Волшебная лампа, или Порт-кадарский детектив

К концу второго года пребывания Джеммы Райдер на просторах галактики Андромеда случилось одно весьма неприятное событие. Конечно, по масштабу и значимости оно уступало потенциальному вторжению армии кеттов, зато вполне могло поспорить с близящимся избранием директора Танна на второй срок. Отправляясь в космические дали без шанса вернуться домой, Райдер — как человек в высшей степени разумный — прекрасно сознавала, что однажды этот день настанет. Она думала, что готова. В конце концов, по сравнению с радостью исследования непознанных миров это пустяк. Так, досадная мелочь. Но когда кофейные зерна кончились, она поняла, что готовой к подобной мелочи быть нельзя. Следом за зернами стремительно исчез с прилавков и сублимированный кофе, оставив ее ни с чем. Конечно, в будущем она собиралась создать небольшую кофейную плантацию где-нибудь на бескрайних просторах Элея. Более того, ее об этом лично попросили и сородичи, и ангаранские дипломаты, распробовавшие диковинный напиток во время визита на Нексус. Однако сейчас приходилось заниматься более насущными и менее романтичными делами — например, попытками вырастить на Кадаре особо упрямый сорт элааденской тыквы. По крайней мере, директор Танн считал, что лучшего применения ее талантам и не придумать. Ему давно хотелось, чтобы Первопроходец убралась со станции и вместо политики посвятила себя простой и полезной сфере — скажем, ботанике. Учитывая, как редко они с Джеммой сходились во взглядах, это было мудрое решение, особенно в свете грядущих дебатов. Не то чтобы она мечтала о политической карьере — просто директор придерживался весьма радикальных представлений о том, что показывать в новостях, каким образом распределять ресурсы и как обходиться с изгнанниками. В глубине душе его мучила мысль о том, что бунтовщики не только позаимствовали и без того немногочисленные богатства Нексуса (во всяком случае, их часть), но и воздвигли с их помощью город, который — вопреки всем попыткам Инициативы колонизировать другие миры — быстро стал самым процветающим поселением на Кадаре и за ее пределами. Мало кто хотел жить на аванпостах, изучая местные почвы и разводя жидкий суп из питательных брикетов, когда в системе Говоркам подрастал мегаполис. Многие колонисты родились в столицах или на крупных космических станциях вроде Цитадели. Для них, не привыкших к размеренной сельской жизни, Порт-Кадара стала чем-то вроде земли обетованной, рая, где есть все необходимое: деньги, выпивка, фастфуд и служба романтических знакомств. Танн по понятным причинам не приходил от этого в восторг. То, что Кадара не попадала в зону контроля Нексуса и почти полностью управлялась Коллективом, вызывало у директора нестерпимый зуд. А поскольку Джемма не скрывала симпатии к изгнанникам и с самого начала отстаивала их право на независимость, Танну она была очень неудобна. Во время сегодняшнего сеанса связи он не преминул об этом напомнить — видимо, надеясь, что ссылка пойдет Первопроходцу на пользу и что она пересмотрит свои «неправильные» гражданские позиции. В его представлении выращивание тыкв на Кадаре мало чем отличалось от заключения в колонии строго режима. Он не подозревал, что в представлении Джеммы оно, скорее, напомнило необременительный отпуск. Она бы не получила диплом по биоинженерии, если бы боялась возиться в грязи. Под конец сорокаминутной беседы с Танном ей пришлось сделать вид, что связь ужасно сбоит, и отключиться. Слушать новые заготовки его пламенных речей мог только человек с очень крепкими нервами. — Я могу в следующий раз изобразить для вас помехи, — предложила Сид, ставя рядом с Джеммой горячий термос. — Чтобы перебои связи получились достовернее. Шшш, пшшш, хррррс! Похоже? — Ох, спасибо, Сид… Осторожно, не задень пробирки, пожалуйста! А это что? Кофе? — Кофе нет, извините, — виновато сказала Сид. — Но я слышала, доктор Накамото заваривает местные водоросли. Говорит, помогает ему продержаться смену. Вот, принесла вам. Джемма понюхала содержимое термоса и с несколько натянутой улыбкой поблагодарила лаборантку, решив про себя, что доктор Накамото — настоящий герой, раз пьет такую бурду. Болотно-зеленая настойка выглядела неаппетитно, будто воду для нее черпали прямиком из ближайшего озера вместе с илом и тиной. Конечно, Джемма почти не спала ночью — только дремала за столом в те редкие минуты, когда эксперимент не требовал ее внимания. Но все-таки дела шли не так плохо, чтобы довольствоваться этим печальным суррогатом кофе. Наверное, доктору Накамото приходилось тяжелее. — Он сегодня заходил за абсорбирующим порошком, — продолжила Сид. — Вроде бы опять кто-то переборщил с «забвением». Уже третий на этой неделе… Кстати, а это правда, что вы с Ветрой разгромили наркопритон, которым заправляла Слоан? — Не наркопритон, а лабораторию, — поправила Джемма, потерев висок. После разговора с Танном у нее разболелась голова. — Но это, как видишь, не помогло. Слоан давно нет, а «забвение» все равно попадает на аванпост и даже на станцию. Танн с Эддисон там на ушах стоят. Значит, кто-то прибрал к рукам прибыльный бизнес... Нетрудно догадаться кто. — Да уж. А правда, что Шарлатан… Пробирки в руках Джеммы издали мелодичный звук, ударившись друг о друга. — Неправда. — Я ведь не договорила! — Почти всё, что ты слышишь о Шарлатане на Кадаре, это неправда, Сид. Сид отвернулась. Кажется, обиделась. Наверное, она мечтала услышать романтическую историю из уст непосредственной героини. Ее можно было понять. Но Джемма плохо представляла, что ответить на вопросы юной турианки. Правда ли, что ты целовалась с Шарлатаном над телом Слоан Келли, распростертым в паре метров от вас со сквозным отверстием между позвонками? Да, правда (только позвонки, кажется, не задело: пуля прошла правее, оставив аккуратную черную точку на груди). Рейес еще пошутил, что «Вдова» хороша не только в том, чтобы увеличивать число вдов, — ведь накал страстей между ними она тоже увеличила по меньшей мере вдвое. А правда, что потом ты сбежала воевать с кеттами, надеясь забыть своего ненадежного любовника, и все-таки не забыла? Пожалуй, тоже верно. Судя по напряженности этого внутреннего монолога, до «забыла» еще жить и жить, и никакие кетты не помогут: даже пристального изучения элааденской тыквы или репы будет маловато. А правда, что воспоминания ощущаются так, словно пулю в спину получила не Келли, а ты? Ну… Конечно, если воспользоваться метафорой из дешевого романа, можно и так сказать. Талантливый писатель наверняка добавил бы к этому, что искренность ранит душу сильнее, чем металл ранит плоть, и кто знает — при таких мощнейших средствах художественной выразительности ему вполне могли присудить премию «Тессианская лазурь» за лучшую любовно-криминальную драму года. Джемма предпочла бы избегать сильных метафор. Достаточно было резюмировать, что их с Рейесом недолгая связь вряд ли могла получить счастливый финал. А правда, спросила бы Сид под конец, что тебе предлагали руку, сердце и корону в придачу? Вот это точно ложь. Предлагали в основном кадарские задворки, виски и кладовку с крепкими ящиками. Сид была очень славной девушкой — сообразительной лаборанткой, верной помощницей, хорошей собеседницей. Они вместе работали, вместе обедали и даже вместе играли в ангаранскую викторину «Десять тысяч фактов, которые вы не знали об Элее». Но делиться с ней правдой о давних событиях на Кадаре Джемме хотелось не больше, чем разговаривать с директором Танном. Дело не в том, что разговоры причиняли боль или пробуждали неприятные воспоминания. Нет. Как человек, прекрасно представляющий работу сердечной мышцы, Джемма твердо знала, что сердце ни при каких условиях не может быть разбито. Просто при мысли о Рейесе мозг все еще вырабатывал чуть больше дофамина, чем хотелось бы. Это мешало. Удобно, когда ты не поэт и можешь объяснить самой себе несложную химию любви. Неудобно, если с этой химией ничего нельзя поделать. «Ты когда-нибудь слышала выражение “Дьявол легок на помине”, Первопроходец? — раздался в голове голос СЭМа. — У тебя новое сообщение от Рейеса Видаля». «СЭМ, ты что, осваиваешь сборник пословиц и поговорок народов Англии? — мысленно ответила Джемма. — Удаляй». «Возможно, тебе будет интересно узнать, что упомянутое мной выражение впервые было зафиксировано в письменном виде в труде Джованни Ториано, 1666 год, и звучало оно следующим образом: “Стоит только заговорить о дьяволе, и он уже берет вас под локоть”. Очень суеверное и одновременно довольно поучительное высказывание. Однако я не советовал бы тебе удалять сообщение. На нем стоит пометка “С высокой важностью”». «О да. Собирай их. Потом издадим сборник “История Шарлатана в любовных письмах”». «Первопроходец, я бы не назвал это письмо любовным. — Казалось, СЭМ на мгновение задумался. — Рекомендую тебе открыть его. Рекомендую сделать это быстро». Что же, если разум, многократно превосходящий твой собственный, настоятельно что-то советует, лучше к нему прислушаться. Может, не прямо сейчас. Может, стоит дать себе минуту-другую, чтобы спокойно посмотреть на то, как Сид рыхлит землю в контейнерах, или на то, как лаборантка Айсиль, выбежавшая из на улицу в одном рабочем халате, метит снежком своему приятелю-крогану в ухо. Впрочем, нет. Наверное, это важно. У СЭМа нет привычки бить тревогу без причин — да и вообще никаких привычек, кроме пристрастия к озвучиванию «довольно поучительных» фактов в совершенно неподходящие моменты. Ладно. Хотя бы полминуты она могла себе позволить. Просто несколько мгновений, чтобы сделать глоточек тины, которую нахваливал доктор Накамото.