Вилетту. Подделывая расписку королевы, он поименовал ее Антуанеттой Французской, как-то позабыв о том, что она — эрцгерцогиня австрийская… Последняя в это самое время безмятежно порхала на балах и в письмах к брату смеялась над одураченным ею прелатом, не подозревая о том, что кое-кто дурачил и ее саму. И вот в один прекрасный день в королевском дворце вновь появились Бемер и Босанж. Австрийка, имевшая на них зуб еще со времен последней встречи, не особенно обрадовалась и встрече новой и осведомилась, с чем, собственно, господа пожаловали. Мастера проглотили обиду — другого выхода у них просто не было — и в ответ деликатно поинтересовались, когда же им заплатят деньги. — О каких деньгах идет речь, господа? — приподняв бровь, спросила королева. — Мы говорим о нашей сделке, вознесшей нас, двух простых смертных, к вершинам блаженства и о том, что наше прекраснейшее творение украсит прекраснейшую из королев, — произнес любивший цветастые фразы Бемер. — Мисье Бемер… — в недоумении проговорила Мария-Антуанетта. — Мисье Бемер, у меня напрашивается только один вывод: вы сошли с ума! Оба ювелира в растерянности переглянулись, чувствуя, что и впрямь скоро сойдут с ума. Дрожащими руками Бемер стал рыться в бумажнике, пока не извлек из нее злополучную «королевскую расписку» — ту самую, в которой Рето де Вилетт сделал грубую ошибку. Затем обманутый мастер протянул ее королеве… Мария-Антуанетта с растущим раздражением развернула ее и, пробежав глазами, отдала Бемеру со словами: — Эта расписка не моя. Отдайте ее Антуанетте Французской, которая ее написала, я же эрцгерцогиня австрийская. — Ч-что? — заикаясь, пролепетал Бемер, даже забывший на миг перед кем находится. — Вы легко дали себя обмануть, сударь, но мне интересно знать, кем же состряпана эта грубая подделка и все это мерзкое дельце, — произнесла королева. И Бемер с Босанжем поведали ей все, что знали — и о ниспосланном им ангеле из ада по имени Жанна де Ла Мотт, и о кардинале де Роане, выступившем поручителем. Королева слушала их, мрачнея все больше. Все становилось для нее ясным. Жанна де Ла Мотт, с помощью которой она хотела посмеяться над влюбленным идиотом, повела за ее спиной свою игру — игру, грозящую запятнать ее, Марии-Антуанетты, имя! Теперь нельзя медлить, нужно действовать, иначе она окажется выставленной в самом неприглядном свете! …Когда кардиналу де Роану было велено явиться во дворец, наивный болван представил себе, что сейчас его осыпят почестями и сделают министром. Одетый в пурпурную мантию его преосвященство величаво, павлином прошел во дворец, чтобы услышать три страшных слова: «Арестуйте господина кардинала»! Потрясенный Роан принялся кричать, что влюблен по самые уши, но его возлюбленная оказалась недостойной женщиной и королевой, обманувшей его с помощью своей подруги. При этом он стал делать прозрачные намеки по поводу тайных встреч в ночном парке. Конечно, его быстро вывели вон, но эти слова слышали все присутствующие, и Антуанетта знала, что скоро, благодаря мерзким пасквилянтам, о них узнают все! Узнавший об аресте кардинала Никола де Ла Мотт стал метаться, словно загнанный зверь. Иное дело, его супруга. Она казалась совершенно спокойной и какой-то отрешенной, но при этом в ее поведении не было и покорности жертвы. Скорее, это было достоинство павшей королевы. — Будь покоен, я что-нибудь придумаю, — сказала Жанна мужу, но его не особо успокоили эти слова. Как человек малодушный, он стал подумывать о бегстве. Жанна же решила посетить могилу отца. Преклонив колени перед последним его пристанищем, она просила у него прощения за то, что не оправдала его надежд и встала на преступный путь. Перед глазами у нее прошла печальная картина — привет из невеселого детства. Тоскливая зима, снег, саваном укрывший землю, и маленькая девочка, плачущая над могилой отца. Кто была эта девочка? Жанне сейчас не верилось, что это была она сама — столько всего случилось с ней, столько всего натворила она сама! «Прости меня, папа», — шептала она, но сердцем просила прощения у маленькой девочки — у той, у кого украли отца и детство. Именно у отцовской могилы Жанну нашли явившиеся ее арестовать люди. Она печально улыбнулась этой иронии судьбы и без слез и оправданий последовала за ними. Теперь ее ждали Бастилия, королевская тюрьма, которой еще только предстоит рухнуть, судебное разбирательство и позорное наказание — кнут и клеймо — печать воровки. …Кнут обжигал ее спину, вырывая у нее крики боли и проклятия, которые она обрушивала на головы своих палачей. Будучи ребенком, она видела в Житиях святых изображения мучеников, подвергавшихся бичеванию, и вот теперь такой мученицей стала она… Правда, святости в ней не было ни капли. Лица мучеников оставались спокойными и благостными, ей же ее олимпийское спокойствие под конец изменило. Царапаясь, словно дикая кошка, она яростно вырывалась из лап своих мучителей, будто в ее силах было спастись от них и уйти от наказания. — Подлецы-французы! — кричала она при этом. — Вы не защищаете меня, вы позволяете меня пытать! Вы — жалкие рабы и всегда такими останетесь! В народе послышался громкий ропот. Он уже начинал сочувствовать храброй воровке, о печальном прошлом которой кое-что слышал, но выступить в ее защиту все же боялся. «Рабы… жалкие рабы!» — болью отозвалось в сердцах многих. Когда позорящая рука палача наносила на ее плечо клеймо — бурбонскую лилию — Жанна сильно дернула плечом, и рисунок смазался. Вторую «печать» ей поставили, когда она уже была без сознания… В это время сравнительно легко отделавшийся, благодаря знатности рода и связям, кардинал принимал утешение в объятиях очередной любовницы, и вместе они распивали ароматное вино. Калиостро и его милая Лоренца пересекали границу. Свою миссию они выполнили и теперь могли ненадолго затаиться. Что до мужа Жанны, то он благополучно бежал из страны… вместе с разобранным на кусочки ожерельем, нимало не беспокоясь об участи жены. Жанна, мечтавшая подняться на трон Валуа, смогла подняться лишь до окон исправительной тюрьмы, куда ее бросили после вынесенных ею мук. Теперь лилия из дома Валуа должна была медленно увядать в трудах и страданиях, терпя унижения и дурное обращение. Так должно было случиться, но… не случилось. В этом аду у Жанны появился неожиданный друг… вернее, подруга. — Шевалье де Буаселье?! — изумленно вопросила Жанна, всмотревшись в лицо женщины, которую приставили за ней присматривать вместо прежней надзирательницы. — Для кого-то я шевалье де Буаселье, а для кого-то я — мадемуазель Клод де Буаселье, — задорно улыбнулась та, сверкнув ярко-голубыми глазами. — Для друзей же я просто Клод, Жанна. — Пусть так, но вы вряд ли будете другом мне, ведь насколько я знаю, вы верно служите королеве, — проговорила Жанна, подумав о том, как она раньше не догадалась об истинном поле голубоглазого шевалье. — Чего вы хотите от меня? — Да, я верно служу королеве и монархии, пусть даже ей суждено пасть, но я знаю вашу историю и восхищаюсь вами, — отвечала ей Клод. — Мы с вами кое в чем похожи, с той лишь разницей, что я не стала бы искать добра от воровского ремесла. Скажите… — чуть помедлила она. — Если я помогу вам выйти отсюда, вы обещаете вернуться к честной жизни? — Ну… — тонко улыбнулась Жанна. Той же ночью Жанна де Ла Мотт де Валуа таинственным образом исчезла из тюрьмы… исчезла, чтобы объявиться в Лондоне. Там она засела за написание статей и мемуаров, в которых обличала пороки французской знати и некоторые тайны Двора. Но вскоре мы с ней встретимся вновь…