Время. Сотри меня

Найти постоялый двор не составило труда даже без помощи случайных прохожих. Мало того, что трехэтажное здание было выкрашено в розовый цвет, словно брюхо свиньи, так оттуда еще и доносилась режущая уши бесталанная музыка. Аина встретил приятного вида, но уже немолодой, портье и, как позже выяснилось, по совместительству отельер. - Сожалею, но все комнаты заняты, - сообщил он. - Так уж и все? - не поверил Аин. Разве можно было поверить в то, что в разгар эпидемии в местной гостинице будет полный аншлаг с приезжими? - Если я говорю все, значит, все, - безэмоционально ответил портье. - И вы даже не пропустите меня в холл? - Незачем. Хладнокровный однако. Но небеспредельно. - Я хочу поговорить с человеком, заплатившим за все комнаты. Брови работника гостиницы удивленно поползли вверх. - И как же мне вас представить? - Никак. Я сам представлюсь. Удивление портье перешло в сомнение, но он, все же, удалился, чтобы позвать дорогого гостя. Через щель, оставшуюся между дверьми, просачивались свет и разнообразные звуки: смесь женских и мужских голосов, звона посуды и, конечно, живой музыки. "Какой еще ребенок?" - послышалось спустя минуту. А еще через пару секунд в дверях возвысился светловолосый мужчина и полностью накрыл своей тенью Аина. Какое-то время оба молча разглядывали друг друга. Гость потому, что уже выпил чарку другую и не мог понять, что за карлик перед ним стоит. Аин просто потому, что не любил спешить в подобных случаях. Он улыбался. У него хорошо получалось улыбаться. Имея целый арсенал улыбок, он применял их в зависимости от ситуации и цели. Причем все, как один, принимали их за подлинные. - Мальчик, тебе чего? - наконец овладел собой мужчина. - Меня зовут Аин, сер. Я бы снял шляпу, но, к сожалению, у меня ее нет. Не люблю головные уборы. Блондин сразу же оценил манеры ребенка и расплылся, как воск. - Ты сын кого-то из гостей? - предположил он. - На улице холодно, темно и... эти прокаженные. Страшно. Я могу войти? Мужчина, словно осознав свою нетактичность, быстро отступил в сторону, пропуская мальчика внутрь. - Вы очень добры, сер. К нему подошел тот же портье и принял в свои опытные руки малахитовое пальто и чемодан. Тот оказался почти неподъемным даже для взрослого человека, что вызвало новую волну удивления. Оба гостя направились в уютно обустроенный зал для редких пиршеств. На диванах, креслах, у камина, везде были люди. Причем люди не бедные и вполне возможно глубоко уважаемые в своих кругах. Хотя все они на первый взгляд казались совершенно разными. Аин почувствовал что-то странное и довольно неприятное в их взглядах. Что-то более сложное, чем у того нефартового рыбака. Ему понадобится время, чтобы понять, в чем заключается их общая черта. Как уже говорилось, в зале были мужчины, женщины и никаких детей, поэтому у большинства из присутствующих на лицах появилось замешательство. Некоторые проявили безразличие. Но одна дама в фиалковом платье с турнюром в своей экспрессии превзошла всех. Она гневно и в тоже время беспокойно, словно ее терзал стыд, уставилась на организатора торжества. - Ты ничего не говорил о том, что здесь будут дети, Отис. Или это он тот самый сюрприз, которого все так ждут? - Успокойтесь, Дженна, - мужчина примирительно возвел руки, а затем вполголоса добавил, - Когда все начнется, мы отправим его спать. Комнат полно. Женщина хотела было возразить, но, заметив, что всеобщее внимание в данный момент приковано именно к ней, воздержалась и отошла к окну, словно увидев за ним что-то интересное. - Почему не играет музыка? - уже громче спросил Отис у трех несчастных музыкантов, которые, судя по их лицам, вообще не хотели бы быть здесь. Скрипка и еще два духовых инструмента возобновили игру. Аин был готов заплатить им, лишь бы это прекратилось, ведь невозможно слушать музыку, выдавливаемую без особого на то желания. Но, казалось, другим было все равно. Их уши плохо различали настоящее и пародию. - Прошу сюда, мой мальчик. Отису опустил руку на лопатку Аина и вывел его в центр зала. - Дорогие гости! - начал он. До сих пор занятые общением между собой, гости замолчали и обратили свое внимание на говорившего и того, кто стоял рядом с ним. - Хочу вам представить... Аина? Последнее слово было вопросом. Мальчик кивнул, подтверждая правильность произнесенного имени. - Итак! - продолжил блондин, - Вы его не знаете. Я тоже, - он выждал пару секунд, чтобы утихла волна смешков, - Может быть, я уже не в меру пьян, но почему-то мне кажется, что он именно то, вернее, тот, кого не хватало на нашем празднике. Этой ночью я бы хотел, чтобы Аин радовал мои глаза. Вы только взгляните на него! Разве он не очарователен? По залу пошла волну шепота. "Действительно. Какой милый мальчик." "Ой, какие ямочки на щечках!" "Он так похож на моего Грегори." "А малец недурно одет. Это что, часы?" "Да уж, Отис умеет удивлять." Аин почувствовал, что еще пожалеет о том, что не остался ночевать на улице. Но с другой стороны, с ним так давно не происходило ничего интересного. Событий, исход которых он не мог предугадать. Мужчина указал на кресло у камина, сев в которое, Аин бы не доставал ногами до пола, поэтому он лишь опустился на край. Отис уселся напротив в точно такое же кресло. Его вдруг совершенно перестали интересовать остальные гости, которые тем временем мельком поглядывали на непринужденно улыбающегося мальчика. - Ты голоден? - поинтересовался Отис и хотел было подозвать мечущегося со стопками посуды прислугу, но Аин жестом остановил его. - Спасибо, сер. Я не ем ночью. - Зови меня просто Отис. Кстати, какое у тебя полное имя? Блондин все же подозвал слугу, чтобы тот долил ему вина. - Если вы имеете в виду мою фамилию, то у меня ее нет. Мой род... утратил ее. - Как так вышло? Кто твори родители? И почему ты бродил один в чужом городе? Расскажи мне все. Мне так интересно! Ты мне интересен, - прямо признался Отис, явно не отличавшийся терпением. Сам он до сих пор не представился полным именем и не назвал свой титул, если такой имелся, из чего Аин сделал предположение, что похвастаться ему особо было нечем, кроме любви к непомерному транжирству. - Кем они только не были, - Аин усмехнулся, но мужчина не уловил подтекста, - Я приехал в Реардан, потому что ищу кое-кого. - Один? Сколько же тебе лет, дитя? - Одиннадцать, сер. Отис продолжил навязчивый допрос, но Аин снова отвлекся на музыкантов. Он обратил внимание на то, как странно скрипач держал смычок. Музыкант практически не задействовал кисть. Затем он заметил, что у того как-то неестественно выпирает лучевая кость. - В чем дело? - оторвал его от наблюдений собеседник, - Тебе так нравится музыка? - Скрипач... - пробормотал мальчик. - Прости? - У него травма руки. Давний перелом. Кости срослись неправильно. От того и звук паршивый, - объяснил он. - Ха! - воскликнул Отис, едва не выплеснув на себя вино. Он был приятно ошеломлен, - Я догадался! Твои родители врачи. Аину оставалось только кивнуть. Раз собеседник был так уверен в истинности собственной догадки, почему бы нет? Пусть будут врачи. Уж больно жалко ему стало того скрипача. Аин никогда не сопротивлялся своим импульсам и желаниям, в каком бы положении не находился. Вот и в этот раз он встал с кресла и под всеобщим вниманием прошествовал к тройке музыкантов. Никто не услышал, что он сказал им, но музыканты, казалось, вздохнули с облегчением. Двое из них сложили свои инструменты и отошли в сторону, а скрипач передал свой мальчику. Тот сразу заметил, как посинела его правая рука, начиная от кончика большого пальца и уходя дальше под одежду. Корпус скрипки к подбородку. Левая рука легла под шейку. Смычок замер в правой. Все затаили дыхание в ожидании чуда, и чудо не заставило ждать себя слишком долго. Первая нота и все, кто до сих пор что-то ел, пил или был занят беседой, забыли обо всем. Полилась нежнейшая мелодия, сравнимая разве что с церковным хором. Ее можно было назвать волшебством, так как каждый из присутствующих, в том числе сами музыканты, задумался о сути собственной души, о моментах из далекого необратимого прошлого. А те, кому не хватало ума, чтобы задуматься о чем-то важном, инстинктивно ощутили грусть. Сладкую грусть. Манящую грусть. Как та, что наступает на закате осени. На закате жизни. Аин и сам наслаждался собственной игрой и параллельно следил за рефлексией гостей. Сила его мелодии была велика настолько, что она могла на время очистить их души лучше любого проповедника. Но довольно. Это не являлось его целью. Он все таки жаждал увидеть, что за секрет хранят в себе все эти люди. Мелодия оборвалась в небрежной манере, и этот "обрубок" заставил слушавших почувствовать себя обманутыми. Но это состояние продлилось недолго. За ним последовали бурные овации, восторженные возгласы и неудержимый поток восхваляющей речи, к которой Аин остался равнодушным, ведь он играл не для них, а для себя. К скрипке как к музыкальному инструменту у него были особые чувства. Уважение. До ее появления в истории человеческой культуры, Аин обожал флейту. До флейты, кажется, не любил музыку вообще. Тем не менее на его невинном мальчишеском лице продолжала исполнять свою роль смущенная улыбка. Отис смотрел на него едва ли не влюбленными глазами. Алкоголь, поглощенный им за последние несколько часов, прибавлял эффект. Расчувствовавшийся мужчина, по видимому, собрался поцеловать Аина то ли в лоб, то ли в щеку, а может и в уста, чего тот не мог допустить даже при всей своей титанической терпимости к людям. Нет, на самом деле, он не имел ничего против людей, но конкретно этот человек напоминал ему петуха, который сегодня рвет глотку, а завтра попадет в суп. С целью избежать неприятного контакта Аин сделал вид, что совершенно случайно выронил смычок, и нагнулся. чтобы поднять его. Виновато потерев затылок, он вернул обе части инструмента законному хозяину, который в свою очередь поклонился перед юным талантом. Ночной банкет затянулся, но, как и предполагал Аин, все, что происходило в гостинице до сих пор, было лишь прелюдией чего-то более грандиозного. - Пойдем, выберешь себе комнату, - сказал Отис, желая поскорее уложить ребенка спать. Ребенок, скромно попрощавшись с гостями, позволил ему увести себя, но задержался возле сидевшего в холле на дежурстве портье. - Чемодан и пальто ко мне в комнату, - сухим и более привычным для себя тоном приказал Аин. Портье, смерив мальчика холодным, будто подозревающим в чем-то, взглядом, послушно кивнул. Наверху он выбрал ту комнату, что располагалась ближе к лестнице. Отис предложил другую, менее тесную, но Аин вежливо настоял на своем. Через минуту в эту самую комнату принесли его вещи, и впервые за последние несколько дней он остался наедине сам с собой. Аин вдруг осознал, что соскучился по одиночеству. Хотя, по сути, оно сопровождало его на протяжении всей жизни. Но сейчас речь шла о несчастном клочке свободного пространства. Свободного от расплодившихся по земле людей. Однако он не собирался отдавать забвению. И пропустить самое интересное? Ни за что. Аин неподвижно пролежал на кровати около часа. Еще через столько же небо начнет светлеть. Пора. Ноги бесшумно опустились с кровати. Точно так же бесшумно был открыт чемодан. Из-под аккуратно сложенных стопок одежды Аин достал футляр из черного дерева. В целом он был совершенно обыкновенным, без каких либо отличительных знаков в виде фамильных гербов. В нем могло оказаться, что угодно, но что было на самом деле, знал только Аин и некоторые из пыли. А чем, оно являлось раньше, и того меньше. Дверь скрипнула слишком громко на фоне воцарившейся тишины, но, к счастью, снаружи никого не оказалось. Не смотря на то, что ботинки Аина имели каблук, при желании он мог передвигаться не издавая не единого звука. Вновь оказавшись на первом этаже, обнаружилось, что портье пропал. Остались только слуги, все еще наводящие порядок в зале. А куда запропастились гости? Их верхняя одежда все еще висела в холле. После минутного исследования Аин отыскал сбоку от лестницы непримечательную дверь. Та оказалась заперта. - Прости, что приходится использовать тебя таким образом. Он бережно провел рукой по футляру, после чего открыл и вынул из него нечто похожее на кинжал и одновременно охотничий нож. Слишком широкий для кинжала и слишком симметричный для ножа. Рукоять была короткой, но для его ладони в самый раз. Конец лезвия прошел в щель и с легкостью сбил крючок по ту сторону двери. Та сама отворилась. Слева от нее оказался спуск, слабо освещаемый настенными канделябрами. Миновав ряд каменных ступеней, Аин оказался в узком тоннеле, в конце которого маячила еще одна дверь. Похоже, под гостиницей имелось настоящее подземелье со своими тайнами. Он улыбнулся. Его ждали. - Так вот, чем занимаются портье в ночное время, - на распев произнес Аин, продолжая приближаться к двери, возле которой на деревянном ящике, скрестив руки, сидел седовласый мужчина. Он сразу обратил внимание на острый предмет в правой руке ребенка. - Возвращайся в свою комнату, мальчик. Для своего же блага, - сказал он обыденным тоном, но взгляд его был настороженным. - Ну, вот. Досадно-то как. Я надеялся, что мне никто не будет мешать. Может, тогда просто скажете, что за дверью? Аин остановился на расстоянии пяти шагов. - Ты глухой? Это тебе не место для игр. В полутьме сверкнуло лезвие шпаги. Неужели этот портье надеялся отпугнуть его, просто похваставшись видом своего оружия? Внезапно тишину прорезал собачий лай, доносившийся из-за двери. Мужчина инстинктивно повернул голову в ее сторону, и Аин не замедлил воспользоваться такой прекрасной возможностью. Он преодолел отрезок пространства, разделявший их до сих пор, за долю секунды. Клинок прорезал спертый воздух, но со звоном напоролся на выставленную в блокировании шпагу. Разлетевшиеся искры на мгновенье осветили тоннель. "Ого. Не глядя", - с толикой восторга подумал Аин, отскочив назад. Портье принял стойку. Было видно, что он колеблется. Атаковать первым не станет. В таком случае... Последовал новый выпад. На этот раз Аин атаковал не сверху, а низу, максимально пригнувшись к земле, точно тень. Портье отступил, чтобы дать шпаге пространство для замаха. Не успеет. Аин резко сменил траекторию, избежав контратакующего удара противника. За это мгновенье он успел заметить изумление на лице мужчины, который до сих пор прекрасно владел своими эмоциями, не позволяя внешнему облику оппонента сбить его с толку. Он надеялся, что этот замах станет последним, но допустил ошибку и заплатил за нее большую цену. Аин до боли в пальцах сжал клинок и прочертил в воздухе дугу. На каменный пол упала конечность, продолжающая крепко сживать рукоять шпаги. В следующую секунду черные стены забрызгало кровью, а портье, потеряв равновесие, повалился на землю. Боль наступила не сразу. Он успел подумать: "Как такое возможно?" Но Аин не позволил мужчине завопить и тем самым поднять шумиху, воткнув клинок между его глаз. Затем он вытащил лезвие и обтер его о жилет трупа. Из кармана того самого жилета выглядывал белый уголок. Это оказался сложенный вчетверо лист бумаги. В этот раз можно попробовать собак. И не забудь про опиум. К пятому октября сюрприз должен быть готов. Отис - Опиум? - вслух задумался Аин. Вновь приняв вертикальное положение, он скомкал записку и выпустил ее из рук. Она, упав в лужу крови, тут же побагровела. Вперед. Он и так уже потерял много времени, балуясь с портье. Дверь оказалась тяжелой, но незапертой. Аин все еще слышал собачий лай и рычание. Он уже имел представление о возможном увлечении Отиса, но с выводами пока не спешил. Лучше увидеть собственными глазами. Аин спрятал клинок за пояс и вошел. Подземная комната оказалась в разы больше, чем предполагалось, и имела еще несколько дверей. Гости были здесь. Они окружили деревянный вольер, за которым что-то происходило, но пока Аин не видел, что именно. Только слышал. "Все-таки, собачьи бои?" - подумал он. Пока никто не заметил его появления. Все были увлечены зрелищем. Что мужчины, что женщины вопили и скалились в ожесточенных улыбках. Аин по голосу узнал ту самую даму в фиалковом платье. Она самозабвенно выкрикивала: "Давай! Рви его!" Затем он отыскал взглядом выделяющегося среди остальных своим ростом Отиса и решил подойти к нему. Он стал совсем рядом, только голову опусти, но мужчина его не видел. Зато теперь Аин имел возможность рассмотреть все, что происходило за вольером. На какое-то время даже он оторопел, но затем рассмеялся так звонко, что всеобщее внимание вмиг обратилось на него. - Так вот, зачем собаки! Признаться, Отис, я тебя недооценил, - продолжал смеяться Аин. Мужчина, державший в руке стакан с бренди, наконец-то обратил на него внимание. Сперва он как-будто испугался, но увидев, что мальчик улыбается, обрадовался невесть чему. Видимо, надеялся отыскать в нем родственную душу. Душу, любящую насилие. - Аин? Как ты сюда попал? - спросил блондин, но мальчик проигнорировал его вопрос. Он внимательно наблюдал за тем, как три огромные псины рвут на части прокаженного. Бедняга уже давно потерял сознание, если не хуже. Кровь заливала его изуродованное хворью лицо. Одежда превратилась в ошметки. Вполне возможно, он уже испустил дух, поэтому собаки вскоре потеряли к нему интерес. "Тащите следующего!" - крикнул кто-то из гостей. Трое негров оттянули собак за цепи, чтобы можно было забрать труп и вывести следующего прокаженного. - Что думаешь об этом? - снова спросил Отис. - Я отвечу на твой вопрос чуть позже, - отозвался Аин. Мужчина, словно с одобрением, положил широкую руку на узкое плечо. Аину потребовалось приложить максимум усилий, чтобы не отсечь ее так же, как портье несколько минут назад. Через минуту в вольер затянули следующий "сюрприз". Им оказался мальчишка лет восьми, но присмотревшись, Аин понял, что это коротко стриженая девочка, еще не вступившая в процесс полового созревания. Прикасаться к ней брезговали даже африканцы. Один из них жалил ее в спину пикой с острым наконечником, чтобы заставить идти. Девочка вела себя достойно - не плакала и не просила о пощаде. Но это, скорей всего, объяснялось тем, что она еще не поняла, к чему все идет. Однако Аин догадался, что это не единственная причина ее неестественно спокойного поведения. Зрачки. Они были расширены настолько, что глаза казались абсолютно черными. И дело тут не в освещении. Увидев собак, скалящих острые, измазанные кровью, клыки в ее сторону, прокаженная постепенно начала осознавать происходящее. Она попыталась выбежать за пределы вольера, но наткнувшись на острие пики, попятилась обратно, зажатая между Сциллой и Харибдой [1]. Кряжистый негр покинул зону бойни, прикрыв за собой ворота, и в ту же секунду на девочку спустили собак. Естественно, она бросилась к стенке вольере, в надежде перелезть через нее, но снова столкнулась лицом к лицу с выставленными пиками. Нет, так просто сбежать ей никто не даст. Гости загоготали с удвоенной силой, когда собаки, весом в два раза больше ее собственного каждая, повалили несчастную на землю. Одна из них оторвала ей руку и стала трепать в зубах. Это было несложно, поскольку ослабленные проказой кости и суставы легко ломались и дробились. Девочка с ужасом смотрела на то, что осталось от ее руки, и на брызжущую из раны кровь, но из ее рта не вылетело ни единого звука, словно это была чья-то другая рука. Аин действительно собирался быть простым зрителем, но подобное шоу даже ему казалось безумством. За свою не короткую жизнь он повидал много такого, от чего простой человек лишился бы рассудка, но оставались вещи, к которым никак не мог привыкнуть. Смеяться Аин перестал давно. Да и то, этот смех никак нельзя было назвать веселым. Как уже говорилось, он редко сдерживал свои порывы, но существовало исключение, установленное им самим. Не вмешиваться в игры Живого. Позволить ему создавать себя самостоятельно. В конце концов, Аин тоже его часть, и все, что он считал правильным и неправильным, могло оказаться ошибочным убеждением. Вмешайся пыль в ход истории, не факт, что мир от этого станет лучше. Он не хотел брать на себя такое бремя. Конечно, не влиять на какие-то незначительные происшествия Аин не мог. Вопрос заключался только в том, можно ли считать происходящее в эту ночь важным событием. Но затем он вспомнил убитого им недавно портье, и все встало на свои места. - Alea jacta est [2], - произнес Аин. - Ты что-то сказал? - спросил Отис. - Я только что ответил на заданный тобой ранее вопрос. - Да? Прости, я не услышал. Собаки рычат так громко. Да и гости... в восторге, - он поднес стакан с бренди к губам. - Тогда я повторю. Теперь на другом, более понятном языке. В руке Аина снова появился клинок. Всего одно движение, и белобрысая голова полетела с плеч, так и не успев сделать последний глоток. Слишком милосердная смерть для того, кто упивался чужими муками. Стакан разбился о каменный пол. На секунду все вокруг замерли. Даже собаки на мгновение отвлеклись от своего занятия. Но как только обезглавленное тело, словно жердь, рухнуло наземь, комнату взрывом заполнил всеобщий панический крик. А дальше все пошло своим чередом. Из гостей никто не имел при себе оружия и соответственно не мог оказать сопротивление мечущемуся в опьяняющей ярости "демону". Летели головы. Падали пронзенные тела. Постепенно умолкали крики и собачий лай. Комнату вскоре заполнил кисловато-металлиеческий запах. Наступила тишина. Аин насчитал восемнадцать трупов, в том числе троих чернокожих с разрубленными надвое пиками, и девочку. Собак не считал. - Чтоб вас, - ругнулся он, глядя на проделанную работу, - И кто теперь это будет убирать? Аин зацепился взглядом за деревянный ящик, наполовину заполненный бутылками бренди. Взял одну. Зубами вырвал пробку. Запах ему не понравился. Для него все спиртные напитки, кроме вина, пахли одинаково. Не долго думая, он щедро полил им труп Остина и забросил бутылку дальше, в центр комнаты. Та с грохотом разлетелась на осколки. Затем Аин взял весь ящик под мышку и стал поочередно разливать бренди по полу и телам. Вернувшись в тоннель, остановился возле портье. По его лицу уже бегали муравьи. Аин присел рядом с ним на корточки и поднес горлышко бутылки к его губам. Коричневатая жидкость потекла мимо, намочив ворот рубашки. - Невкусно? А ведь он, кажется, из дорогих, - с огорчением сказал Аин, обращаясь к трупу, - Честно признаться, вы мне понравились, господин портье. Нужно было позволить мне пройти, и тогда, возможно, вы бы остались живы. Он поднялся и вылил на тело остатки бренди. Бутылку оставил рядом. Еще одна струя побежала по ступенькам, по полу первого и второго этажа и полу его временной комнату. Благо, в помещении не было никого, кто бы мог ему помешать. Слуги, закончив с уборкой, удалились и правильно сделали. Вернув клинок в футляр и затем в чемодан, Аин достал чистою одежду взамен залитой кровью. Руки перед этим обтер о покрывало кровати. Переоделся. Накинул пальто. Спустился. В холле он подошел к настенному канделябру и, привстав на носки, скинул пальцем одну свечу. Сначала слабое, пламя добралось до пропитанного бренди участка ковра и стало быстро набирать силу. Аин вышел на улицу и, прикрыв за собой входную дверь, натянул перчатки. Рассвело, но людей все еще было мало. Это к лучшему. Куда дальше? Часы подскажут. [1]Между Сциллой и Харибдой - так древние греки называли двух чудовищ, которые обитали по обеим сторонам Мессинского залива и нападали на корабли, проходившие мимо них. [2]Alea iacta est (также alea jacta est, с лат. — «жребий брошен») — фраза, которую, как считается, произнёс Юлий Цезарь при переходе пограничной реки Рубикон на севере Апеннинского полуострова.