У всего есть цена

      Просыпаться Джуди совершенно не хотелось, веки были словно налиты свинцом, а голова никоим образом не желала отрываться от мягкой и тёплой подушки. Крольчиха открыла глаза и с большой неохотой огляделась: да, это была её комната. Та самая комната, где прошло всё её детство и откуда она уезжала покорять Зверополис, столицу Анималии, из которого она впоследствии бежала, как последний трус.       Джуди, морщась от головной боли и слабости, приподнялась, а затем, взъерошив шёрстку, уселась на краю кровати. Сильно хотелось пить, в горле пересохло так, словно она пробыла пару дней в пустыне под немилосердно палящим солнцем. Хоппс обессиленно взглянула на часы, всё так же, как и пятнадцать лет назад, висевшие на прежнем месте — прямо напротив её кровати. 15:30.       В животе неприятно заурчало, и крольчиха поняла, насколько сильно была голодна. Неторопливо встав и пошатываясь, словно на плечах лежали все грехи мира, она кое-как добрела до шкафчика с одеждой. Порывшись там пару минут, крольчиха достала свою старенькую синенькую рубашку и потёртые тёмно-серые джинсы. Переодевшись в повседневную одежду, Джуди снова села на кровать и, обхватив лапками голову, закрыла глаза. Она размышляла над тем, насколько глупо и бессмысленно поступила, начав пить, да ещё в придачу к этому попытавшись покончить с собой. Осознание ненужности и бессмысленности совершённого пришло только сейчас, заставив её задуматься над всем, что она совершила.       Джуди просидела на кровати почти полчаса, погрузившись в свои безрадостные мысли, но голод постепенно взял своё, заставив отложить грустные думы на потом. Вздохнув, она встала и неохотно спустилась вниз на кухню, где её мать готовила ужин, на всё большое семейство.       — Джуди, солнышко, ты как? — взволнованно поинтересовалась Бонни у дочери, стоявшей в дверях. Мать почти не узнавала свою дочь, прежде жизнерадостную и активную, а теперь стоящую перед ней словно тень: осунувшуюся, поникшую, с потухшим и безразличным ко всему взглядом. Не дождавшись ни слова в ответ, Бонни принялась накладывать в одну тарелку овощное рагу, а в другую — салат.       Джуди с отсутствующим видом лениво пережёвывала овощи. «А Ник? Где он? Как он?» — вновь закрутилась у неё в голове назойливая мысль, не дававшая ей покоя последнее время.       — Ма-ам, а где папа? Он по делам уехал, да? — не отрывая взгляда от тарелки, в которой принялась ковыряться вилкой, спросила Джуди.       — Что? Ах да… клиент какой-то вредный очень попался, вот наш папа и поехал к нему, — не отрываясь от чистки закопчённой кастрюли, ответила Бонни. — Вечером должен вернуться. Наверное, это ведь дело такое… Ты и сама понимаешь.       — Ага. Понимаю, — безучастно буркнула Джуди, ставя на стол пустой стакан из-под выпитого чая. — Пойду во дворе посижу.       Крольчиха натянула старенькую красную курточку и, склонив голову, вышла во двор. Свинцовые тучи, всю неделю безраздельно правившие на небосводе, разошлись, пропуская тёплые солнечные лучики, приятно гревшие и ласкавшие её серенькую шёрстку. Она села в кресло-качалку, стоявшую около крыльца, откинулась на спинку и, закрыв глаза, подставила под лучи света свою осунувшуюся мордочку.       Солнце окончательно вышло из-за туч и принялось всё сильнее и сильнее нагревать сидящую под его лучами крольчиху. Наконец, Хоппс согрелась и, впервые за долгое время улыбнувшись, пошла в дом. Сытый желудок и тепло подействовали на неё как хорошее снотворное, поэтому, повесив курточку обратно на вешалку, Джуди поднялась к себе в комнату и, рухнув как подкошенная на кровать, сразу же провалилась в объятия сна, почему-то такого мягкого и лёгкого.       Она вновь проснулась, когда было уже совсем темно и за окном мерцали на чистом от туч небе огоньки звёзд. Поначалу крольчиха не могла понять, что же её разбудило, но, прислушавшись, услышала доносившиеся с первого этажа чем-то обеспокоенные голоса братьев и сестёр да частый топот лап. Внизу скрипнула дверь, и Хоппс услышала ещё четыре голоса: отца, чей-то хриплый бас, Джека и ещё один едва слышимый, тихий и мелодичный голосок.       Джуди встала с кровати и, осторожно приоткрыв дверь, вышла из комнаты. Внизу царило странное оживление — несмотря на то, что была почти полночь, повсюду сновала малышня, испуганно поглядывавшая то в сторону входа, то на дверь кабинета Стью.       — Мам, что случилось? — встревоженно спросила Джуди. — Что-то с папой?       — Боже, Джуди, — испуганно вздрогнув, пролепетала Бонни. — Прошу тебя, иди к себе в комнату, пожалуйста! У отца сейчас гости, и тебе к нему нельзя…       — Нельзя, говоришь… — она задумалась на пару секунд, прежде чем ответить. — Но это ведь и мой дом тоже, так что… — пожала плечами Джуди и шустро направилась к кабинету отца.       — Джуди! Стой! Тебе туда нель… — но было поздно, крольчиха открыла дверь, и тихий стон вырвался из её груди, а ноги подогнулись от слабости: на диванчике, на котором любил после работы вздремнуть её отец, лежал, а точнее сказать, лежало то, что почти год назад носило имя Николас Уайлд: тощее, невероятно исхудавшее тело лиса, с резко выступающими рёбрами, облезшей во многих местах шерстью и осунувшейся до воистину кошмарного состояния мордой.       — Ни-и-ик! — всхлипнула Джуди, бросаясь вперёд. — Ник! Ни-ик!       Джек, как раз закончивший с установкой периферического катетера и подключения к нему капельницы, сгрёб Джуди в охапку и оттащил в сторону, оставив у дивана Стью с Финником.       — Джуди, тише! Прошу тебя, успокойся, — приговаривал полосатый кролик. — Его жизни ничего не угрожает, поверь. Всё с ним будет хо-ро-шо! Обещаю. Тише, тише…       Но крольчиха успокоиться не могла. Лапы её больше не могли удержать, и она буквально повисла на руках у Джека, глядя на то, что раньше было Ником, просто плача навзрыд. Слёзы текли по её мордочке, капая на одежду кролика. Джуди не верила, что Ник, тот самый плутоватый лис, помогавший ей найти пропавших, лежал на диване в кабинете её отца, исхудавший до скелетного состояния. Такой слабый и беззащитный, словно загнанная добыча…       — Джуди, ну всё, успокойся, — приговаривал Джек. — Сейчас мы прокапаем глюкозу с витаминами, а потом надо будет его отмыть. Ты прекращай уже реветь, ему нужна будет незаплаканная крольчиха, понятно?       — Я п-поня-ла, — вытирая мордочку, сказала Джуди, пытаясь успокоиться. — Раз я в этом виновата, значит, мне за ним и ухаживать. Я его вымою.       — Ага, да прямо так я тебе это и позволил! — проворчал Финник, ухмыляясь. — С этим и я прекрасно справлюсь, он тебе уже поверил один раз. К тому же его надо будет полностью мыть, в том числе и под хвостом, и… не только.       — Он, дочка, дело говорит, — вздохнул Стью. — Негоже девушке таким заниматься, это… Ну, ты меня поняла.       — Но он… Ник же из-за меня таким стал, из-за меня! Я же хоть что-то должна, нет, я обязана это сделать. Обязана! — уже решительным тоном заявила Джуди, вставая на ватные ноги. — Пусть его друг моет Ника… там, а я тогда всё остальное. Что бы вы ни думали, что бы мне ни говорили, но я это сделаю! Только попробуйте меня остановить! Пойду ванну готовить.       Крольчиха развернулась и пошла к двери. Открыв её, она нос к носу столкнулась с миловидной, белоснежной лисичкой, несущей в лапках ещё один большой флакон раствора глюкозы. Она кивнула Джуди и, не останавливаясь, подошла к дивану, отдав бутылку Джеку.       — Никогда ещё не видела зверя в таком состоянии, — грустно покачала головой лисица. — Боюсь даже представить, что ему пришлось пережить.       — Слишком многое, дорогая, такое лучше не представлять — пробурчал в ответ полосатый кролик.       — А Вы, наверное, Джуди? Верно? — тихо проговорила она, подойдя к крольчихе.       — Я Скай. Не переживайте так, моему мужу и не такие тяжёлые случаи встречались на прежней работе, всё с этим лисом будет в порядке.       — М-муж?! Мой одноклассник — Ваш муж? Но Вы же… А он… — удивилась Джуди. — Ой, простите, я не хотела Вас обидеть.       — Обидеть? Нет, что Вы, Джуди, Вы меня ничуть не обидели. Мне прекрасно понятна Ваша реакция. Я песец, а мой муж кролик: мы, мягко говоря, довольно странная парочка в глазах других животных.       Джуди от удивления не нашла в своей голове ни единой мысли для ответа, поэтому, молча закрыв за собой дверь, направилась в ванную.       «Кролик и лисица… Да, мой одноклассник кролик, а его жена лисица… Значит, два совершенно разных зверя смогли полюбить друг друга и создать семью… Значит, такое возможно в нашем мире…» — всё вертелось в голове у Джуди, пока она готовила ванну.       — О-хо-хо… Ну как же в ванну для кролика поместить лиса? Да катись оно всё… Я виновата в том, что случилось с Ником, значит, мне о нём и заботиться! Я должна что-нибудь придумать… ***       Она и сама не знала, сколько провозилась, набирая и постоянно проверяя, не слишком ли горяча вода, но, по её собственным ощущениям, это было долго. Но вот все приготовления были закончены, и крольчиха уселась прямо на резиновый коврик возле ванны, обхватив колени лапками. Ждать неизвестно чего ей пришлось гораздо дольше, чем готовить ванну, но, в конце концов, дверь открылась, пропуская сопящего и охающего Стью с Финником, нёсших прикрытого простынёй пониже тощего живота Ника. Джуди, увидев вошедших, встрепенулась, словно прогоняя остатки сна, и бросилась к ним.       — Так, ну-ка постой, дочка! Негоже девушке на голого парня пялиться, — нравоучительно произнёс Хоппс-старший, переступая порог. — И не надо так на меня смотреть, Джуди, ну не надо! Ник всё ж таки пока не твой муж, так что извольте-ка, мисс, отвернуться!       Сердито зыркнув на ухмыляющегося во всю морду фенька, Джуди послушно отвернулась и уставилась на радужный кафель стены, слыша только, как плеснула пару раз вода.       — Тэк-с… Вроде уложили. Ну всё, Финн, смотри теперь, как бы моя доча куда-нибудь «не туда» не полезла. Усёк? — прозвучал грозный голос Стью. — Не дай тебе хвост, я узнаю, что она кое-куда влезла — мигом без лопухов своих останешься!       Джуди повернулась и увидела стоящего на табуретке фенька, держащего под мышки исхудавшее тело Ника, по грудь погружённое в воду. Отец, показав на ванну пальцем и, погрозив то ли шутливо, то ли всерьёз дочери, вышел, оставив её с Финником и Ником.       — Ну, чего встала? Помогай давай! — проворчал фенёк, переминаясь с лапы на лапу. — Или ты приглашения ждёшь?       — Себе приглашение оставь, — пробурчала она.       Подойдя к Нику, крольчиха на пару секунд остановилась и повернула поднятые уши к двери, прислушиваясь к звукам, а потом тихо сказала:       — Знаешь, что, Финник… Давай-ка, я сама Ника выкупаю, а?       — Чего-о?! Ты совсем, ушастая, сдурела? Ты хоть понимаешь, что мне твой папаня адовый кабздец устроит?! Мне ещё, к твоему сведению, пожить охота, щенков завести… Он ведь оторвёт мне всё, что ниже пояса болтается. Этого добиваешься? Да и Ник. Что он мне скажет, когда узнает, что ты у него под хвостом шурудила?       — Ну, знаешь ли… Я ему там не шурудить собираюсь, а просто… — засмущавшись, она на секунду потеряла нить разговора, но почти сразу нашла другую. — Да в конце концов, кто узнает-то, если мы не скажем, а? Так, ты давай стой и держи Ника, а я им займусь. И не переживай ты так, ничего никто не узнает. Если сам, конечно, не сболтнёшь лишнего.       — Ладно, хрен с тобой, вычищай его сама, — спустя несколько секунд неуверенных раздумий наконец-то согласился пустынный лис. — Но смотри мне, чтобы без… — Финник со зловещей ухмылкой многозначительно покрутил пальцем, — без извращений там. Всяких.       — А Ник не проснётся? Ой… То есть он не очнётся, когда я его мыть начну?       — Ты смеёшься?! Он в таком состоянии, что и маму родную не узнает, не то что меня или тебя. Так что давай орудуй, но без всякого чего лишнего. Ясно?       Хоппс пригрозила феньку полотенцем и, вздохнув, принялась намыливать губку. Опустив лапы под воду и едва коснувшись тела лиса, Джуди вздрогнула от страха. Ей никогда ещё не доводилось прикасаться к настолько исхудавшему телу. Проводя пальцами по боку Ника, она ощущала каждое его ребро, каждую травму и немногочисленные, но страшные язвочки на его теле. Крольчиха вздрогнула, коснувшись невероятно впалого, бесшёрстного живота. Джуди больно закусила губу, давя в себе страх, и принялась осторожными движениями, опасаясь причинить боль, оттирать каждый сантиметр его тела, старательно разглаживая и расправляя скатавшуюся шерсть. В её душе поселилось странное чувство ужаса, как будто под лапами было не живое тело, а труп. Когда её лапы спустились в самый низ живота лиса, не возникло ни капли стыда или возбуждения, как можно было бы подумать. Нет, кое-что она почувствовала: безмерную жалость и сострадание к истощённому голодом и борьбой за жизнь рыжему зверю.       Вымыв и вычистив всё между ног, Джуди решила приняться за хвост своего бывшего нежданного напарника. Эта самая часть тела Ника, когда-то лихо развевавшаяся из стороны в сторону, сейчас представляла собой подобие какой-то жалкой верёвочки. Хоппс, осторожно проводя лапками вдоль практически бесшёрстного хвоста, с ужасом поняла, что он был сломан в двух местах и, видимо, до сих пор не до конца сросся, так как из-под воды раздалось тихое, слышимое только её чувствительным ушам похрустывание. Ник, который от боли должен был заскулить, настолько привык к ней, что даже не проснулся. Это столь глубоко шокировало крольчиху, что фенёк сразу понял всё по изменившейся мордашке.       — Заметила? Да, он сломан. Избивали его. Вот и хвост поломали, твари… Встретил бы их на улице, убил бы уродов за такое. Джуди не обратила внимания на его комментарии, попытавшись взять себя в лапы и начав распутывать поредевшую и свалявшуюся шерсть на хвосте.       — Как же так? — постоянно крутилось у неё в голове. — Чем же он настолько провинился? Что он мог сделать такого, за что его нужно было так увечить и унижать? — Джуди уже не могла сдерживаться. Она вытащила лапки из ванны и, не вытирая их, закрыла ими мордочку и заплакала, тихо всхлипывая.       — Э-эй, ты чего?! — с неожиданным не то сочувствием, не то участием в голосе пробасил фенёк. — Ты это… Может, бросишь? Подержишь его, а я тут сам управлюсь. А?       — Нет. Нет, всё в порядке, я справлюсь, я обязана справиться, — прошептала, немного успокоившись, крольчиха. — Пусть это будет возвратом ему моего долга. Я в порядке, всё нормально…       — Ух ты, ну надо же… — буркнул себе под нос Финник. — Хренасе кроля даёт… Может, ушастая и не настолько уж плоха. Х-ха! А они бы неплохо смотрелись вместе. А что? Крольчиха с лисом… От такой жены и я бы не отказался.       Поймав на себе сердитый взгляд Джуди, фенёк понял, что она его услышала, и, чтобы не злить её ещё больше, предпочёл замолчать.       А Джуди продолжала. Кое-как отмыв обе ноги, она принялась за передние лапы лиса. Тонкие, как соломинки, лапы, напоминающие ветки старого умершего дерева: такие же хрупкие и ссохшиеся… Хоппс с какой-то неожиданной даже для себя нежностью прижалась мордочкой к этим лапкам-палочкам, будто ища в них спокойствие и уверенность. Она тёрла губкой подушечки на его ладонях, словно желая смыть, стереть всю боль, всё горе, свалившееся на рыжего плута. Чистила страшные, обломанные когти. Джуди аккуратно, боясь выдернуть лишнюю шерстинку, разбирала все колтуны, намыливала и смывала грязную пену.       Но самым ужасным для неё оказалось мытьё головы Ника — обтянутого облезшей шкурой черепа. Намыливая ему макушку, крольчихе постоянно казалось, что тонкая кожа должна будет вот-вот треснуть под её пальцами. Прикрывая одной трясущейся лапкой глаза Нику, крольчиха осторожно тёрла другой, намыленной, его заскорузлую от грязи и сукровицы, побитую в драках голову.       Джуди не заметила, как прошло почти два часа. Они с Финником осторожно вытащили из ванны непривычно чистое, отмытое от грязи и спёкшейся крови рыжее лисье тельце и замотали простынкой то, что в обычной ситуации девушкам видеть не полагалось.       — Ну… Я такого от тебя не ждал… — как-то неуверенно начал Финник, — Я как бы и представить не мог, что ты так сможешь. Не ожидал. Ты ведь с Ником как с ребёнком, как с маленьким ребёнком… Прости, что думал о тебе плохо.       Не ответив ничего, Джуди вышла из ванной, впустив туда отца. Она безмолвной, уставшей тенью поднялась в свою комнату, заперлась на ключ и, упав на кровать, просто стала кричать в подушку от разрывающей всю её душу боли. Ей было бесконечно стыдно, больно за причинённые рыжему лису страдания. Догони она его тогда, попроси прощения… И не было бы этого ничего. Никто не избивал бы Ника, не издевался бы над ним, не унижал, ломая хвост. Пусть они, возможно, и не виделись бы больше никогда, но… Но, но, но… Так много «но».       «Я буду его любить, а он… Пусть ненавидит меня, если захочет — любить меня не за что, пусть даже проклянёт, но я от него не откажусь и не брошу. Больше никогда не брошу», — думала, проваливаясь в сон, серенькая крольчишка.       Тихо тикали старые часы, внизу были слышны по-прежнему обеспокоенные голоса, царило небольшое ночное оживление, и только один зверь во всём доме ни о чём не думал и ни о чём не волновался. Джуди свернулась в серенький клубочек у себя в кровати и просто спала, впервые за прошедшее время не переживая и не волнуясь, ведь тот, кого она любила, был рядом, в одном доме с ней. Её лис. Её Ник Уайлд.