«Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник…»
В.Шекспир, «Ромео и Джульетта»
— Блядь, ну почему тебя пришлось именно так уговаривать, а? — досадливо поморщился Себастьян, положив пистолет и задрав борцовку избыточно-театральным приглашающим жестом. Но в следующее мгновение из него будто весь воздух выкачали разом — зубы Джима сомкнулись вокруг левого соска и острая режуще-пульсирующая боль мгновенно завладела всем существом омеги… — Оххх… твою же бету-мать поперек пизды ебать… — прошипел он, вцепившись в рубашку Джима до треска дорогого полотна под пальцами, и кажется, оторвал пару пуговиц. Однако, возбуждение от боли не уменьшилось, весь низ живота горел муладхарным (1) пожаром и члену стало тесновато в джоках. Но к привычным ощущениям страстного желания внезапно добавились новые, и, как и значилось в описании ритуала — весьма болезненные. Сперва Морану показалось, что так в животе отзывается свежая метка — Джим уже успел разжать зубы и теперь бережно вылизывал вспухшую вокруг соска рану, утешая боль и обеззараживая слюной кровоточащие ткани. Но очень быстро омега понял, что в его теле началась стремительная трансформация, запущенная укусом альфы. Органы деторождения, до этого момента пребывающие в скрытом состоянии, оказались разбужены, и тело начало в экстренном порядке накачивать их ткани кровью, чтобы к моменту зачатия и вагина и матка оказались способны воспринять и укоренить в себе семя альфы. И именно вагине требовалось в первую очередь предварительное раскрытие, разработка и тренировка… Когда-то, еще до знакомства с Джимом, Моран смотрел в кинотеатре фантастический триллер «Чужой» — по сюжету, в тела астронавтов — бет, омег и даже альф-исследователей — проникло нечто чужеродное и начало расти внутри, используя живую плоть носителя в качестве биоконтейнера, из которого через определенный срок выбиралась отвратительная мелкая зубастая тварь — точная копия монстра, истребившего или превратившего в живые инкубаторы почти всех участников экспедиции. Сейчас Себастьяну как-то совершенно внезапно и неприятно припомнился этот фильм, и он подумал, что наверняка кто-то из его создателей был омегой, прошедшим через ритуал и перенесшим именно его в несколько гротескном виде на экран… По крайней мере, он совершенно отчетливо ощущал, как в нижней трети живота, в самой его глубине что-то едва ли не шевелится, а в паху, между мошонкой и анусом, что-то набухает и вот-вот лопнет… И все это сопровождается тупой тянущей болью, похожей на ту, что он испытывал после ранения, но не сразу, а когда рана вокруг стального осколка в спине подсохла и тело принялось усиленно заживлять рваные мышцы, нагнетая во все соседние ткани побольше крови и лимфы. Определенно, то, что происходило внутри его тела, было весьма похоже на тот горячий раневый отек, и Моран всерьез вдруг испугался, что он прорвется там, снизу… — Дай-ка мне лечь… — попросил он Джима и переместился с его помощью на сбитую постель. Там он сгреб подушку и, прижав ее к низу живота, лег набок и согнул ноги, почти подтянув их к импровизированной грелке. Тело начало потряхивать в ознобе, как при кровопотере, но Моран упрямо решил идти до конца. — Что там дальше у нас в программе? — осведомился он у замершего в некоторой нерешительности Мориарти, хотя прекрасно и сам помнил, что теперь альфа должен как следует посношать его, причем как раз в то отверстие, которое до ритуала пребывало в скрытом виде… Джим с ужасом смотрел на Себастьяна, скрюченного на кровати с поджатыми ногами, в нелепой и жалкой позе, напоминавшей жертву пожара, и сердце его одновременно леденело и обливалось горячей кровью от сознания мучительной вины… Он мало того, что не сумел уберечь любимого, либо отговорив от опасной затеи, либо наложив категорический запрет на правах босса, так еще и должен был сыграть роль палача! «Невозможно, немыслимо! Это какой-то дурной сон…» Сны Мориарти действительно снились яркие, объемные, со сложными многоуровневыми сюжетами, и порой были настолько реалистичными, что напоминали галлюцинации или порталы, ведущие в параллельные миры. Проверяя версию, он украдкой укусил сам себя, больно, жестоко, на запястье заалела ссадина, но обстановка вокруг не поменялась ни в одной детали. За окном были все те же душные сиреневые сумерки, а Бастьен все так же лежал на кровати, вжимаясь животом в подушку, с мертвенно-бледным лицом, кусал губы, чтобы не стонать чересчур громко… и пытался поддерживать светскую беседу. — Дай мне пару минут, — сдавленно попросил Джим и почти выбежал из комнаты; поступок выглядел малодушно, но наблевать на светлый буковый ламинат, прямо под носом у страдающего омеги, было бы еще хуже. В туалете его пару раз вывернуло наизнанку, Мориарти кое-как отдышался, сунул голову под кран, прополоскал рот и умылся ледяной водой. Капли, неприятно щекоча, потекли за шиворот, однако водные процедуры помогли, и когда Джим снова вернулся к кровати, где ему предстояло распинать и терзать обожаемого человека, он выглядел собранным, решительным и спокойным. «Как Жанна д’Арк под Орлеаном…» — саркастически усмехнулся внутренний актер, в то время как Мориарти раздевался и ложился рядом с Мораном. — Ты как, готов? — нежно целуя затылок и шею омеги, осведомился альфа, и обнял Бастьена за плечи. — После первого укуса лучше не тянуть слишком долго… боль будет усиливаться, и мне лучше войти в тебя, пока ты еще способен терпеть. Пока Джим бегал отлить и поблевать, Моран кое-как стащил с себя одежду, хотя думал, что сдохнет от малейшего усилия — нутро уже болело так, словно какие-то ретивые средневековые инквизиторы в него гвоздей понатыкали, дознаваясь, не является ли омега-Моран злостным оборотнем и колдуном… Но, по счастью, на дворе был 21 век, и темные века давно прошли, оставив по себе лишь устрашающие музеи пыток да мрачные сказки, пугающие не только детишек. А еще в современном мире где-то на расстоянии всего десяти минут езды был врач, у которого на вооружении находились самые современные обезболивающие препараты. И эта мысль придавала Себастьяну мужества и решимости терпеть ритуал так долго, как оно будет возможно, покуда он будет в сознании. И ему было критично важно оставаться в сознании до самого конца, иначе Джим сам первым делом вызовет врача, и все усилия пойдут прахом… — Ничего… ничего… бывало и похуже… — уговаривал он сам себя, припоминая, как однажды несколько суток просто лез на стену с зубной болью, не имея никакой возможности навестить стоматолога или принять достаточно таблеток, чтобы справиться с ней. Потом, когда дантист осматривал его, оказалось, что от такой боли падает в обморок процентов девяносто пять его обычных пациентов, и у Себастьяна возник реальный повод гордиться собой. Эта гордость и уверенность в высоком болевом пороге помогла ему при ранении под Кандагаром, поможет и теперь… Джим вернулся и, скользнув на постель, приобнял его, интересуясь самочувствием и… тут же предложил взять быка за рога. — Я в порядке, терпимо… — с усилием оторвав от живота подушку и оттолкнув ее прочь, Себастьян медленно повернулся на спину и, ласково проведя по волосам Джима, согласно кивнул — Да, медлить больше нет смысла, действуй… Или мне лучше перевернуться и… привстать? — Нет, лежи, как лежишь, — быстро возразил Мориарти, решивший, что чем меньше простора для проявления инициативы он оставит Морану, тем лучше. — Только разведи ноги пошире и согни их в коленях, вот так. И дай-ка сюда подушку, мы найдем ей лучшее применение…прямо под твоей шикарной задницей, Тигр. Хорошо… Теперь… Отдавая распоряжения, Джим чувствовал себя увереннее, но и Бастьен, похоже, не возражал, что партнер контролирует его движения, и покорно выполнял команды. Боль у омеги явно усиливалась, он сдерживался, как мог, чтобы не стонать, хватался то за одеяло, то за руки Мориарти, а при особенно сильных спазмах закусывал губы до кровоточащих вмятин. Подобное поведение — «буду терпеть, пока не лопну» — полностью вписывалось в характер Бастьена, каким его знал Джим; и Мориарти мысленно пообещал себе, что не станет слушать Морана, который все равно будет безбожно врать, а положится на собственные впечатления. Как только его омеге станет больно на семь баллов по десятибалльной шкале, он вызовет врача. — Джим… Давай же… — дрогнувшим голосом позвал Себастьян и нетерпеливо потянул любовника за руку, словно боялся, что ему не хватит мужества. — Да, Тигр, я здесь. — Джим провел кончиками пальцев по влажной от пота щеке омеги, склонился ниже и снова принялся вылизывать метку — он заметил, что эта ласка немного смягчает боль, и Бастьен начинает дышать ровнее. Увы, одним языком им сегодня было не обойтись… Технически дело представлялось довольно простым, не сложнее, чем лишить девственности ХХ-бету. Такой опыт у Мориарти был; но контактов с омегами, желавшими принять его не в анус, а в тайный вход, имевший научное название genitalium slit (2) или же in vaginam omega (3), он всегда избегал — отчасти из нежелания становиться отцом, отчасти из лености, поскольку подобный способ проникновения в омежье тело, даже и без всякого ритуала, просто для взаимного удовольствия, предполагал изрядную возню до и после. Кто бы мог подумать, что настанет момент, когда Джим пожалеет о своем эгоизме, ведь теперь «зверем для вивисекции» окажется не одноразовый любовник-омега, а Тигр, его единственный и обожаемый Тигр… Нежные прикосновения языка Джима к припухшему от укуса соску и вправду принесли некоторое облегчение, но, стоило любовнику отстраниться и уделить внимание чему-то иному, как боль накинулась на Морана с новой силой. По его собственной внутренней шкале, болезненность ощущений в животе и паху уже давно перевалила за отметку «терпимо» и подкрадывалась к отметке «что-то как-то мне хуево». И, что обидно, ощущения в напряженном члене и будто закаменевшей мошонке тоже были не из приятных… Решив, что лучший способ отвлечься от происходящей с его телом трансформации — это уделить достаточное внимание телу любимого, Моран принялся гладить и сжимать его в ответ, но быстро понял, что так он попросту понаставит Джиму синяков, пытаясь скомпенсировать собственные болезненные спазмы. Уж лучше предоставить ему действовать, стискивая бесчувственную простыню или ту же подушку, которую Мориарти услужливо подоткнул под его ягодицы, приподняв их на достаточную высоту, чтобы операция «распечатай омегу — получи киндер-сюрприз» прошла как надо… Но Джим снова медлил, уделяя непростительно больше внимания метке, чем непосредственно тому, что должно бы его заботить куда сильнее и располагалось несколько ниже, аккурат между разведенными в стороны бедрами Себастьяна. — Ну что там опять за пробка на дороге, а? Путеводитель забыл? — устав от длительной и бестолковой с его точки зрения прелюдии, Моран приподнялся на локтях и, протянув руку к паху Мориарти, предложил — Давай я сам тебя направлю по нужному маршруту, раз тебе он в диковину… И тут ему стала кристально ясна причина промедления — похоже, любовник сильно нервничал и растерял в процессе весь свой боевой пыл. Его член едва ли был и вполовину так тверд, как того требовала ситуация… — Мммм… твою ж бету-мать… — тихо выругался омега, столкнувшись с новым препятствием к осуществлению задуманного. Тут даже глок был ему не помощник — вряд ли Джим сумеет возбудиться, если Моран будет держать его на мушке и корчиться при этом от боли… Впрочем, оставался еще один способ, давно ими обоими испытанный и верный, нужно было только убедить Джима в том, что он не доставит Себастьяну дополнительных страданий. — Если ты подвинешься ко мне повыше, я проведу с твоим дружком продуктивную беседу и приведу его в полную боевую готовность… — предложил он, кое-как изобразив более-менее ироничную, а не страдальческую ухмылку и медленно, со значением увлажнил губы языком. Обычно, Джима не нужно было долго упрашивать после столь откровенного намека… Взаимные ласки ртом занимали почетное место в постельном арсенале альфы и омеги, и в ходе постоянной практики они с удовольствием оттачивали друг на друге изысканный способ любви. На это и рассчитывал Себастьян, выступая с предложением, от которого босс не сможет отказаться; но что-то нарушилось в небесных сферах — испытанное средство не сработало. Член Мориарти не задрался вверх, прижавшись к животу в нетерпеливом напряжении, а лишь вяло шевельнулся, как у расслабленного старца, листающего порножурнал в кресле-качалке, между приемом ноотропила и вечерней чашкой какао… Джим покраснел от стыда, однако признать свое фиаско отказался, и поспешил перебросить горячую картофелину (4) своему омеге: — О да, тебе сейчас только и вести важные переговоры… Схватит живот посильнее — ты рефлекторно сожмешь зубы, и, хмммм, вообще лишишь нас шанса стать родителями. Нет, мой дорогой, я не стану рисковать своим хозяйством, нам придется придумать что-то другое. Быстрый ум Мориарти анализировал ситуацию, подбрасывая один за одним десятки вариантов решения проблемы, но все это было или слишком долго, или трудновыполнимо технически, или попросту скучно. Оптимальный способ в прямом смысле слова лежал на поверхности — в данном случае на золотисто-ореховой поверхности прикроватного столика, и выглядел как пульт дистанционного управления от плазменной ТВ-панели. — Канал для взрослых — вот наше спасение! — сказал Джим почти весело, и, щелкнув по пульту, устроился рядом с Бастьеном, обнял его одной рукой и привлек к себе, приглашая устроиться на плече или на груди. — Если будем смотреть вместе, думаю, мне понадобится не больше десяти минут для полной и устойчивой эрекции. И… я думаю… стоит использовать смазку, чтобы подготовить тебя там. — Ты что, серьезно? Ты хочешь променять мой шикарный минет на… порно-канал? О, tempora, o mores! (5) — Себастьян разочарованно откинулся назад, и тут же, словно в наказание, боль скакнула сразу через одно деление внутренней шкалы — проскочив «черт, это уже не смешно», сразу достигла показателя «бля, пиздец…». Но паника, было взметнувшаяся в душе бывшего военного, тут же была задавлена на корню железной волей, правда, зубы так скрипнули, что Моран снова припомнил своего стоматолога и уныло подумал, что после окончания ритуала придется еще и ему нанести внеплановый визит… «Кстати, про окончание…» — пока Джим увлеченно перебирал каналы, где мелькали кадры разной степени разнузданности, Моран украдкой взглянул на часы и… вздохнул. С момента укуса и запуска трансформации прошло всего-то полчаса, стало быть, ему еще нужно выдержать сорок семь с половиной… Наконец, Мориарти определился со своим предпочтением, и Себастьян, поудобнее угнездившись рядом с любовником, с минуту наблюдал за тем, как два белокурых качка пялили шикарную грудастую ХХ-бету, чем-то неуловимо похожую на Дебби, помощницу Джима. — Всегда подозревал, что ты втайне дрочишь на свою итальянку… Надо было позвать ее саму, чтобы она тебе отсосала… — сварливо заметил ревнивец, и, чтобы не питать собственную фантазию на их счет, прикрыл глаза. — Ты ошибаешься: все как раз наоборот, — с олимпийским спокойствием отозвался Мориарти. — Это она на меня дрочит, и вовсе не тайно, а очень даже явно. Твоя идея насчет нее определенно неплоха, жаль, мне сразу не пришло в голову. Он настойчиво встряхнул Морана, побуждая его не спать — доктор Смит строго-настрого предупредил, что во время первого этапа трансформации омега не должен не только спать, но даже надолго задремывать, иначе риски сердечно-сосудистого коллапаса многократно возрастут — и поставил просмотр на паузу. — Ээээ, нет, друг мой, так дело не пойдет… Не спать-не спать-не спать! Или ты впрямь думаешь, что я собираюсь в одиночестве дергать себя за член, пялясь в порнуху в надежде, что у меня встанет, пока ты тут у меня под боком валяешься в обмороке от боли?.. Прилив злости на ситуацию чудесным образом вызвал прилив крови к низу живота… Губы Джима снова прильнули к метке, язык взялся за дело еще настойчивее, руки сжали бедра любовника в жадных объятиях, и член, воспрявший и отвердевший, ткнулся под мошонку омеги, прямо в резко обозначившуюся и припухшую детородную щель. Так или иначе, но дело пошло на лад, и член Джима все-таки воспрял для исполнения того, что от него в данный момент требовалось. Себастьян, которого Мориарти довольно бесцеремонно вырвал из объятий Морфея, уже пробравшегося к ним в постель невидимым третьим, поморщился, но заметил, что боль сместилась обратно, т.е. на пару делений вниз, и ему снова было «что-то как-то хуево». Пожалуй, при таком раскладе он еще и удовольствие сумеет извлечь из всего процесса… «Ага, размечтался…» — тут же обломал его внутренний пессимист, когда головка члена любовника сунулась в свеженабухшую щель, девственную, как у типичной ХХ-беты, только-только достигшей половой зрелости. Несмотря на наличие кое-какой естественной смазки, ему показалось, что Джим пытается вскрыть ее армейским ножом, и эпицентр боли тут же сместился туда, резко скакнув до «ай, сука-блядь!» — Ссссс… — втянул он немного воздуха сквозь плотно стиснутые зубы, и впился пальцами в плечи Мориарти, мельком подумав, что тому повезло — не подрежь он ногти накануне и не зашлифуй их почти в ноль, сейчас кожа любовника расцвела бы красными лепестками… А так отделается лишь синими татушками внутренних кровоподтеков… Джим тут же замер и двинулся назад, но Моран настойчиво удержал его и, открыв глаза, строго глянул на любовника, снова так и норовящего пойти на попятный: — Нет! Куда? Ты прекрасно начал. Жажду продолжения, mon cher. — в подтверждение своей готовности, он чуть напряг ягодицы и подался навстречу горячему члену альфы, стараясь в этот момент не думать, что будет, когда тот не просто распечатает его детородную щель, но и запечатает ее узлом на долгое время… Когда они были в постели, Моран редко высказывал вслух какие-то определенные желания, предпочитая либо следовать за желаниями Джима, либо объяснять недвусмысленными действиями, чего ему хочется прямо сейчас. За два с лишним года близких отношений Мориарти успел привыкнуть к подобной модели, и если порою «дергал тигра за хвост», провоцируя на ревность или неожиданный сексуальный эксперимент, то поступал так исключительно из спортивного интереса. Агрессивная настойчивость любовника, готовность шаг за шагом осуществлять задуманное через страшную боль, да еще с полицейской дотошностью следить за альфой, не позволяя отлынивать и халтурить, внесли серьезные коррективы в знания Мориарти о человеческой природе вообще и о характере Себастьяна Морана в частности. «Гормоны гормонами, но не могли же они ему мозг расплавить до такой степени, ведь он на блокираторах… то есть — был на блокираторах, пока мы не задумали все это. А теперь что же, синдром отмены? Прогестерон зашкаливает вместе с тестостероном, из-за чего имеем коктейль из истерики, депрессии и повышенного либидо?.. Я убью грёбаного доктора Смита, если он не предупредил обо всех рисках!» Отступать в любом случае было поздно, и теперь Джим поставил перед собой другую цель: закончить процесс как можно быстрее. Поскольку происходящее между ними очень мало напоминало добровольный любовный акт, и не обещало наслаждения ни одной из сторон, сцепка не продлится больше получаса… но сперва нужно было завершить проникновение довести себя до оргазма. — Да, я готов… Не вздумай отползать, так будет больнее. Наоборот, придвинься, прижмись как можно плотнее! — хрипло выдохнул Мориарти и вошел в тело омеги стремительным и резким движением — как будто шилом проткнул джинсовую ткань. — Хаааа! — резко выдохнул Моран, ощутив, как член Джима буквально взрезал его плоть между мошонкой и анусом, и выгнулся на постели, намертво закусив губы и выполняя указание Мориарти. Придвинувшись к нему, он позволил «чудесному» ощущению режущего ножа заполнить все внутренности, причастные к процессу, и только и сумел, что выдавить из себя: — Бляяя… ебаный пиздец… вот… вот он какой… Боль скакнула до той отметки, когда ее хочется густо залить коктейлем из виски, новокаина и кокаина, но ни одного из этих трех болеутолителей в их распоряжении не было, так что оставалось надеяться лишь на то, что грёбаный сучий организм омеги очнется и сам начнет вырабатывать эндорфины, если не хочет прямо сейчас загнуться от болевого шока… Джим замер, давая любовнику время притерпеться к происходящему, и Моран был ему благодарен за передышку, но вместо этого вдруг ощерился на партнера: — Джимми, ты или херовый переговорщик или гнусный садист! Ставлю на первое… хотя второе предположить куда проще, зная твою репутацию… Ммммм… какого ёбаного хера ты не отговорил меня окончательно от этого мудацкого ритуала? — Ты хочешь, чтобы мы закончили его прямо сейчас? Нет ничего проще, тебе стоит только пожелать! Я позвоню доктору, и через двадцать минут ты забудешь обо всей этой затее, как о кошмарном сне… — оживился Мориарти в надежде на его немедленное согласие. Моран едва не поддался искушению сказать «да, блядь, конечно звони!», но… но то ли из природного упрямства, то ли от того, что резкая боль начала-таки спадать, сменяясь более терпимой тянущей, спешно замотал головой и просительно заскулил: — Нееет, не слушай меня, не поддавайся, будь как Улисс, залепи уши воском… а лучше, привяжись ко мне скорее, как к мачте, и мы вместе пройдем через это до конца… Я… я все выдержу, обещаю… «Ох, блядь-разблядь, и что ж мне теперь с ним делать?» — тоскливо подумал Джим; член намертво застрял в любовнике, и это ощущение было ненамного приятнее, чем мастурбация между двумя сухими досками. Остроты блюду добавляли стоны Себастьяна, переходившие то в крики, то в какие-то утробные завывания, и слезы, катившиеся по его лицу. Моран был прав — сохранить стойкую эрекцию, а уж тем более быстро и обильно кончить в таких неромантических условиях, мог бы только настоящий садист, каковым Мориарти не являлся; и все-таки ему предстояло решить обе задачи за максимально короткое время, иначе в лучшем случае муки Бастьена окажутся напрасными… Про худший вариант Джим запрещал себе размышлять даже в абстрактной плоскости. Крепкая выпивка, пожалуй, помогла бы, но виски, джин и коньяк скучали в баре, и добраться до них до завершения процесса не было никакой возможности. — Тшшшш… тшшшшш… любимый мой… я здесь, — нежно шептал Джим, обнимая Себастьяна и покрывая поцелуями его лицо и шею, потом, повинуясь инстинкту, скользнул ниже и снова взялся за жаркое и любовное вылизывание метки. Это простое действие неожиданно оказалось возбуждающим, и он, подавив сладострастный стон, не совсем уместный сейчас, задвигал бедрами, погружая член в неподатливое тело любимого.