***
Когда теряешь того, кто тебе дорог, сердце отказывается верить в эту утрату и надеется на чудо… надеется даже без надежды. Так было и с Габриэль. Ей хотелось чуда, которое помогло бы ей вызволить подругу из цепких лап смерти, и с этим пришла она к той, кто, как ей хотелось верить, была способна делать чудеса — к принцессе Елизавете. Розы в монастырском саду все так же цвели пышным цветом и благоухали, пташки выводили свои трели, а солнышко смеялось, давая тепло им всем. Глядя на этот рай, Габриэль с невеселой улыбкой поймала себя на том, что удивляется, как солнце может светить по-прежнему, когда ее Клод больше нет. «Да нет же, она здесь, со мной! Ее душа еще не отошла, и мадам Елизавета поможет мне вернуть ее!» — тешила себя надеждами она, когда хозяйка здешнего рая вышла ей на встречу. — Значит, Клод больше нет с нами, — с печалью произнесла святая девушка. — Увы, дьявол силен и коварен, и она пала в борьбе с ним. «И дано было ему вести войну со святыми и победить их», — сказано в Откровении. Клод получит свой венец на небесах. Эти слова не утешили Габриэль и, ощутив укол в сердце, она взволнованно заговорила: — Но… но она нужна мне здесь, на земле! Верните мне ее, вы ведь все можете! Я видела, как вы исцелили ее ноги! — Всемогущ только Господь, — покачала головой Елизавета, — а я всего лишь его слабая служительница. Я могу исцелить тело, а иной раз и душу, но воскрешать из мертвых мне не дано. — Тогда исполните лишь одну мою просьбу — не предавайте ее еще земле. Я хочу подольше побыть рядом с Клод, прежде чем я прощусь с ней навсегда и буду учиться жить без нее, — сквозь слезы сказала Габриэль. — Конечно, дитя мое. …Душа видит все, и мечтавшая о пути воина Клод, наверное, была сильно удивлена, увидев себя лежащей в гробу, в белом платье невесты. Вряд ли она мечтала о таком погребении, но в глазах принцессы-настоятельницы иное было бы кощунством. Лицо Клод казалось красивее и тоньше, чем при жизни, и сейчас в ее облике появилось что-то возвышенное, потустороннее… Помещение было окурено ладаном, но этого и не требовалось, потому что запаха тления не было. «Эта девушка была святой», — благоговейно шептались знавшие об этом монахини. Склонившись над умершей подругой, Габриэль погрузилась в воспоминания обо всем, что пережили они вместе, и в мысли о любви и смерти.***
Мысли Габриэль «Мы были так счастливы, любимая, и вот смерть отбирает тебя у меня. Как это могло случиться и как мне без тебя жить? А мне придется жить, ведь я себе ничего не сделаю — такой поступок был бы трусостью, и ты бы это не одобрила. Как жаль, что мне не суждено было принять смерть вместе с тобой! Я умерла бы счастливой, и наши души соединились бы на небесах. Но вместо этого меня ждут долгие, тоскливые дни без тебя. Сколько их будет? Кто знает… Я видела картины из прошлой жизни… видела руку на кресте, видела твою грустную, ласковую улыбку. Сквозь муку ты улыбалась мне, и это вселяло в меня мужество, давало сил безропотно терпеть свои страдания. Я сказала тебе, что люблю, и ты ответила на это, что я была лучшим в твоей жизни. Это ли не счастье? Ради этого я готова умереть сотню или тысячу раз. В наши руки впивались гвозди, из наших ран на снежную землю текла кровь, а наши сердца пели от любви! Любовь и кровь… Любовь и смерть, добро и зло… Что свято, что грешно, понять нам суждено. Любовь и смерть, добро и зло, А выбрать нам дано — одно… И вот, пролетев сквозь пыль прошедших столетий, наши души возродились, чтобы встретиться вновь. Увы, смерть и дьявол шли за нами по пятам и отняли тебя у меня. Писание велит нам верить в чудеса, и я все равно верю, что ты вернешься. Но даже если этого не будет, я буду ждать новой встречи с тобой на небесах, как когда-то… Надежда на это поддержит меня, а еще — вера в Христа, вера в то, что он сильнее воронья и может изгнать зло! Я люблю тебя, Клод!..»***
…Жанна знала, что сильно рискует, возвращаясь во Францию, но не отдать последний долг той, что помогла ей выбраться на свободу, она не могла. Она простится с Клод, пусть даже ей придется столкнуться лицом к лицу с самой Марией-Антуанеттой, ибо если не сделает это, то сама себе этого не простит. Обзаведясь новым именем и парочкой пистолетов — последняя предосторожность была отнюдь не излишней — знаменитая воровка въезжала в Париж, куда, казалось, дорога ей была заказана. Вскоре она уже была в монастыре перед гробом с Клод. К чести Жанны ее печаль и тоска при виде своей лежавшей в гробу спасительницы были искренними. Иное дело, что вскоре они потеснились, чтобы дать место в ее душе другому чувству — чувству алчности. Воры редко бывают бывшими, и при мысли о богатствах монастыря глаза Жанны де Ла Мотт так и загорелись. — Даже не думай! — вдруг раздался суровый голос. Жанна так и подскочила от неожиданности и испуга. Ей показалось, что этот голос говорил… в ее голове! «Неужели я схожу с ума?!» — со страхом подумала воровка, обхватив руками голову. — Не бойся, ты в своем уме, — проговорил тот самый голос, и в этот раз Жанна уловила в нем толику насмешки. Кроме того, он показался ей до боли знакомым… — Клод?! — вскрикнула она. — Но ты же… — Умерла? — закончил за нее голос. — Так и есть, но говорю с тобой я, а не твоя совесть. Теперь Жанне послышался смешок, а при слове «совесть» невольно усмехнулась уже она сама. «Ну, это понятно, я со своей совестью в сделке», — сказала она себе. — Ну что ж, — переведя дух, начала Жанна вслух, — я верю, что это действительно ты. Но… раз я тебя слышу, значит, я, все-таки, сошла с ума! — Думай как знаешь! Но мне нужна твоя помощь! И только ты можешь мне помочь вернуться! — сказал ей голос Клод. — Как же? — спросила Жанна. — Нужна амброзия — пища древних богов, но для начала ты должна украсть мое тело… Жанне казалось, что после того, как ей довелось услышать голос покойницы ее уже ничего не удивит, но теперь воровка увидела, что ошиблась. «Амброзия… древние боги. Что дальше?» — думала она, чувствуя, что у нее голова идет кругом. Но авантюрная натура уже начинала брать в ней верх. «Ну, если это и сумасшествие, то довольно забавное. С богами я еще дел не имела и тел из монастырей не похищала», — сказала она себе. — Как ты хочешь, чтобы я это сделала? — поинтересовалась воровка у Клод. В голосе Клод послышались веселые искорки: — Для начала ты должна поменяться одеждой с одной из монахинь… — Постой! Ты хочешь, чтобы я замаскировалась под монашку?! Я же ничего не знаю о религии и я та еще грешница — ты же знаешь! — возразила Жанна, но слова Клод заставили ее улыбнуться. — Тебе и не нужно этого знать, нужно просто действовать, а ты профи, — сказала Клод. «Ну что же… Будем пытаться», — подумала воровка и направилась на поиски подходящей жертвы. Вскоре она нашла подходящую кандидатуру на эту роль в лице одной толстой монахини с добродушным, но глуповатым лицом, как раз шедшей ей навстречу. — Святая сестра, я хотела бы с вами поговорить… — начала Жанна, остановив ее. Похожее на полнолуние лицо монашки выразило удивление. — О чем же, дочь моя? — О религии, святая сестра, о религии. Я наслышана о вашей учености. Монахиня в миг буквально раздулась от важности, даже не подумав усомниться в словах Жанны. — А грешно ли рисовать деву Марию… с натуры? — неожиданно спросила темноволосая девушка. — С натуры? — удивленно переспросила монахиня. — А кто-нибудь разве сподобился увидеть ее во плоти? — Ну так она ведь жила очень давно, мы можем сказать только то, что она была красива, а ее точное описание неизвестно, — резонно сказала Жанна, — а с вас я бы написала Марию. Монашка сделала большие глаза и сложила руки в молитвенном экстазе. — Так вы художница, сударыня, и хотите с меня саму Мадонну писать?! — вскричала она. — Конечно, — не моргнула даже глазом воровка. Впрочем, она не врала, Мадонну она с монахини действительно напишет. И сумеет это сделать. Монашка все же не так бесстыдна, чтобы не пожертвовать бедняжке-художнице что-нибудь, а уж старое тряпье кого-то из сестер и вовсе не жалко будет. — А где это будет происходить, и что должна буду делать я сама? — поинтересовалась толстая монахиня. — Пусть это происходит где-нибудь подальше от лишних глаз, это ведь священнодействие, — начала Жанна, — а что касается того, что должны будете делать вы, то здесь все просто: от вас требуется снять эту старую, портящую вашу красоту рясу и надеть более приличествующий такому случаю наряд. Богородице, ведь, негоже быть в рубище! — Да так-то оно так, но что же я надену? — заволновалась монахиня. Надобно сказать вам, что настоятельница и патриарх отнюдь не заботились даже о новых рясах для сестер. Говорили, чтоб гордыни не было, да только сами-то ходили одетые не хуже принцев крови… И соответственно монахиня действительно не могла найти приличной одежды. — Не беспокойтесь, сестра, — очаровательно улыбнулась Жанна, — я, как нам велит Писание, отдам свою одежду ближнему, ну то есть ближней. Растроганная монахиня хотела даже сказать, что отдаст одежду доброй девушке, что наденет ее только для картины, но Жанна не давала ей вести подобные речи. Как уже знает читатель, Жанна была дитя многих талантов. Художницей она, правда, была посредственной, но благочестивая Христова невеста уж точно не была знатоком живописи. Так или иначе, Жанна оказалась верна своему слову и действительно написала с монашки Мадонну, когда они поменялись одеждой. Написала, на взгляд последней, прекрасно. «Такой красавицей я была в юности! — восхищенно подумала натурщица. А платье Жанна пожертвовала от души, как добрая христианка… если верить ее словам. Как только картина была готова к вящему удовольствию той, что послужила для нее моделью, Жанна попросила добрую монахиню допустить ее ко гробу Клод вновь. Та с радостью согласилась и оставила Жанну наедине с печалью. Так ей казалось… Убедившись, что никто за ней не наблюдает, Жанна ловко приподняла тело и ушла через черный ход. Однако же, когда оно пропало монашка не особенно расстроилась. Не все они фанатизмом страдают все же. Меж тем, Жанне предстояло сделать второй шаг — быть может, менее опасный, но представлявшийся ей сейчас нереальным, а именно, добыть амброзию. Как известно, эту пищу богов можно добыть на Олимпе, если сможешь стащить, конечно, да еще как-то попасть туда, либо ежели бог по доброте душевной или, скорее, по своей прихоти угостит тебя. На ум Жанне пришла Лаверна — богиня, что по словам древних покровительствует ворам, жуликам, бесчестным торговцам и тем, на кого не нашлось бога. Выбор у воровки был невелик, и она стала взывать к этой богине всего нечестного люда. Богиня явилась перед ней вся, что было хорошим знаком, ведь, как известно, она появляется либо вся, либо только голова, либо тело. „Значит, она благосклонна ко мне…“ — Зачем ты звала меня, смертная? — спросила воровская богиня у своей последовательницы. — Я хочу добыть амброзию, а помочь в этом мне можешь только ты, — немного нервно отвечала Жанна. Все-таки, не каждый день увидишь богиню. — Я и верно могу. Но ответь мне честно, зачем тебе это — просто как богине, на себя такую ответственность просто так взять не хочется, — честно призналась та. — Зевесушко-то меня отнюдь не жалует. Я стала богиней воров, потому что сама жуликовата и более подходящей паствы не было… Жанна ответила не сразу, поскольку знала, что ее богиня куда больше приветствует разумный эгоизм, нежели альтруизм. — Мне это нужно, чтобы воскресить подругу, которой я обязана свободой, — наконец проговорила она. — Что же, я тебе помогу, — к удивлению Жанны, быстро согласилась богиня. — Благодарю, моя богиня, — отвечала воровка, искренне обрадованная тем, что все так удачно сложилось. — Тебе придется показать недюжинное мастерство, — предостерегла Лаверна. — На Олимп-то я тебя переправлю… под видом меня. — Я не подведу, — улыбнулась Жанна. Еще немного, и вот на месте Жанны стояла Лаверна, а на месте Лаверны Жанна. Это несколько позабавило воровку. „Сегодня у меня поистине день мена, и что-то мне подсказывает, что этим он не закончится, — подумала она. — Интересно, с кем и чем я обменяюсь в следующий раз?“ *** Лаверне не особо обрадовались на Олимпе, разве что Гермес, сам будучи тем еще плутом, тепло приветствовал родственную душу. Но вот сам царь богов Зевс встречал ее отнюдь не приветливо. Хмуро взглянув на мнимую Лаверну из-под бровей, Громовержец спросил у нее, с чем пожаловала. — Ой, беда-беда, играла с одной девчонкой в карты, а она обжулила меня, и я теперь должна бочку амброзии или свой статус богини! — заголосила Жанна так, что даже Эрида-Дискордия — уж хаоситка-то отличит истину — восхищена была игрой и решила не раскрывать ее. — Замолчи!! — закричал, затыкая уши Зевс. — И дай мне подумать над тем, что здесь можно сделать. Жанна-Лаверна покорно умолкла, и отец богов погрузился в долгие размышления. Перед ним стояла сложная задача. С одной стороны, ему очень хотелось лишить статуса богини и окончательно прогнать с Олимпа эту вороватую особу, но с другой… с другой — даже жуликам и ворам нужен покровитель. А что до амброзии… уже бывали случаи, когда ушлые смертные прибирали ее к рукам. Пример Каллисто и Веласки был еще достаточно свеж, ведь всего каких-то две тысячи лет прошло. — Ну что же, — поглаживая бороду, начал он, — бери бочку с амброзией, и пусть ею упьется та ловкачка, что смогла тебя обжулить! Жанна взяла бочку и быстренько исчезла, это то ей обеспечили, а примерно минут через десять вернулась настоящая Лаверна. — Клянусь своим искусством, виновата не я, а смертная! — закричала она, влетая в тронную залу. — Тяжело ей было бочонок тащить домой, ну мы обе и подумали, что отопьем самую малость — он и полегче станет. — Сколько же там осталось? — поинтересовалась Дисгармония. — Думаю, половина. Ответ вызвал гомерический хохот богов. Даже Зевс соблаговолил улыбнуться, невзирая на то, что собирался приказать Лаверне больше не появляться на Олимпе вообще. Лаверна весело смеялась вместе со всеми, радуясь тому, что они с ее последовательницей так ловко провели богов. Жанна радовалась не меньше, чем она. До сих пор ей доводилось дурачить лишь простых смертных, и вот теперь она одурачила самих „жителей неба счастливых. Воровка улыбалась своим мыслям, когда в ее голове зазвучал другой голос — голос Клод. — А ты молодчина! — похвалила ее та. — О Господи! — подскочила Жанна. — Предупреждать же надо! Кстати… а откуда ты сейчас говоришь со мной? — Сейчас я вселилась в твое тело, но не беспокойся — это временно, а сейчас дадим знать Габриэль о том, что я скоро вернусь… и что поможет мне в этом именно она… силой своей любви. Тем же вечером Габриэль, ненадолго воротившаяся в свой пустой дом, получила странную записку. Читая ее, девушка чувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. ‚Здравствуй, Габриэль! Та, которую ты любишь, не оставила тебя. Она вернется, но для этого ей нужно вкусить пищу богов — амброзию. Как ты сама понимаешь, мертвая не может сделать это, но сейчас ее душа находится в моем теле. Я могла бы отведать амброзии сама, но тогда я стану бессмертной, а мне это ни к чему. Помочь Клод можешь только ты…‘ Далее Жанна сообщала подруге Клод о своем нынешнем местопребывании, а завершала письмо воровская подпись. *** …Как только Габриэль заглянула в глаза Жанны, она поняла, что все сказанное в письме было правдой. Взгляд воровки был сейчас взглядом другой, в глазах ее сейчас отражалась душа Клод. — Это ты… — прошептала Габриэль. — Да, это я, любовь моя, — ответила ей устами Жанны Клод. Она шагнула к своей милой и тут же заключила ее в объятия. Их губы слились в долгом поцелуе, и пусть человеку непосвященному показалось бы, что Габриэль целует сейчас другую, они обе знали истину. — А теперь вернись ко мне насовсем! — пылко произнесла Габриэль, когда их губы наконец разомкнулись. Ответом ей была нежная улыбка любимой. Набрав горсть амброзии в рот, юная блондинка приблизилась к телу Клод — к телу, которое пусть ненадолго, но оставила душа. Теперь она целовала уже мертвую, и с этим поцелуем та получила от нее пищу богов. Тело Клод засветилось, и ее огромные голубые глаза распахнулись. — С возвращением! — сказала ей Габриэль. — Да-да, с возвращением! — улыбнулась Жанна. — Я, правда, рада, что вы вновь обрели друг друга, а я… кхм… обрела себя. — Спасибо тебе за все! — тепло сказала Клод. — Но… что ты станешь делать и куда отправишься теперь, ведь в Париже тебе опасно оставаться! На лукавом лице Жанны появилось мечтательное выражение, сейчас она грезила дорогами дальних странствий и несметными сокровищами, которыми она завладеет. — Англия мне надоела — прескучнейшая страна, — заговорила она наконец. — Я отправлюсь в Новый Свет, а может, и в Россию. Я слышала, что Крым — это настоящий Остров Сокровищ, а значит, мне туда дорога. Что ж, пожелаем Жанне удачи и счастливого пути!