Двенадцать подвигов Бриана. Шотландский Лев

«И почему барону не сиделось в своем поместье?» Опытный игрок Бриан де Буагильбер так умело расставил малое количество своих фигур, что мог бы с гордостью произнести: «Шах!». Только случай — коварный шулер, одним щелчком может сбить с доски и короля, и пешку, или же поставить на пути фигуру, которую совсем не ожидаешь увидеть. Хьюго понимал, что еще не полностью заслужил доверие мастера. Он и не пытался форсировать события. Он доверился не спрашивая. Хьюго принял, что в этой игре принца Джона и Буагильбера он пусть и не пешка, но всего лишь шахматный конь. Он готов был восхититься грандиозностью замысла, когда узнал стяги короля Шотландии. А потом Хьюго увидел барона Квинси, и мир рухнул, придавив несчастного оруженосца своим весом. Ничего удивительного, что барон оказался в Шотландии — он объезжал свои земли. Ничего удивительного, что барон оказался в компании шотландского короля — сэр Роберт Квинси, отец нынешнего барона Квинси, был наставником молодого Вильгельма Шотландского. Потому не удивительно, что Сейр Квинси был почитаем при шотландском дворе и дружен с Вильгельмом. Недоброе время и обстоятельства свели бывшего мастера и оруженосца. Хьюго надеялся когда-нибудь во славе и при деньгах явиться к барону Квинси и просить руки его дочери Энн. Теперь эта мечта шла прахом: барон никогда не выдал бы дочь за разбойника, а еще за мятежника, покушающегося на короля, которого сэр Сейр считал достойнейшим из монархов. Дорога была малоезженой — то кочки, то ухабы. Даже на козлах путешествие не сказать что казалось комфортным, а пленника в клетке точно немилосердно трясло. Король Вильгельм постепенно приходил в себя. Он застонал. Всего один короткий, почти неслышный звук. И дальше тишина. Хьюго не выдержал и оглянулся. Вильгельм вел себя воистину с королевским достоинством: не метался, не стенал, не осыпал тюремщиков угрозами. Он приподнялся на локтях, благо цепь не мешала такой малости, с интересом осмотрел свои путы, а потом поднял голову и пристально взглянул на Хьюго, оскалился, припоминая, кто именно стал причиной его пленения. — Больше не смотри туда, — приказал сэр Гай, но его слова услышал и пленник. — Хьюго? Тебя ведь так зовут? Услышав свое имя, трудно не нарушить запрет. — Уж не колдун ли у нас за спиной? — недовольно хмыкнул сэр Гай. — Просто слава летит впереди меня. — Хьюго сдержался. Не обернулся. Ему-то было известно, откуда у Вильгельма такая прозорливость. — Недобрая слава, мальчик. Но ты можешь все изменить. Ради чего ты с этими людьми? — Ради Британии. Эти земли не выдержат еще одной кровной войны, — вместо Хьюго ответил сэр Гай. — Вы ведь тоже так думаете, ваше величество. Иначе бы приняли гостя при дворе, а не прикрыли бы встречу паломничеством. — Ты говоришь загадками, старик. И я желаю знать, чьими стараниями я обязан нынешнему положению. Разговор был прерван. Путь, который избрал сэр Гай, пересекала река, а попасть на тот берег можно было только по неширокому старому деревянному мосту — телеге проехать можно, но от возницы требуется отчаянная смелость, а от лошади спокойствие. Был бы выбор за Хьюго, он предпочел бы найти более безопасную дорогу, но сэр Гай решил пренебречь опасностью. До середины моста, Господь миловал, добрались, но тут под копытом лошади провалилось подгнившее бревно. Конь оступился, телега ушла в сторону, ломая ограду, одно из колес потеряло опору. Еще немного — и они бы упали в реку. «Подтолкни!» — «Выпустите меня!» — почти одновременно крикнули сэр Гай и король Вильгельм. Хьюго действовал молниеносно: выхватив мизерекордию, приставил ее к боку возницы. — Ключ! — Что ты творишь, мальчишка? — прошипел сэр Гай, но особо не сопротивлялся, когда Хьюго сорвал у него с пояса ключ от клетки. — Скорее! — поторапливал король. Хьюго не мешкая открыл клетку. И благодарность последовала сразу, как только король оказался на мосту. Замахнувшись цепью, он попытался поразить спасителя. Хьюго успел отпрянуть, но места для маневра оказалось не так много, и, не удержавшись, он рухнул в реку. Однако его соперник не смог воспользоваться преимуществом. Отекшие ноги подвели Вильгельма. Вложив всю силу в рывок, устоять он не смог. Всплеск, и король Вильгельм исчез под водой. Через мгновение на поверхности показался первый «утопленник» — живой, вполне осознающий, в какой ситуации оказался и как выйти из сложившегося положения если не сухим, то неповрежденным. Волны рек и морей с детства был для Хьюго друзьями, никак не врагами. Плавал он великолепно, пара сильных гребков — и он оказался у моста, ухватился за балку. Сэру Гаю удалось вернуть избавившуюся от тяжести двух мужчин телегу на мост, но клетка теперь была пуста. — Вильгельм! Что с Вильгельмом? — крикнул Хьюго. — Ты его утопил, балбес! — услышал он злой окрик и тут же нырнул обратно, пытаясь исправить нелепую, роковую ошибку. Воздуха не хватало, но если бы он поднялся наверх за целительным глотком воздуха, то потерял бы драгоценное время. А с каждой уплывшей по реке секундой всё отчаянней билась в мозгу мысль: где король? Окажись на его месте Хьюго, он воспользовался бы возможностью исчезнуть. Однако с цепью даже для умелого пловца это стало бы непосильной задачей. Только вот на Хьюго цепей не было: оставь попытки, скажи, что поиски бесполезны или же спрячься в камышах. Зачем напрасные метания? Хочешь возлечь на дно вместе с королем, а не на брачное ложе с Энн? Смерть, потихоньку сжимающая грудь холодными объятьями, оказалась глупым советчиком. Когда Хьюго уже почти поддался искушению, образ Энн из воспоминаний вдруг стал перед глазами: плотный, почти осязаемый. Вот она! Совсем рядом! Только протяни руку — и сможешь дотронуться. Энн грустила. Энн хмурилась и совсем не радовалась встрече: «Что ж, оставь Вильгельма, как оставил меня. Живи…». «Нет, моя святая Энн. Я не омрачу нашу любовь позором», — Хьюго готов был закричать. Он плыл навстречу мареву, и вдруг видение рассеялось, а он нашел, кого искал. Цепь, которая сковывала руки Вильгельма, зацепилась за корягу. Каким бы храбрецом не слыл король шотландцев, но страх смерти уже завладел его разумом. Вместо того чтобы не мешать Хьюго его освободить, он попытался схватить спасителя. Нехорошо наносить высокородной особе такие подлые удары, но разве был у Хьюго выход. Он сделал, как говорил слуга, учивший его плавать, — ударил Вильгельма коленом в пах. Болезненный удар. Прошла, казалось, целая жизнь между ударами сердца, пока Хьюго срывал цепь. Пока, схватив Вильгельма за волосы, поднялся на поверхность. Пока греб к берегу. Они были на мели, когда к ним подскочил, забравшись по пояс в воду, сэр Гай и перехватил у Хьюго Вильгельма. И вовремя. Как только ноги Хьюго коснулись дна, они вдруг перестали слушаться. На берег он не выходил, а выползал, как древнее чудовище. Когда же ладони больше не покрывала река, просто упал, растянулся на спасительной суше и застыл, считая удары сердца и уставившись на гладкий, отточенный водой камешек. Хьюго услышал кашель и улыбнулся. Мир, качнувшийся в хаос, вдруг не просто вернулся обратно, а приобрел невероятную, идеальную гармонию. Он улыбнулся, глядя на безупречный бесценный камешек, а сэр Гай незло пнул его в плечо: — Ну и зачем ты ослушался, дурень? Решил сменить сторону? — Нет, — поднимаясь, Хьюго замешкал с ответом. Забавно, но о возможности освободить короля и отступничеством заслужить его благосклонность он даже и не мыслил. Даже если бы время вернулось назад и Вильгельм не напал бы на него, а предложил покровительство, Хьюго знал: что бы ни сулил ему король — он бы отказался. Само по себе предательство было противно его натуре. Он говорил правду, неважно, верил ли его словам сэр Гай. — Я просто желал предотвратить случайное убийство. — И как ты оказался, парень, в такой компании? — добродушно хохотнул король Вильгельм, но, не дав времени на объяснения, звякнув цепью, вопросил: — Все же, милорды, кому я обязан моим нынешним положением? — Гамелин де Варрен, граф Суррей, — склонил голову сэр Гай. Анжуйский бастард. Не так давно Буагильбер упоминал его. Что знал о нем Хьюго? Гамелин был незаконным сыном-первенцем Жоффруа Плантагенета, а значит, старшим братом Генриху Старому Королю и дядей королю Ричарду и принцу Джону. Он посмел добиваться внимания красавицы Изабеллы де Варрен, единственной дочери графа Суррея, вдовы младшего сына короля Стефана и богатейшей наследницы в Англии. Но куда бастарду до законнорожденного брата? Король Генрих обещал руку Изабеллы младшему брату Вильгельму. И тут вмешался хитрый закон и архиепископ Кентерберийский. По первому супругу молодая вдова считалась родственницей пророченному ей мужу. Все могло разрешить позволение на брак Папы. Однако Томас Беккет решительно воспротивился даже самой мысли о таком компромиссе. Так что же делать с Изабеллой и ее землями? Король Генрих решил скоро: если не любимый младший брат, то верный брат — брат бастард неплохо присмотрит и за вдовой, и за ее владениями. Рассерженный Вильгельм покинул английский двор, отправился к матери в Нормандию, где и умер, как говорили, от разбитого сердца. Позже архиепископ Кентерберийский жестоко поплатился за свое вмешательство, когда один из убийц, ударяя его ножом, выкрикнул обвинение: «Это тебе за любовь господина моего Вильгельма, брата короля». Гамелин же, в первый и последний раз встав клином между родственниками, получил не только жену, земли и титул, но и имя. После того как он лицезрел английского принца в доме мастера и захватил в плен шотландского короля, знакомство еще с одной высокородной особой не смутила Хьюго. Он уже почти открыл рот, чтобы и самому представиться, но король Вильгельм не дал этого сделать, тут же обратившись к сэру Гаю, то есть графу Суррею: — Что же заставило почтенного лорда заняться разбоем? Ваши земли истощились, а ростовщики, невиданное дело, подарили вам этот великолепный экипаж? — Вильгельм кивнул в сторону долговой повозки. — Я польщен, что ваша милость беспокоится о моем благосостоянии, но крайние меры, к которым нам, к сожалению, пришлось прибегнуть, — это не вызов, а скорее предложение мира. «Хьюго Спенсер, ваша милость, — в мыслях продолжил приветствие Хьюго. — Впрочем, имя мое вы и так знаете». В общем-то, в его низком статусе в глазах этих важных персон были и свои плюсы. Они говорили, не опасаясь, а он слушал. — Тогда как назвать эти украшения? — Вильгельм снова звякнул цепью. — Небольшая предосторожность. Они снова тронулись. Ехали едва заметной тропой, известной лишь графу Суррею. Рядом с ним на козлах сидел Вильгельм. Хьюго же было предложено занять место короля в клетке. Он отказался. И теперь следовал за повозкой, ожидая, что та где-то застрянет, или колесо провалится в яму, и понадобится его помощь. Обошлось. — Вот и прибыли, — сообщил Суррей. Оказалось, что временным их прибежищем должна была стать пещера в скале — темный зев каменного великана. — Похоже, ты знаешь эту землю даже лучше, чем я, — заметил Вильгельм. — Случайность. В пору войны с узурпатором, в первый раз прибыв на остров для переговоров с вашим дедом Давидом, понадеялся на Господа и заблудился, — усмехнулся Суррей. — Может, это и был Господень промысел? — Господень промысел, говоришь? — оживился Вильгельм. — Может, это утерянное убежище святого Балдреда? — Святого? — переспросил Суррей, почесывая большим пальцем подбородок. — Эй, парень! Спустись-ка вниз. Не сотворил ли святой какое-либо чудо? Хьюго послушно покорился приказу. Пещера была вполне пригодной для жилья: опускаясь вглубь футов на пятнадцать, в ширину простиралась футов на двадцать, не меньше. В высоту небольшая, около пяти футов, но ненастье переждать и не бедовать сгодится. «Чудо», сотворенное, может, и не святым, а ныне живущим, Хьюго обнаружил почти сразу же: два полных бочонка — уж точно не с водой, — пару свиных засоленных окороков, ячмень для похлебки и посуда — котелок, ложки, кружки. С этим было понятно, но в пещере оставалось кое-что и от прошлого хозяина или хозяев. Первое, что бросилось в глаза, — бедренная лошадиная кость. Пригибаясь, Хьюго последовал дальше. Кости, человеческие и животных, черепки, зола окружали большой плоский камень — слишком гладкий для обточенного природой. Пол пещеры тоже был странный. Каменный — да. Но камни ровно складывались один к одному, как будто уложенные мастером. Самой страшной находкой оказалось то, что лежало на камне: рассыпавшиеся кости — немного перемешавшиеся, но все же очерчивающие два тела. Человеческие тела. Очень маленькие. Детские. — Святой Балдред тебя проклял? Что ты бледнее савана? — полюбопытствовал Вильгельм, когда Хьюго выбрался из проклятой пещеры. — Там… — как сразу совладать с речью и рассказать о страшной находке? Суррей знал, он просто хмыкнул, а любопытство Вильгельма, возобладав над разумом, заставило его оттолкнуть оруженосца и самому спуститься в пещеру. — Грязное языческое капище! — возмутился он, возвращаясь, бледный, наверно, не меньше самого Хьюго. — Так вот куда ты привез меня, старик! Это место достойно, чтобы быть забытым. Король отказался на ночь спускаться в пещеру. Суррей не настаивал. Впрочем, погода благоприятствовала, чтобы и время сна, и время бодрствования оставаться под крышей крон деревьев и неба. Забота о комфорте короля и графа легла на плечи Хьюго. Он собирал хворост, следил за костром, готовил еду, таскал воду и даже охранял их маленький лагерь. Вина было в достатке, чтобы король и граф, забыв, что один из них пленник, а другой его страж, предавались философским беседам или же коротали время за игрой в кости. Ставки были невинными и шуточными, пока на третий день их совместного пребывания Хьюго услышал то, что заставило его насторожиться. — Теперь Нортумбрия моя, — уверенно заявил Вильгельм. — Что ж, не смею возразить, — хлебнув лишнего, граф Суррей был неосмотрительно благодушен. Пожелай Вильгельм совершить побег — лучшего времени не найти. — Только вот мой король не согласится. — Твой король нуждается в деньгах, — Вильгельм Шотландский и сам захмелел, раз продолжал громко торговаться. — За то, чтобы быть хозяином земли своей и расторгнуть вырванную силой клятву, я заплатил ему десять тысяч марок. Чтобы вернуть отнятое, я заплачу столько же и еще половину. Справедливо? — Справедливо, — согласился граф Суррей. — Передай мое предложение своему королю, и я забуду о несостоявшейся встрече и всех ее выгодах. — Я это сделаю. За это и выпьем. — Хьюго не мог поверить. Эти двое так просто делили английские земли. Тем временем Суррей заметил третьего в их компании и нежданно потребовал присоединиться к пиршеству. — Не стой как столб. Налей и себе. Не то чтобы Хьюго злоупотреблял, но втихую вино, которое разливал для господ, он попробовал, и мог поклясться, что у него не было такого странного пряного привкуса. Хьюго только пригубил, напомнив графу, что ему еще дозор держать, но тот и не стал заставлять его выпить полную кружку. Глаза слипались, как он ни крепился. Мысли путались. Если вино оказалось отравленным, то он умрет. Какое великое откровение! Кому это надо? Конечно же, пленному королю. Потому и был он так спокоен: готовил ловушку для ловцов. Не важно, где и как он припрятал яд. Лишь бы не поздно. Хьюго видел, как заинтересованно наблюдал Вильгельм за последними мгновениями жизни бедового оруженосца. Он хотел крикнуть, предупредить графа Суррея об опасности, но рухнул как подкошенный. Когда кто-то настойчиво начал его расталкивать, Хьюго решил, что он все еще в доме барона Квинси, проспал положенное для подъема время — не так часто, но случалось и такое. — Вставай, парень. Нам пора, — низкий медленный говор был знаком Хьюго. Только вот на этом или том свете он звучал как загадка, которую легко разрешить. Что ж, если они оба живы, то все не так плохо. — Сэр Гай… Милорд… — Хьюго растирал виски, пытаясь связать все звенья воспоминаний о прошлой ночи в одну единую цепь. — Вильгельм Шотландский… Он хотел отравить вас… — С чего ты взял? — голос отдалился, а значит, граф Суррей, если это все-таки не сон, отошел. — Он просто хотел проверить действие зелья леди Изабеллы. Ночь уже сменилась поздним утром, рассвело, и тьма отступила. Король Вильгельм лежал неподвижно. Кандалов на нем не было, но рядом лежал его меч. — Он жив? — насторожился Хьюго. — Он спит, как прежде спал ты, — спокойно пояснил граф Суррей, подводя на поводу лошадь. — Молодость, молодость: и сон крепче, и вино пьянее. Не то что у нас стариков. Поторапливайся. — Сейчас впрягу, — Хьюго перехватил повод их единственной лошади, собираясь вести ее к телеге. — Не стоит, — заметил Суррей. — Поедем, как завещает орден твоему господину — на одной лошади. — Не понимаю, — Хьюго уловил в добродушии подвох. — Не слышал никогда о рыцарях Храма? — Но какое отношение к храмовникам имеет сэр Этьен? Он едва успел произнести это, как горла коснулось заточенное острие. Граф Суррей стоял за спиной Хьюго, но оружие, которым он угрожал, было тому известно. Пока Хьюго спал, граф Суррей завладел его мизерикордией. — Никакого. Как и самоуверенный юнец — ко всему происходящему. — О ком вы? Если обо мне, то мой сон был крепок и без ваших снадобий. Разве происходило здесь что-то неподобающее? — капелька крови, а может, холодного пота, стекла к ключице. — Ничего такого, о чем стоило бы помнить, — лезвие немного отодвинулось. — Я уже забыл, — подтвердил Хьюго, и Суррей, перевернув нож рукоятью вперед, вернул его хозяину. — Еще одно, мальчик, — посоветовал граф. — Какими бы благородными ни были твои намерения, не спеши обнажать оружие. Подумай дважды. Может, ты и спас короля, но он, ко всему прочему, вместо благодарности желал твою голову. — Зачем? — стоило ли еще чему-то удивляться? — Чтобы подтвердить свою победу над разбойниками боевым трофеем. — Суррей с ловкостью забрался на лошадь и обернулся к Хьюго. Тот положил руку на круп животного, но пока не спешил забираться. — И вы остановили его, усыпив? — Ты слишком дорого оценил свою шкурку, мальчик. — Граф вдруг толкнул лошадь в бока так, что та тронулся, но, пройдя несколько шагов, остановилась. — Я всего лишь попотчевал его снадобьем леди Изабеллы, которое она готовит для моего спокойного сна. Король Вильгельм, зная, что его пленение подходит к концу, позволил себя усыпить, иначе пришлось бы его связать. Хьюго должен был пробежать несколько шагов, чтобы вновь оказаться возле лошади и вскочить на нее позади Суррея. *** Невероятное предприятие подошло к концу. Свита Вильгельма Шотландского была отправлена по дороге в Берик, где они и должны были встретить короля. «Разбойники», осмелившиеся на дерзкое похищение, возвращались на английские земли. Хоть граф Суррей и заверил, что Вильгельм не станет организовывать погоню и предпочтет оставить сам факт пленения в тайне, но мало ли. Он мог и передумать, или же кто из вельмож мог проявить рвение и преподнести королю подарок в виде голов похитителей. — Я обещал нашему гостю, что цепь, меч и конь вернутся к нему, — граф Суррей был недоволен, может, даже и в ярости, но старался держать лицо. — А я не обещал, — оказалось, что Буагильбер решил в выкуп за короля включить не только серебро, но и его вороного в загаре жеребца. — Если желаете, можете отдать лучшего коня из личных конюшен. Хьюго, как и положено оруженосцу, стоял позади мастера — все та же тень. Но каким удовольствием было слышать, как кто-то посмел противоречить всемогущему королевскому родственнику. Хьюго поклялся, что при следующей встрече с Суррем тот не посмеет относиться к нему так пренебрежительно.