Твоим же оружием.

POV Тарьяй. Я еле-еле раскрыл глаза и начал собираться. Пошёл в ванную, чтобы принять душ и почистить зубы. Когда вытирал полотенцем мокрое от воды лицо, посмотрел в зеркало и ужаснулся от того, что мои глаза были очень красными, словно вместо них у меня было два красных шарика. Ну, а что я ожидал проплакав пол ночи? Нужно закапать глазные капли, а то я похож на наркомана. Я пошёл на кухню и начал копаться в аптечке. Чёрт, да где же они? Ну, наконец-то я их нашёл после десятиминутного поиска. Закапав капли в глаза, я начал рыскать в холодильнике в поисках чего-нибудь съедобного. Жаренная курица и пюре. Только я достал кастрюлю, как поставил её на место. Аппетита совершенно не было. О, родители оставили записку. Тарьяй, мы с папой поехали к бабушке дня на три. Деньги я оставила в прихожей на тумбочке. Будь хорошим мальчиком. Целую. Мама. Отлично. Одиночество мне сейчас необходимо. Взгляд упал на часы, которые висели на холодильнике в виде магнита. Твою мать, я опаздываю. Я быстро побежал в комнату, оделся, взял рюкзак, в который положил ноутбук и направился в прихожую. Быстро надев кроссовки, я выскочил на улицу и побежал в сторону Ниссена. Все уроки я сидел и смотрел в окно. Слова учителей пролетали мимо моих ушей. Иногда, я даже не слышал, что мне что-то говорят. Мои мысли поглотили меня в свой омут, из которого я не мог выбраться. Давид и Румен не отставали от меня с расспросами. -Тарьяй, да мы же видим, что что-то произошло, давай рассказывай, — в голос мне твердили мои лучшие друзья, которые действительно обо мне беспокоились, — ты же знаешь, что мы тебя поддержим. -Я просто устал, правда. Всё нормально. Нагрузка большая в театре и в школе, просто я устал, — это была просто универсальная отмазка на все случаи жизни, — не беспокойтесь обо мне, всё правда отлично. Ну, да. Отлично. Лучше всех. Человек, которого я люблю вытер об мою любовь ноги, просто разбил мне сердце, перестал общаться и, даже не хочет со мной ни видеться, ни разговаривать, а так всё замечательно. Уроки длились целую вечность. Я устал прятаться от своих друзей то в туалете, то в каком-нибудь пустом кабинете. Меня, в принципе, уже достало что-то скрывать, от кого-то прятаться. Мне противно скрывать что-то от своих лучших друзей, когда они доверяют мне на все сто процентов и рассказывают абсолютно всё, что происходит с их жизнью. Но, наконец-то, мой спасительный звонок с последнего урока прозвенел и я направился домой. По пути к своему дому, я как-то не произвольно свернул. Как думаете куда? Конечно же к кафе, где работает Хенрик. Я зашёл в надежде на то, что мне удастся поговорить с ним и объясниться. Его нигде не было. Я увидел Сив, и пулей подбежал к ней с надеждой, что Хенрик всё-таки здесь. -Здравствуйте, а Хенрик сегодня работает? Где он? -Хотела бы я сама знать. Он сегодня не появлялся. Я ему звонила, но трубку он не берёт. Леа тоже не может до него дозвониться, — я начал беспокоится после её слов так сильно, что у меня затряслись руки, — если ты найдёшь его, скажи, чтобы он позвонил мне, я волнуюсь. На всякий случай, вот мой номер, — она протянула мне визитку кафе, где был написан её номер. -Да, хорошо, конечно, до свидания, — мой голос начал трястись, я беспокоился за Хенрика не меньше, чем Сив, — я обязательно передам ему, если найду. Я пулей вылетел из кафе. Где мне его искать? Вдруг что-то произошло. А если с ним что-то случилось? На улице уже темнело, и начинало холодать. Нужно одеться потеплее, или меня на долгие поиски не хватит. Я бежал до дома так быстро, словно каждая секунда была на счету. Какого, мать его, хрена? Я забыл как дышать, картинка этого мира поплыла перед глазами, ноги подкосились, на глаза навернулись слёзы. Хенрик лежал на моём крыльце. С бутылкой виски и потрёпанной фотографией, где были изображены мы. Я открыл дверь и начал поднимать эту пьяную тушу. Мне казалось, что будет легче, но он намного больше и тяжелее, чем я, поэтому я поднял его не с первого раза, а дотащил до своей комнаты с великим трудом, мне казалось, что мой бедный и слабый позвоночник треснул в нескольких местах, а органы чуть не вывалились из одного места. Я уложил его на кровать. Снял с него бомбер, а на остальное у меня не хватало сил, которые ушли на то, чтобы дотащить его до сюда. Отправил сообщение Сив, что с Хенриком всё хорошо, что он у меня. Я присел рядом с ним и убрал его постоянно выбивающуюся из причёски прядь с лица. Какой же он красивый, даже когда в таком состоянии. Времени много. Завтра снова в школу. Нужно ложиться спать. Я посмотрел на его пухлые, такие красивые губы. И поцеловал. Не сдержался. Это был лёгкий поцелуй, но от него по моему телу, словно прошёл электрический заряд. Провёл ладонью по его мягкой щеке. Как бы я хотел, чтобы так было всегда. Я не могу убрать ладонь с его лица, я не хочу её убирать. Я хочу просидеть так всю свою жизнь. В комнате было темно. Её освещал только лунный свет, падающий из окна. Я увидел, что что-то сверкнуло на лице Холма. Это был лунный свет, который отсвечивал от его, блять, открытых глаз, которые смотрели прямо на меня. Я боялся пошевелиться, я боялся моргнуть, я боялся вздохнуть. Я хотел уже убрать руку, как Хенрик, мягко накрыл её своей. Он закрыл глаза и через минуту его рука ослабла, и упала на подушку. Он уснул. А в моей душе расцвёл райский сад. Мой серый мир снова приобрёл краски. Один взгляд, одно движение, один человек и появляется смысл жить, а не существовать. Я лёг у него в ногах и уснул. Будильник. На удивление я легко проснулся. Я встал и увидел, что рядом лежит Хенрик, который мерно посапывал. Я улыбнулся. Я хотел бы просыпаться так каждое утро. Я оставил записку, таблетки и стакан с водой на тумбочке, которая стояла возле кровати. Собрался, но перед тем как уйти, посвятил ещё минуты две на то, чтобы полюбоваться на спящего Холма. Всё это время, пока я был в школе, я улыбался, я смеялся, я не сбегал, я не прятался, у меня, словно выросли крылья. Я был счастлив. Я осознавал, что Хенрик, хоть и был пьян, но он пришёл не к кому-то, а ко мне. Это что-то значит. Но так же в моей душе заселился страх, что я вернусь в пустую квартиру, что он уйдёт. Но я старался не думать об этом. Счастья было во мне настолько много, что ничто и никто, кроме создателя этого счастья, не сможет выбить его из меня. Домой я чуть ли не бежал. Я открыл дверь и увидел, что Хенрик обувается. Это значит, что он уходит. Счастье, которое било через край спустило, словно шарик, который проткнули иголкой. Я хотел поскорей скрыться от него, чтобы он не видел, что мне больно, но он схватил меня за руку и не отпускал. Я смотрел на него. Я пытался понять о чём он думает. Не успел я ничего сказать, как он накинулся на меня и поцеловал. Я был удивлён, нет, я был в шоке, но мне хотелось, чтобы он не останавливался. Но он, кажется, и не собирался. Я забыл как меня зовут. Сейчас ничего не имело значения кроме его губ, его острых клыков, которые прикусывали меня, его языка, который, словно пытался связаться в узел с моим. Мы лежали на кровати. Устало дышали. Я смотрел на его шею, которая была вся в алых пятнах. Я оставил эти пятна. Ни Леа, ни кто-то другой, а я. Это были мои метки. На моей же шее были его метки. Я посмотрел ему в глаза, а он посмотрел в мои. Так мы пролежали с минуту. В комнате было тихо. Было слышно только прерывистое и уставшее дыхание двух самых счастливых людей. Эту тишину прервал Хенрик. -Это неправильно. Я понимаю это, но ничего не могу с собой поделать. Меня тянет к тебе. Мне кажется, что я люблю тебя, Тарьяй, — он сказал это на одном дыхании и прервался, чтобы вдохнуть ещё один глоток воздуха, — я хочу быть с тобой, — он крепко обнял меня за плечо, — Мы не Исак и Эвен, мы Хенрик и Тарьяй, которые повторяют историю людей, которых сыграли на камеру. И знаешь, что самое забавное? Я хочу этого. -Я люблю тебя. Что я ещё мог сказать? Он всё сказал.