***
Прошла эта долгая и бессонная ночь. Больному Юре казалось, что она уйдёт только в следующей жизни, но вот за окном появились первые лучи рассвета и эти мысли ушли сами собой, как черные тучи на небе. Сегодня, на удивление, солнечно и довольно жарко для мрачного Петербурга. Черников сразу заподозрил неладное. На стуле, около его идеально застеленной постели, лежат аккуратно сложенные брюки, запонки в бархатистой коробке и бабочка красного цвета. Рядом с белой кроватью висел костюм тройка и светлая рубашка. Он не хотел, чтобы этот день настал. Его голова кипит и разрывается от мыслей и слов. Душевный крик на немецком, какая-то песня на английском и боль на русском. Его мучает совесть за то, что он совершил и чего так долго хотел. Заказал босса неуловимому киллеру. Юра был его лучшим другом с универа, они делали все вместе, но теперь он даже не прислушивается к советам, а раздаёт указания направо и налево, относясь как к посыльному псу. «Удивительно, как он ещё не догадался отправить меня на переговоры с семьёй Соболевых вместо себя». Нику стыдно за то, что он всегда завидовал ему. Как он ловко и безрассудно может спустить огромную сумму на шлюх в борделе или на статуэтку в гостиной 16-го века, которую каждый раз с ужасом задевает Лиззка. «Может быть, взять на сегодня выходной?», — пронеслось в голове Черникова, настроение немного поднялось.***
Он снова на ногах. Но сегодня не так как обычно: ломота пронзала плотное тело, руки с золотыми перстнями и длинные ноги сводило, на грудь давил тяжёлый груз, а в горле першило. — Замечательно, — произнес Юра, разглядывая своё лицо в круглое зеркало на комоде. — Просто молодец. Отличная была идея искупаться поздней осенью! Как ты вообще умудрился залезть в воду?! В этот чертов омут?! Самоубийца ты недоделанный! Долбаеб! Ненормальный просто! Да там, наверное, -20 было. Хоть одно радует… Можно будет перенести переговоры или послать на них Черникова. Его рассуждения проскальзывали в коридор, вниз по лестнице и доносились в гостиную, где без дела валялся Юлик. Это его любимое занятие. — Проснулся, — произнесла негромко Лиззка, допивая кофе за Русланом. Хакер проснулся раньше остальных и куда-то ушел, поэтому за столом сейчас она, Пурген и уже одетый Черников. Между кухней и большой гостиной нет двери, а большая и широкая арка с прекрасными фигурами греческих женщин, держащих на плечах огромную вазу с цветами. Так они поддерживают чёрный потолок. — Может, к нему кто-то поднимется? — поинтересовался Лис, не вставая с дивана. В его руках журнал «Космополитен», а на груди разложены пробники духов и гелей для душа. — Тебе надо — ты и иди, — буркнул Пурген. — Ой-ей-ей, остроумный какой! — Че ты там вякнул?! — вскочил на ноги и возмутился парень, но последствия этой перепалки остановил спускающийся Хованский. — Что тут, блять, за шум! Совсем в край ахуели? Десять часов утра! Вы когда-нибудь научитесь уважать мою власть?! — В пять утра купаться не надо было, — пробубнил Черников, даже не оборачиваясь на идущего. — Простите, босс! — крикнули задиры и быстро уселись с ним за стол. Это обычное утро в семье Хованского. Солнечный свет в гостиной и кухне отличался от того, который ощутил Юра в своей комнате. Сегодня ему не по себе, но он решил об этом промолчать, ведь могут счесть за параноика или шизофреника. За ним кто-то следил и погода врать не будет. — Грядет восточный ветер, — процитировав Конан Дойля и отодвинув стул, молодой человек сложил руки в замок, а затем начал: — Наступил очень важный день для нас, — произнёс он сосредоточено и выдерживая образ серьёзного человека. — Сегодня состояться переговоры с семьёй Соболевых. Кто-то цокнул, кто-то вздохнул и закатил глаза, а мужчина продолжил: — Но об этом чуть позже, — выдерживает паузу, — утром, в 6 часов, благодаря нашим великолепным врачам и прекрасным медсёстрам, наш безумный татарин после всех операций, а вернее — Даня Кашин, пришел в себя. Минутное молчание. Напряжение застыло в воздухе, остановилось дыхание. И… И Лиззка, быстро извинившись перед сидящими, выскочила из-за стола. Девушка быстрыми шагами покинула кухню, затем гостиную, а после она открыла стеклянную дверь, ведущую к тому самому бассейну и заплакала, остановившись по середине сада. Девушка не могла найти себе место, хотя и стояла не шелохнувшись. Её сердце так колотилось, что могло выпрыгнуть. «ДК жив, он жив! Господи, я думала, что все уже потеряно». По её щекам текли слезы, обжигая кожу. — Ей нужно время, — сказал Черников, положив руку на плечо удивленного Юры, а затем обратился к нему: — Босс, продолжить или я скажу? Он намекал на Юлика, но Хованский, слегка улыбнувшись, отмахнулся. — Да, но всему своё время, — ответил Юрий, прежде чем позвонить в колокольчик для прислуги. Ему хотелось чего-то такого, что сможет заглушить его боль. Но девушка в черном костюме с белым кружевным фартуком подала завтрак и, поинтересовавшись, все ли в порядке, быстро покинула их. На тарелке была простая яичница из страусиного яйца, заправленная соусом Тартар с парой листиков базилика и тертого бекона. — И так, продолжим, — мужчина сильно закашлялся, тогда Ник продолжил говорить за него: — Для Руслана и Лиззки сегодня нет заданий, они поедут к Кашину в больницу, а ты, Юлик, получишь долгожданную операцию. У него тут же загорелись глаза и он расплылся в кошачьей улыбке. — Помнишь, пару недель назад мы закрыли два подпольных казино, где торговали нашим брендом оружия, конечно, нелегально за границу, с которого процент не прибывал в наши банки, — говорил Ник, роясь в своём черном чемодане, но тут его перебил Юра: — Короче, ближе к делу. Ты будешь под прикрытием и вотрешься в доверие к самому зачинщику этого дерьма. Нужно выяснить все и тихо пришить урода. — Ого! — вскрикнул он, вскочив на свои худые ноги. — А кем я буду? Журналистом? Фотографом? Или покупателем? — Проституткой, — совершенно невозмутимо ответил молодой гангстер. Лис так и осел. Весь его энтузиазм и желание, как ветром сдуло. Он поник, а тело задрожало. «Как будто он издевается. Чего он хочет добиться? Чтоб меня нашли мертвым в канаве?!». У него скрутило живот, а яркое и жизнерадостнее лицо побледнело. — Босс, — обратился к нему напряжённый Пурген. — Можно мне пойти с ним? — Не надо, Кузь, — хотел отмахнуться Юлик, но его перебил Хованский: — Можно, — также хладнокровно ответил мужчина, разрывая вилкой оранжевый желток. — Ты пойдёшь и, сидя в машине, будешь на аппаратуре, и как только что-то заподозришь — ты имеешь право сделать все, что посчитаешь нужным. Пурген кивнул и перевёл взгляд на конспиратора. Юлик сидел чернее тучи.***
К обеду яркое солнце разогрело улицу. Промокшая трава выгорала, становясь бледно-жёлтой. Прохладный ветер срывал красные листья, пронеся их мимо идущей парочки. Руслан повязал тёплую куртку на поясе, оставшись в чёрной футболке и кепке. Когда он покидал дом ранним утром, его застал небольшой дождь и пришлось сохнуть в Макдональдсе, взламывая одного сотрудника за другим. Это не задание, а его увеличение. Он знает все про всех и это лишило его речи. Сейчас его, как и Лиззку, переполняли светлые и яркие эмоции, но он, как можно тщательнее, старался скрыть их. — Прям бабье лето какое-то, — пытаясь шутить, выдала Лиззка, но её голос дрожит, как тот кленовый лист, что она вертит между пальцами. Освободив ладонь из Лизиной руки, Руслан достал телефон и включил аудиозапись: — Как думаешь, мы действительно выглядим, как пара гопников-геев? Девушка громко засмеялась и толкнула его в плечо. Послышался крик старой вороны, и несколько оранжевых листьев пронеслось под ногами, затем ринувшись в небо.***
Юлик не мог найти себе места. Его тощие ноги в черных обтягивающих штанах носили парня то в один угол, то в другой. Его любимая фиолетовая комната сейчас давит на самое больное. Когда он только заселился сюда, Юра сказал придумать интерьер, дабы она стала индивидуальной. Обои, пол и потолок — все фиолетовое. Черный длинный стол с фотографией Юлика и его мамы в белой рамке с жемчужинами. — Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!!! — взахлёб прокричал парень, кинувшись к столу с фотографией. Он — мелкий и наивный, прежде чем уехать из родного Ульяновска. Рядом мама и она тоже счастлива. Тут он стал рыдать ещё громче, трясясь всем телом над фото. Слеза одна за другой капали на стол, в котором отражалось его красивое лицо. — Красивое лицо… — заикаясь, произнес он и, опустив лицо в холодные ладони, поджал к себе колени. Перед глазами поплыли все воспоминания, которые так ненавистно подавлял парень, стараюсь убить их и не уходить в себя. Первое, что всплыло в его подавленном сознании: куратор на первом курсе его театральной группы, гребанный извращенец и кокаинщик. Он постоянно зажимал ещё мелкого Юлика по углам универа, стараясь, как можно больше, получить собственного удовольствия, нежели, чем его партнёр. Он постоянно шептал ему на ухо: «Красивое лицо», — и кончал на него следом. Парень думал, что так надо, что это правильно, но потом, придя к нему домой по просьбе самого куратора, он все понял. Его ждало человек восемь, таких же, как и этот жирный кокаинщик. Юлику удалось сбежать через окно в туалете. После, он больше никогда не появлялся в универе, из-за чего его отчислили и лишили общежития. Деньги кончались в первую неделю, мать заболела и просить было стыдно, да и воспитание не позволяло. Тогда он и стал воровать. Последней его жертвой в этой сфере стал Ларин, он заметил в парне актерский талант и предложил работу, кучу денег и жильё, а взамен — Юлик будет делать все, что тот скажет. Парень думал, что Ларину нужно, как и остальным, но далеко ошибался. Он не человек, он совершенно другой уровень. Сейчас Лис рыскал в своём белом рюкзаке с играющими лисятами, напоминающий женский, и что-то судорожно перебирал. Затем полицейские и белая комната без камеры слежения. Стирающие в кровь наручники и высокий мужчина со шрамом на все лицо. Лис ни за что бы не выдал Ларина, своего друга и учителя, не раскололся, не попадись мучителю, если не: «Ха, твоё личико такое хорошенькое, так хочется провести по нему…». И дальше все по-старому, лицо на уровне ширинки и фраза: «Красивое лицо». Юлик открывал коричневые колбочки, высыпая одну за другой в свои ладони. Задание от Юры — притвориться проституткой и проникнуть в центр одного известного притона. Это он смутно помнил, знает только, что Черников оставил его в платье на остановке морозной зимой. Как его накачали наркотиками и пускали по кругу, казалось, что кровь пойдёт из глаз, но кровь сочилась там, где раньше были зубы, пока их не выбили. Она капала на пол, от этого парень терял сознание (он панически боится крови). Затем ему сообщают, что операция провалена. — Мам, я скучаю… — проскулил парень, заглатывая горсть одних таблеток, а следом — другие. Включённый ноутбук пролистывал одну песнь за другой на полной громкости, тем самым заглушая вопли стоящего на коленях Юлика. Секунда — и самый громкий припев, который был в его жизни, отпечатался в истощённом сознании.***
В Офисе было тихо. Обычно тут кипит жизнь, бегают туда-сюда девушки с разноцветными папками. Хованский прибыл сюда, дабы разобрать старые записи, бумаги и неподписанные документы до встречи с НИколаем. В его прищуренных глазах виднелась непобедимая усталость. Это отражалось на скорости работы, движениях и словах. Вздохи, вялость. Он просто хотел отвлечься, его что-то тревожило и давило. Черников решил, что, при любом удобном случае, расспросит про терзания босса. Солнечный свет не проникал в его кабинет и эти большие пуленепробиваемые окна казались абсолютно бестолковыми. Они как и вчера, и месяц назад выходили на большой небоскрёб и петербургскую панораму. Сегодня на Юре дорогой белый костюм в мелкую золотую полоску и чёрный вязаный шарф, несколько раз замотанный вокруг шеи. Тяжелая рука, с золотыми кольцами и фиолетовым камнем, подпирала кучерявую голову. Небольшая лампа в оранжевом абажуре освещала стол и золотой револьвер с красивой гравюрой. Этот револьвер подарил ему отец на восемнадцать лет, чтобы передать наследство. Тогда он ещё не знал, как будет дорожить этой вещью. Черников сидел рядом, слегка тарабаня пальцами по столу и ожидая, когда главарь подпишет все документы. — Можешь идти, — сказал ему Юра, протянув все документы и положив голову на край стола, тяжело вздохнул. — Босс… — обратился он нерешительно, но не получив ответа, продолжил говорить: — Мне кажется, вы заболели. — Возможно, — ответил он также холодно. Он не похож на себя и это ещё больше напрягало Ника. Он действительно переживал за своего хозяина, ведь, помимо рабочих отношений, их связывали её и дружеские, да и он хотел, как можно скорее, сгладить вину перед самим собой, что заказал босса у Ларина. Черников быстро собрал все бумаги в свой черный чемодан и сел обратно на кожаное кресло. — Можете мне рассказать, что с вами происходит? Но Хованский только откинулся на спинку стула и снова закашлялся. — Я вижу, что-то гложет и это вас убивает… — Черников, — обратился молодой человек, наконец-то откашлявшись. — Возьми на пару дней на себя управление фамилией, а я просто хочу сдохнуть. — Все будет хорошо, — тут парень догадался, что происходит с гангстером и, слегка улыбнувшись, встал, последовав к двери. — Он действительно хороший человек. До связи босс. И Черников вышел. Тяжёлая металлическая дверь захлопнулась, а мужчина остался один на один со своей болезнью. — Хорошие люди серийными убийцами не становятся, — картаво донеслось из черного угла кабинета.