У всего есть цена

      Джуди никогда ещё не чувствовала себя настолько отвратительно: полностью разбитой на тысячу и одну часть, подавленной и выжатой, словно лимон. Все её планы и надежды относительно службы в полиции рухнули, подобно песчаному замку во время прилива, окончательно и бесповоротно: она не смогла сохранить мир и спокойствие того самого города, что в своё время клялась защищать. Были у неё и, так сказать, глубоко личные мотивы злиться на себя: Ник, рыжий, ехидный до кончиков ушей и до ужаса самодовольный лис, кардинально изменивший её мнение о своих сородичах, открывший перед ней, перед какой-то там крольчихой, чуть было его не арестовавшей, свою душу. А она что сделала для него? Помогла ему? Поддержала его? Нет, вместо этого она подвела и обидела своего нежданного напарника.        Выйдя из кабинета нового мэра, крольчиха, сгорбившись под грузом собственных мыслей и не поднимая глаз, направилась прямиком к выходу, желая как можно быстрее покинуть это место, а то и вовсе уехать из этого города. Зачем ей было здесь оставаться? Полицейский из неё вышел никакой, ничего полезного, кроме обнаружения пропавших зверей, она не добилась. Да и сомнительная заслуга то эта не целиком её была, без преданного ею лиса, которого даже не поблагодарили, не вышло бы ничего и ей с позором пришлось бы отдать значок гораздо раньше.        Хоппс сама не помнила как добралась до Управления и переоделась, сдав форму — все воспоминания были размыты, как отражение в запотевшем зеркале. Она даже не смогла вспомнить как пришла в общежитие и, зайдя в свою скромную комнатушку, рухнула на кровать, придя в себя уже ревущей в подушку. Первой её мыслью было бежать сломя голову к Нику, извиняться перед ним и умолять простить, но от этой идеи Джуди сразу отказалась, по глупости своей и нерешительности посчитав, что лису и так было нестерпимо больно услышать на пресс-конференции от неё такие слова и даже спустя всё это время он не захотел бы её просто видеть.        Крольчиха ворочалась на своей кровати, мучаясь от бессонницы, навеянной нескончаемым потоком тоскливых мыслей и стыда, переживая за Ника. Ей никогда не было столь стыдно за свои слова, за то, что она обидела, пусть и не желая, этого лиса. Джуди было непонятно, по какой причине она никак не могла выбросить из головы этого своего нежданного помощника, сначала пойманного ею за мошенничество, а затем принуждённого ей помогать. И ведь не смотря на всё это, он даже заступился за неё, да и не перед абы кем, а перед капитаном полиции.        Мысли о Нике не давали покоя Хоппс и в конце концов она всё же решила пойти и хотя бы попытаться перед ним извиниться, как бы больно это ни было. Адрес его ей был прекрасно известен , и потому, не теряя времени даром, Джуди переоделась на скорую лапку и бросилась на Кипарисовую. Быстро найдя нужный ей адрес, она подбежала к окрашенной в тёмно-зелёный цвет, облупившейся местами двери и, немного выждав, собравшись с духом, постучала. Ответом была тишина, на её стук никто не ответил. Крольчиха постучала ещё раз — снова никакой реакции. Тут она заметила потертую от многочисленных нажатий кнопку звонка и принялась изо всех сил жать на неё, заставляя звонок буквально разрываться трезвоном. Но результат был таким же: никакой реакции, никто не подошёл к двери и не стал открывать настырной гостье.        — Ни-ик, Ни-ик, — всхлипывая, буквально сползла по двери вниз Джуди, — Где же ты, рыжик? Как же так...        Ноги у Хоппс отказывались слушаться и она просто осталась сидеть под дверью, тихонько всхлипывая, прижав ушки к голове и закрыв мордочку лапками. Джуди сама не заметила, как заснула прямо там, сидя у закрытой двери. Проснулась она от того, что кто-то тряс её за плечо.       — Эй, ты чего здесь сидишь? — как-то недобро смотрела на крольчиху пожилая циветта, — Чего тебе здесь надо? Ты бездомная что ли? А ну убирайся отсюда, живо!       — Простите пожалуйста, — попыталась извиниться Джуди, — Мне просто был нужен Ник, Ник Уайлд. Вы не знаете где он? — растирая опухшие от слёз и неполноценного сна глаза, с надеждой спросила она — Я хотела с ним поговорить.       — Ах вот оно что, — вздохнула циветта, — Этот прохвост уже по-моему дня три не появлялся, как в среду пришёл днём, так сразу куда-то и смылся. А где он... Да кто же его, хитрюгу, знает... Так что ничем помочь не могу.        Циветта развернулась и пошла к своему дому, оставив Джуди наедине со своими невесёлыми мыслями. Крольчиха медленно и неуверенно поднялась и, вздохнув, побрела по улице прочь от дома лиса. Придя в общежитие, Джуди быстро собрала свой немногочисленный скарб и отправилась на вокзал, где её ждал купленный ещё вчера билет в Малые норки.       Никого о своём приезде она предупреждать не стала и поэтому мать, бывшая как раз дома, очень сильно удивилась, увидев грустную, с красными глазами и понурую дочь, стоявшую в дверях.       — Боже мой, Джуди! — всплеснула лапками Бонни, — Что же ты не предупредила, что приедешь? Что случилось дорогая?        А Джуди ничего не могла ответить, она просто стояла, уставившись в пол и тихонько всхлипывала. Ей было стыдно и перед матерью, немного испуганно на неё смотрящей, и перед ещё не вернувшимся отцом, и перед всеми своими братьями и сестрами, любопытно выглядывавшими отовсюду. Но больше она стыдилась самой себя: нерешительной, слабой и глупой.       — Мам, я не справилась. Я ни с чем не справилась, — уткнулась, всхлипнув, в грудь подошедшей Бонни сказала она, — Я всех подвела...       — Успокойся солнышко, всё нормально, — тихо гладила её Бонни, пытаясь успокоить свою дочь, ещё не зная что именно с ней произошло, — расскажи мне, что случилось?       Джуди, поставив чемоданчик на пол, обняла мать и, пройдя вместе с ней к кухонному столу, принялась рассказывать о произошедшем. Она не стала скрывать ничего: ни унизительную для неё работу на парковке, ни встречу с Уайлдом, ни то, как она, используя своё положение заставила его ей помогать. Не забыла она рассказать удивлённой матери и о том, что Ник за неё заступился, и о том, как она, пусть и не желая, обидела лиса.        Бонни подметила одну небольшую странность в поведении дочери: когда она рассказывала не о Нике, то вся будто бы сьёживалась на стуле, старалась стать незаметнее, словно пыталась защитится от окружающего мира; но стоило Джуди только начать рассказывать об этом лисе, как она преображалась: во взгляде частично появлялась прежняя жизнерадостность и озорное лукавство, Джуди словно бы начинала светиться изнутри. Однако преображение сразу же заканчивалось как только разговор возвращался к обидному уходу Ника. Мать вспомнила, что нечто похожее с дочкой уже случалось, ещё в школе, когда к ним в класс пришёл новенький: странный кролик с полосками на мордочке и ушках по фамилии Сэвидж. Джуди тогда выглядела точно так же, как и сейчас: мгновенно оживляющийся взгляд, лучезарная улыбка... Но тогда был кролик, а сейчас… Лис?! Бонни испуганно подумала, что её дочь и в правду могла влюбиться, да не в кого-то, а в рыжего хищника... Взрослая крольчиха сокрушённо вздохнула, хоть и не желая но всё-таки в душе принимая выбор дочки.        Джуди засиделась с матерью до позднего вечера. Слов у неё уже попросту не было и она просто молча сидела, уткнув мордочку в лапки и старалась не думать о Нике. И тут сзади хлопнула дверь, кто-то подошёл к ней и крольчиха услышала обрадованный голос отца.       — Мой ты ж хвост... Джуди, ты почему не предупредила? — тараторил Стью, — Как же так? Джуди, Джуди... Что случилось дочка? — Бонни недовольно зыркнула на мужа, ясно дав ему понять, чтобы он пока не лез к дочери и оставил её в покое.        Джуди молча встала из-за стола, подошла к двери и, взяв вещи, точно так же безмолвно направилась к себе в комнату. Рухнув в кровать, словно подкошенная косой отчаяния и горя, Хоппс снова заплакала, вспомнив Ника. Зачем? Зачем она тогда наговорила такого? Почему сразу же не пошла его искать? Хоппс накрыла голову подушкой и попыталась заснуть, но сон не шёл, вместо него у неё перед глазами пробегали редкие но запоминающиеся моменты из жизни, в которых участвовал тот самый рыжий и наглый лис по фамилии Уайлд. Неожиданно она поймала себя на мысли: "Вот так номер... Неужели я и правда влюбилась? В лиса... " И долгожданный сон пришёл, укутав заплаканную серенькую крольчиху холодным от своей пустоты сном без сновидений.        Джуди проснулась ближе к вечеру, проспав всё утро и весь день. Сон немного взбодрил её, впервые со дня пресс-конференции придав хоть каких-то сил. Крольчиха быстро переоделась в привычную ей домашнюю одежду и неспешно спустилась по лестнице вниз, где её уже ожидало практически всё многочисленное семейство. Усадили Джуди рядом с родителями, справа от матери.        Вопросы посыпались как горох: как она работала в полиции, как к ней относились коллеги, почему она вернулась и т.д. На последний вопрос Джули предпочла не отвечать и просто отстранённо уставилась в тарелку с салатом. Говорить ей совершенно не хотелось, все её мысли вновь занимал только один вопрос: Как там Ник?       — Да что вы все на неё насели, — бросив вилку в тарелку, недовольно сказал Стью, — Не видите в каком она состоянии? Дайте ей сначала в себя прийти, а потом вопросы задавайте. А ты, — обратился он к дочери, — Неужели так переживаешь из-за какого-то там лиса? Дочка, не смеши, это ведь всего-навсего лис. Только и всего.       — Что?! — встрепенувшись, тихо сказала Джуди, когда до неё дошли слова отца, — Просто лис?! Папа, этот лис был единственным, кто за меня заступился перед шефом. Единственным! Там ведь была куча травоядных и хищников, но они просто стояли и молчали, никто из них даже слова не сказал, никто! А Ник, Ник просто вышел вперёд и пускай грубо, но хоть попытался за меня вступиться, хотя мог просто промолчать и ничего не говорить. Он мог просто уйти, но остался... А ты, ты...       — А что я?! — недоумённо уставился на дочь Стью, — Ты что, хочешь, чтобы я поверил, что какой-то там городской, вшивый и блохастый лис, промышляющий аферами, действительно вот просто так, из якобы лучших побуждений, решил кому-то помочь?! Ой, не смеши меня дочка... Лис? Помог?! Ты думаешь, что он тебе тогда вот просто так взял и раскрылся? Всё про себя рассказал? Да он тебя использовал! Городские они все такие, тем более лисы, помяни моё слово.       — Да как ты смеешь?! — заплакала Джуди, бросив на стол вилку, — Как ты смеешь так о нём говорить? Ты же... Ты же его совсем не знаешь! И если ты так относишься к лисам, как ты ведёшь дела с Гидеоном, а? Может скажешь? Кто мне рассказывал, какие он замечательные пироги печёт?       — Так, дочь, успокойся! — хлопнул по столу Стью, — Гидеона мы знаем. Он наш лис, проверенный, не то, что этот твой проходимец. Я этого завшивка и знать не хочу.       — ЗАВШИВКА?! — закричала Джуди, рывком вставая из-за стола, — Значит Гидеон ВАШ лис?! ВАШ?! Проверенный и которому вы доверяете? Так?! Знаешь что я тебе скажу? Гидеон ВАШ, а Ник — МОЙ! МОЙ и НИЧЕЙ БОЛЬШЕ... МОЙ лис, которому Я доверяю! — Джуди, разрыдавшись от наплыва чувств, грубо отшвырнула в сторону стул, едва не разломав его и выбежала на улицу.       — Ох и придурок же ты, Стью Хоппс! — отвесила пощёчину мужу Бонни, — Кто же так с дочерью разговаривает?! У тебя совсем мозги сорняком поросли? Вот иди и извинись перед ней, бессовестная твоя морда!       — Извиняться? За то, что оскорбил какого-то там рыжего прохвоста? — уставился огромными от непонимания и страха глазами на жену Стью, — Это же самый обыкновенный лис! Чего ради нам за него переживать?       — Да неужели, дорогой?! С Гидеоном то ты не прочь дела вести. Всё Джуди верно подметила. Пусть мы не знаем этого Ника, но зато ОНА знает. Так что, иди и извиняйся, ушастое ты создание. Живо, кому говорят! Или спать будешь не в доме, а на грядках, с морковной ботвой в обнимку!        Стью уставился на жену ничего не понимающим взглядом. " Как Бонни могла вдруг за какого-то там лиса вступиться?! Охо-хо... Куда катится весь этот мир? " — вертелось в голове у кролика. Но делать было нечего и Стью, что-то пробурчав в ответ, отправился на поиски дочери, ведь надо было всё-таки извиниться перед ней. Ну, или по-крайней мере хотя бы попытаться это сделать.        Выскочив из-за стола, Джуди выбежала на улицу, сразу же бросившись к старенькому сарай где ещё будучи маленькой крольчишкой пряталась от родителей, если вдруг хотела поплакать. Вот и сейчас, старенькое и неказистое строеньице сослужило ей прежнюю службу, укрыв и приютив плачущую крольчиху.        Слёзы просто душили Джуди, стекая ручьём из сиреневых глаз. Крольчиха просто тоскливо не понимала как и почему её отец так отозвался о Нике, совершенно его не зная. Ещё больше Хоппс не могла понять почему она сама так относится к этому самому плутоватому и немного развязному лису, ведь стоило ей только подумать об его улыбающейся морде и лукавых зелёных глазах, как и сердчишко начинало сильнее биться, и на душе становилось как-то уютнее. Вот и сейчас, вспомнив Ника, Джуди почти перестала плакать, даже слёзы начали высыхать, но осознав, что она наговорила там, на пресс-конференции и каково было ему это всё слышать, Хоппс снова заплакала.       Стью Хоппс и нашёл её в том сарайчике, свернувшуюся в какой-то бесформенный серый комочек, плачущую, словно она была совсем маленьким крольчонком. Стью ещё не видел свою дочь такой: с опустившимися ушками, сидевшую, обхватив колени лапками и плачущую навзрыд. От увиденного ему стало не по себе и он медленно, нерешительно подошёл к дочери.       — Джуди, ну прости старого дурака, не подумал я своей морковной башкой, что несу, — положив лапу дочери на плечо, начал он, — Просто... Ну не знаю я, что на меня там нашло, как затмение какое-то, чес-слово, Джуди я не хотел обидеть ни тебя, ни... Его. Просто я ведь всегда старался о тебе заботиться, а тут... Тут... Лис! Ну я и подумал невесть что. Ты уж прости старого дурака.       — Что ты не хотел!? Что, папа? — всхлипывая, посмотрела на отца Джуди, — Ты не хотел обидеть меня? Или может совершенно незнакомого тебе лиса? Что? Что ты не хотел? Ты не хотел обидеть того, кто заступился за твою дочь? Скажи, чего ты не хотел? Просто скажи мне! Скажи! — сорвалась на крик Джуди, вскочила и, оттолкнув отца, выбежала на улицу.        А Стью остался один в тёмном сарае наедине со своими далеко не радостными мыслями. Прижав уши лапами, кролик обессиленно сполз по стене на пол да так и остался там сидеть, закрыв глаза и думая о том, какой же он идиот.        После этого разговора Джуди даже вроде успокоилась, только ни на следующий день, ни через два, ни через три дня от неё никто не мог даже и слова добиться. Внешне с ней всё было в порядке, она даже изредка улыбалась, но каждый раз эта мимолётная улыбка сменялась маской полного безразличия, холодного как лёд.        Джуди старалась брать всё больше и больше работы, нагружая себя до полного изнеможения, так, что сил у неё хватало лишь на то, чтобы переодеться, помыться, поесть и добраться до кровати. Общаться она перестала почти со всеми, изредка бросая пару-тройку фраз по делу. С отцом она почти не разговаривала, бросая нехотя пару-тройку фраз, если требовалось, но не более того. С матерью дела обстояли лучше, но Джуди и с ней держалась отстранённо и холодно.        Время шло незаметно. Казалось время должно было хоть как-то залечить душу крольчихи, но всё было наоборот: с каждым днём ей становилось хуже. Нет, внешне это никак не проявлялось, она по-прежнему делала всю работу, что её просили и даже больше, выполняла все поручения, но занималась этим как-то холодно, словно машина, механизм. Утром она вставала, умывалась, одевалась в рабочую одежду, неторопливо завтракала и до самого вечера погружалась в хлопоты. Закончив все дела, она точно так же, молча, ужинала и, не говоря ни слова, уходила в свою комнату, где падала на кровать и засыпала тревожным, беспокойным сном.       Так, в семейных делах прошло с пару месяцев и наступило неизбежное, даже для крольчихи. Зайдя в выходной день в небольшой магазинчик, расположенный буквально в сотне метров от дома, её, ставший привычным окружающим пустой взгляд, наткнулся на оставшуюся последней на витрине бутылку местного самогона, который умельцы вполне легально сбывали во всех магазинах Малых норок. Глядя на бутылку, в её голову закралась мысль, — А почему бы и нет? Вдруг поможет забыться?       Она не могла вспомнить, за какими покупками пошла, её мысли неспешно, со скоростью ржавчины, поглощала идея провалиться в алкогольное беспамятство, ведь оно, несмотря на все ужасы, было гораздо милосерднее убивавших её воспоминаний. Она, недолго думая, купила эту бутылку и как в тумане пошла в сарай, где её никто не мог побеспокоить и где она могла побыть одна. Присев на небольшую кучку старого сена в углу, она открыла бутылку и неуверенно уставилась на горлышко. Разум отчаянно взывал вылить проклятое пойло прямо здесь, на пол, но душа хотела совершенно другого. Мысленно послав все проблемы в далёкие дали, она в третий раз в жизни приложилась к горлу бутылки. Алкоголь обжигал и ужасно горчил, с непривычки она поперхнулась, попытавшись пить большими глотками, и пролила немного самогона себе на рубашку. Дыхание спёрло в груди, а желудок подал сигнал бедствия, готовясь отправить обратно выпитое, но она просто перетерпела эти чувства, отдышавшись. Ясно поняв, что пьяница из неё никакая, она решила немного посидеть и подумать, перед тем как снова пить. Через несколько минут в голове стало понемногу шуметь. Приняв это как знак,что можно и продолжить, она снова взяла в свои лапки бутылку. Преодолевая отвращение она вновь приложилась к горлу, снова глотая слишком много…       В доме стоял переполох. Родители были как на иголках. Отправив дочь в магазин за продуктами, они так и не дождались её, а на улице уже смеркалось. Прокручивая в голове самые плохие варианты развития событий , Бонни отправилась в полицию, к участковому, просить помощи в поиске, а Стью пошёл искать сам. Уже поздно ночью он нашёл дочурку в её любимом сарае. Она спала пьяная на старом сене, которое он забыл выбросить с прошлого года, лёжа на животе и похрапывая. От неё разило самогоном, а перевернув её на спину, он увидел, что её вдобавок ко всему ещё и вырвало. Отец семейства стоял в шоке, не зная что ему делать. Он первый раз в жизни видел свою дочь в таком состоянии. Бормоча не то молитвы, не то просто бурча, он взвалил её безвольное тело на плечо и понёс домой. Бонни при виде состояния Джуди стало плохо, сердце защемило и пришлось вызывать скорую. К счастью всё обошлось. Отмыв, переодев в пижаму и уложив в кровать, родители с грустью в душе сами пошли спать, даже не представляя себе, что ждёт их и молодую крольчиху в будущем.       А начался алкоголизм. Джуди понравилось беспамятство и отсутствие душевных мук и она стала каждый день пить, заглушая в себе не только боль но и всё хорошее, что ещё не успело умереть. Сначала это был самогон, потом его стало мало и в дело пошли другие спиртные напитки. Прошло всего лишь полтора месяца с первой пьянки, а она уже стала пропадать в немногочисленных барах Малых норок, забив на себя и окружающих. Хоппс не интересовало ничего: ни попытки родителей образумить свою дочь, ни то что из городка стали пропадать хищники, а те что остались носили на шеях ошейники. Она просто игнорировала всех и вся, заливаясь спиртным до беспамятства. Почти всегда домой её приносил отец, хотя иногда, пусть и редко, она приползала сама. Именно приползала, потому что в её состоянии ходить было уже невозможно. Пару раз её притаскивали какие-то бомжи, называвшиеся друзьями.       Шли месяцы, медленно наступала осень, а крольчиха всё продолжала угасать, уже не только душевно, но и физически, словно дерево, сбрасывавшее мёртвые листья, от неё уходило и здоровье. Она бы умерла от отравления алкоголем, или замёрзла бы в канаве, упав в неё в попытке дойти до дома, но случилось иное. Она в очередной раз заливалась пойлом, когда в пьяный мозг пришла мысль, показавшаяся ей хорошей — зачем я страдаю, когда можно просто умереть? Суицид. Нужно быть храбрым зверем, чтобы решиться на такое и она решилась. Напившись до состояния когда лапки уже еле слушались её, она, шатаясь и постоянно падая в холодную, жидкую от начавшихся весенних дождей грязь, пошла к своим псевдознакомым собутыльникам-бомжам, проживающим в теплотрассе за баром. Выпросив у них нож, Джуди побрела на речку, в укромную, закрытую со всех сторон кустарниками и деревьями заводь. В детстве она любила это место. В нём всегда царило величественное спокойствие природы, не допускавшее суеты и несущее спокойствие в душу. Но не сейчас. Последний раз насладившись красивым видом, вызывающим ностальгические воспоминания из детства, она присела на берегу, прямо на голую землю и, оперевшись спиной о дерево, стоявшее здесь неизвестно сколько, посмотрела на свои лапки.       — Простите меня. Мам. Пап. Ник...я слишком глупа, чтобы жить в этом мире, — горькой стрелой пронеслась в её пьяном мозгу мысль и она вскрыла туповатым ножом бездомных, который они даже помыть не удосужились, вены на своей левой лапке. Боли не было совсем. Она отстранённо, словно со стороны, наблюдала как из раны вытекает алая, несущая жизнь, жидкость. Разум, и так уже затуманенный алкоголем, стал подёргиваться пеленой. Уже спустя полминуты она потеряла сознание, и последней её мыслью была благодарность Богу за избавление от страданий, а спустя минуту в заводь вбежала куча зверей, во главе с её матерью.       Бонни Хоппс готовила ужин на всё большое семейство, когда к ним в дом в панике вбежал ни кто иной как Гидеон Грей. Его ошейник мигал желтым, и было непонятно, как лис сдерживается, чтобы его не ударило током.       — Мисс Хоппс, мне друг сказал, что видел вашу дочь с ножом, идущую к реке, — задыхаясь от долгого бега выпалил он и ослабил контроль над эмоциями. Ошейник победоносно и словно бы жадно мигнул красным и выпустил в лиса мощный, плохо откалиброванный электрический заряд. На кухне запахло палёной шерстью. Бедный Гидеон отключился от боли и мешком упал у лап шокированной крольчихи.        Бонни вздрогнула, словно и её достал разряд и выронила из лап тарелку,тут же рассыпавшуюся множеством осколков. Перед её глазами промелькнул образ дочери, лежащей в луже крови, с перерезанными венами. Но на то она и была матерью, а потому, быстро взяв себя в лапки, она бросилась в комнату, взяла телефон и набрала номер местного врача. Трубку на другом конце провода сняли быстро, Бонни быстро изложила суть дела и, получив утвердительный ответ, принялась в спешке собираться.        Позвав на помощь всех взрослых отпрысков, она вместе с ними чуть ли не бегом устремилась к любимому месту дочери. Когда-то давным-давно, когда Джуди была ещё совсем крошкой, она любила ходить именно туда, к этой самой заводи и тихонько сидеть на тенистом бережке, глядя прищуренными глазами на мерное покачивание водной глади. Но сейчас был совсем другой случай и мать спешила к дочери не потому, что та прогуляла обед или ужин, и не потому, что собирался дождь и маленькую крольчишку надо было загнать домой — материнский инстинкт гнал Бонни потому, что её дочери грозила реальная опасность, да ещё и исходившая от неё же самой.        Уже почти у самого подхода к водоёму Бонни с детьми нагнала машина со спешащим туда же врачом. Автомобиль остановился и из него, несмотря на возраст довольно шустро выскочил пожилой козёл, тот самый врач, которому и звонила Бонни.        Миссис Хоппс, что произошло? — затараторил врач, хватая свой чемоданчик и торопясь поспеть за крольчихой, — Что-то с Джуди? Ай-яй-яй, да что же это такое? Ай-яй-яй…       — Быстрее, быстрее! — торопила пожилого козла Бонни, — Моя дочь там, одна, с ножом… Я не представляю, что она с собой может сделать… Не представляю…        Мать Джуди спешила как могла, из последних сил, надрываясь, спешила к дочери. Добежав до дерева, Бонни увидела неподвижно лежащее тело дочери, лапки у неё подкосились и она буквально подползла к ней. Следом за ней подбежал и доктор, сразу же принявшуюся нащупывать пульс. Только обняв Джуди, Бонни заметила, что вены на обоих лапках у неё были перерезаны, а сама она дышала почти незаметно. Бонни, не обращая внимания на суетившегося рядом врача, продолжала поддерживать вяло покачивающуюся головку дочери. За спиной у неё столпились пришедшие с ней старшие дети, они испуганно перешёптывались, боясь сказать хотя бы одно слово вслух…        Джуди сидела, глядя как из перерезанных вен текла кровь, её кровь. Слёз уже почти не было, ничего не было, кроме горькой обиды. На себя. Она прикрыла глаза и стала ждать конца, вспоминая, что натворила. Стыд. Жгучий стыд за свои поступки, за необдуманные слова, за то, что обидела ставшего ей дорогим зверя…       — Ник, рыжик ты мой, прости, прости меня… — тихо шептала Джуди, — Какая же я глупая и бесполезная. Ты мне доверился, открылся, а я… Я тебя подвела, обидела… Ник, прости, прости если сможешь. Умоляю…        Боли Джуди уже не чувствовала, осталась лишь странная слабость, обволакивавшая её тельце как толстое и мягкое ватное одеяло. Звуки, прежде так хорошо различимые, теперь доносились словно бы из-под толи воды, становясь глухими и трудноразличимыми. Крольчиха попыталась открыть глаза, но это ей не удалось — веки стали слишком тяжелыми. Стала накатывать тошнота, голова кружилась всё сильнее и сильнее, пока Джуди не уронила обессиленно головку на грудь. Ей уже не хотелось ничего, мысли и чувства превратились в какое-то подобие студия, густого и липкого. Но тут она услышала, пусть нечётко и глухо, знакомые голоса и почувствовала, как кто-то обнял её, а другой «кто-то» принялся что-то делать с её порезанными лапками. Джуди почему-то стало так спокойно и приятно, все невзгоды, беды, дурные мысли отошли куда-то далеко и она, тихо вздохнув, провалилась в пустоту…        Приходить в себя было мучительно больно, Джуди была словно парализована: она не могла даже пошевелиться. Ни единой мысли о том где она находится у неё и в помине не было, было только ощущение, что рядом кто-то находится. Хоппс осторожно открыла глаза. Всё вокруг было словно в тумане, зрение никак не могло сфокусироваться. Джуди почувствовала чьё-то осторожное прикосновение к своей головке и повернулась, тихонько застонав. Рядом с ней, на самом краешке кровати сидел Ник. Рыжий лис с обычной своей нагловатой полуулыбкой-полуусмешкой смотрел с какой-то невыразимой нежностью на лежащую перед ним крольчиху.        Джуди попыталась заговорить, но Ник, вновь улыбнувшись, приложил палец к губам, прося её помолчать. Сердце Хоппс забилось в груди с новой силой , ведь Ник, рыжий лис с фамилией Уайлд, был рядом с ней, а значит всё ещё можно было исправить, извинившись перед ним. Тут Ник наклонился вперёд, чуть коснувшись кончиком носа мордочки крольчихи и сразу же отстранился, улыбнувшись в очередной раз. Хоппс с огромным трудом подняла лапку и протянула её к лису, пытаясь коснуться его, но дотронуться до Ника она не смогла — лапка прошла сквозь Уайлда, всё так же сидевшего и продолжавшего смотреть на неё. Джуди со страхом смотрела как Ник стал таять, расплываться тонким облачком, пока не исчез совсем…