Последнее, что я сделаю Перед тем, как покинуть эту планету, Это заставлю тебя ползать.
Тяжелые шаги становились всё ближе и ближе, заставляя меня бежать вперёд, сломя голову и не оборачиваясь. Прятаться было бесполезно: моё тяжёлое дыхание было таким громким, что сдавало с потрохами, да и преследователь был на удивление умён. Блуждая по каким-то бесконечным закоулкам, я и не заметила, как вокруг всё резко потемнело. Я была близка к падению и разбитым коленям, ведь стало так темно, что даже луна не справлялась, а может просто не хотела показывать мне дорогу. На очередной развилке я решаю повернуть налево и бегу из последних сил, стараясь осторожно обходить препятствия, при этом не теряя скорости. Эта мысль изначально не была рассчитана на успех, так как зацепившись плечом о стену, я благополучно лечу вперёд, приветствуя асфальт своим лицом. Застонав от неудачи, я медленно поворачиваю голову назад. Хотелось увидеть лицо преследователя, даже если он меня убьёт. Шаги становились ближе, но будто замедлились, то ли для драматичности ситуации, то ли преследователь сам устал бегать за мной. Из тени показались большие и белые руки, которые, мягко схватив меня за талию, подняли вверх. Я задрожала пуще прежнего и даже захотела закрыть глаза, но держалась до последнего. Большое плюшевое онигири подмигнуло мне, а я всё бы отдала, чтобы увидеть своё удивленное лицо. Только большое онигири открыло свой рот, как из него прямо в мои уши громогласно зазвенела мелодия будильника… Медленно сев на кровати, я посмотрела на игрушку возле подушки и тихо проворчала: — Хоть вообще спать не ложись. Быстро умывшись и приведя свои волосы в порядок, я не могла не заметить, как отекло моё лицо от вчерашних слёз. Прокомментировав своё отражение в зеркале тяжёлым вздохом, я подошла к своему шкафу и вытащила любимые тёплые гетры. Быстро скинув с себя вчерашние вещи, я надела школьную форму и, натянув гетры, медленно оглядела книжный шкаф. Тяжело с самого утра вспоминать, какие тетради или учебники стоит брать, так что закинув пару чистых тетрадей в школьную сумку, я дала себе обещания, что буду вести себя на уроках как можно незаметнее. На выходе из комнаты, я чувствовала, что что-то забыла. Взгляд непроизвольно упал на плюшевое онигири, которое не переставало мне подмигивать. Улыбнувшись, я быстро подхватила его и прицепила к сумке. Теперь можно идти.***
Чуть не опоздав на урок, я из последних залетаю в класс и взглядом ищу свободную парту. Миса с последней парты, только завидев меня, сразу махнула рукой, столкнув одноклассника, который сидел рядом с ней. Парень растерялся, но спорить не стал, а я, виновато ему улыбнувшись, села рядом с главной упрямицей класса. Быстро окинув меня взглядом, подруга придвинулась ко мне и прошептала: — Как ты? — у неё был довольно взволнованный голос. — Всё хорошо, правда, — я достала тетрадь из сумки и снова обратила внимание на подругу. — А как вы вчера… закончили? — Даже не спрашивай, — девушка сердито нахмурила брови и махнула рукой. — Не хочу говорить про этого придурка. Тихо засмеявшись, я решила не продолжать этот разговор. Миса быстро положила на середину парты нужный учебник, а я, повесив сумку на стул, почувствовала слишком прямой взгляд на себе. Она ткнула пальцем в игрушку и с самой хитрой улыбкой посмотрела на меня. Я лишь тряхнула головой, улыбнувшись. Опять сейчас додумает всякое. — Моя хорошая, что-то ты не договариваешь, — её голос такой елейный, девушку прям распирало от любопытства. Прозвенел звонок, предупреждая о начале урока и спасая меня от дальнейших расспросов. Только я забыла, что моя подруга любит дискутировать во время урока и её не остановит даже наказание. Пришлось отложить все разговоры на потом, хотя Миса упрямо пыталась хоть что-то узнать. С невероятным мастерством у меня получалось её игнорировать весь урок, но, к сожалению, следующий урок был отменён, что официально разрешало нам ничего не делать, блуждать по школе или просто идти в столовую. Заняв один из столиков, я оставила Мисе свою сумку, а сама, взяв кошелёк, подошла к автомату с едой. Мой выбор пал на небольшой пакетик соевого молока и ампан*. В руках захрустела купюра, которую автомат отказывался принимать. Аккуратно разгладив её о ровную поверхность, я попробовала ещё раз. Автомат благосклонно принял мои дары. Достав свои покупки, я услышала приближающиеся шаги, которые остановились прям рядом со мной. Резко выпрямившись, я, прижав еду к груди, смущённо посмотрела на Такеши. — Йо, Хошигава, — парень запустил в волосы пятерню и улыбнулся. — Привет, Такеши-кун, — я слабо улыбнулась, смотря себе под ноги. Одноклассник закусил губу, словно пытаясь подобрать правильные слова. Я же разглядывала носки своих школьных туфлей и даже не знала, как продолжить разговор. Вчера столько всего произошло: ссора, плюшевая игрушка, папа Такеши и… возвращение отца. Судорожно вздохнув, я осторожно подняла глаза. Ямамото посмотрел прямо на меня, игнорируя то, что нас окружало. Он не отвлекался, не отводил взгляд в сторону. Он смотрел прямо и решительно, но не пытаясь напугать, как Хибари. Но всё это было так непохоже на нашего улыбчивого Такеши. Я очередной раз убеждаюсь, что слишком плохо его знаю. — Насчёт вчерашнего… — договорить парню я не дала. —Вчера всё прошло хорошо, — я задрожала, нервы ни к чёрту. — Передай своему папе, что было всё очень вкусно. — Хошигава… — Нет, — снова резко обрываю. — Всё хорошо. Всё нормально, — судорожно вздыхаю. — Не надо лезть не в своё дело. Такеши хотел было подойти ко мне, успокоить, но я выставляю вперёд руку, останавливая. Почувствовав подушечками пальцев его рубашку, я одёргиваю руку и, повернувшись, быстро направляюсь к столику. Миса не задаёт лишних вопросов, просто берёт мою руку в свои и успокаивающе поглаживает. Я же еле сдерживаюсь, чтобы не кинуть продукты на стол и убежать. Миса глядит не на меня, а куда-то через моё плечо, и я догадываюсь на кого. Я в молчании открыла упаковку, чуть не уронив свою еду на день. Миса достала из сумки своё бенто и, заняв половину столика, начала методично выкладывать еду. Косо на меня посмотрев, подруга заметила мой скудный обед. Нахмурившись, она подвинула всё своё добро ко мне, а я, усмехнувшись, протянула пакетик соевого молока. — Твой отец вернулся домой, — не вопрос, утверждение. Я угрюмо кивнула, укусив небольшой кусочек от ампана. Миса любила готовить, да и получалось у неё всё довольно вкусным. Когда мы ночевала у неё, то включали телевизор и смотрели кулинарные шоу. Конечно, не получалось повторить все рецепты, но если мы портили весь запас продуктов, то нас спасала мама Мисы, которая устало вздыхала и заказывала еду на дом. Её мама всегда пропадала на работе, так что её дочка творила то, что считала нужным, но, конечно, в пределах разумного. Про моего отца подруга больше не продолжала разговор. Она знала, что мне бесполезно что-то советовать по этому поводу, потому и не лезла. Она верит в моё благоразумие, но мне порой так хочется её расстроить и сказать всю правду. Заметив на её правой руке эластичный бинт, я отложила еду в сторону. — Миса, что с твоей… — но меня нагло перебили, прям как я перебила Такеши несколько минут назад. — Я собираюсь менять своего мастера по маникюру, — одноклассница, нахмурив брови, продолжила ворчать, отвлекая меня. — Последний раз чуть весь палец мне не отрезала, а на другом ноготь сильно спилила. Теперь болит жутко! Такой дискомфорт… а я за это деньги ещё заплатила. Почувствовав на своём затылке чей-то пристальный взгляд, я обернулась. Гокудера зашёл в столовую и сразу обратил внимание на мою спутницу, а затем на меня. Он подмигнул и, завидев моё удивлённое лицо, усмехнулся, но сразу прикоснулся своими пальцами к нижней губе, которая сегодня была опухшей и отливала синим цветом. Услышав его маты, я отвернулась, а потом краем глаза заметила, что к итальянцу сразу же подбежал учитель, который начал отчитывать непослушного школьника. Я снова посмотрела на руку своей подруги и, решительно отодвинув от себя еду, тихо, но уверенно, произнесла. — Миса, давай поговорим. Я перебиваю свою подругу во время её очень важного монолога, но мне необходимо поднять некоторые вопросы и закрыть их. Навсегда. Перевожу дыхание и продолжаю. — Мы с тобой через многое прошли, — стараюсь говорить спокойно. — Значит разговор будет не о ногтях… — девушка тяжело вздохнула и отложила палочки в сторону. — Я хочу, чтобы ты перестала отрицать свою вину за эту дурацкую кличку. Да, мне было неприятно, пока мне тяжело всё простить, но я не хочу забывать это, — я отвожу взгляд в сторону. — Я признаю вину со своей стороны, признаю неправоту за то, что молчала, закрылась. Но я всё равно хорошо относилась к тебе, ты была и будешь для самым близким человеком, после матери. Осторожно беру Мису за перевязанную руку и, мягко водя по ней пальцами, глупо улыбаюсь. Посмотрев на застывшую девушку, которая вот-вот готова разреветься, я кивком указываю на её травму и заканчиваю: — А это — лишнее. С этим патлатым я сама разберусь, — но прикусив язык, я сразу поправляю себя. — Только решать буду всё разговорами. Миса судорожно вздыхает и, закрыв лицо руками, тихо прошептала: — Нагисе, прости… Я её крепко обнимаю, не обращая внимание на окружающих.***
Я включаю инфракрасный свет. Тебе некуда бежать, чтобы спрятаться. Ведь я могу видеть в темноте, Я включаю инфракрасный свет. Забудь о бегстве, я всё равно найду тебя.
На последнем уроке Миса начала откровенно зевать и пыталась завалиться на моё плечо. Я же сама не заметила, как вместо того, чтобы писать про японско-русскую войну, моя рука вырисовывала какие-то непонятные линии, которые издалека были похожи на цветок. История никогда не была моим любимым предметом: память для запоминания дат плохая, в хронологии путаюсь. Меня всегда тянуло к более точным наукам, где даётся задача, а к ней применяй нужную формулу. Только это не значит, что я могу и хочу стать великим математиком. Вообще мне давно пора задуматься об университете и отнестись к учёбе серьёзнее, но… Дверь кабинета открылась, что привлекло внимание всего класса. Сначала мы увидели волосы, которые укладывали лаком не один час, а только затем её хозяин. Кусакабэ зашёл уверенно, поздоровавшись с учителем лишь слабым кивком головы, на что второй отреагировал тяжёлым вздохом и махнул рукой. Взгляд заместителя главы дисциплинарного комитета прошёлся по классу, пока он не посмотрел на меня. Я растерянно захлопала глазами, а Миса уже видела второй сон, не хотелось бы её отвлекать. — Хошигава Нагиса, тебя вызывает глава дисциплинарного комитета. В классе тихим роем прокатился шепот, одноклассники с любопытством поглядывали меня. Ну, а я лишь легонько встряхнула свою подругу и, попросив присмотреть за моими вещами, осторожно вышла из-за парты. Хотелось сжаться от такого количества взглядов, но, нервно закусив губу, я просто смотрела себе под ноги. Когда мы оказались в коридоре одни, я осторожно потянула Кусакабэ за рукав, обращая на себя внимание. Парень витал в своих мыслях, но, наконец, заметив меня, ободряюще улыбнулся. — Кусакабэ-кун, что-то случилось? В последнее время я не нарушала каких-либо правил, — я глупо улыбаюсь. — Даже в мыслях не было. — Прости, Хошигава-чан, но мне стоит тебя проводить к Хибари как можно скорее. Я лишь растерянно смотрела на одноклассника, а он, аккуратно высвободившись от моей руки, пошёл вдоль коридора, жестом показав, чтобы я следовала за ним. Какое-то жуткое предчувствие, но я решила не отставать. Если за дверью кабинета главы дисциплинарного комитета меня ждут неприятности, то зачем заставлять их ждать? ** Уровень беспокойства начал расти, когда я поняла, что путь держим мы точно не к кабинету Хибари. Послушно следуя за Кусакабэ, я осторожно оглядывала коридор, который за эти годы сумел отпечататься в моей памяти. Снова поднявшись по лестнице на следующий этаж, мне стало понятно, что меня ведут на крышу. В голове сразу пронеслись все события этих дней, логически пыталась понять, где я так явно напакостила, что это заметил комитет? Учителям не хамила, старалась выполнять все задания… Когда Кусакабэ открыл передо мной дверь, пропуская вперёд, я замешкалась. Всего лишь несколько дней не пересекалась с Хибари, а начинаю волноваться перед встречей. Глупо. Нервно сжимаю в руках низ своей юбки и, тяжело вздохнув, делаю шаг вперёд. На улице сегодня довольно ветрено, из-за чего я прижимаю юбку к ногам, а волосы даже не стараюсь удержать, позволяя им летать в разные стороны. Глава дисциплинарного комитета стоял у ограды и, даже не обернувшись в нашу сторону, продолжал смотреть сверху вниз на школьный двор. Дверь за мной тихо закрылась, заставив меня вздрогнуть. Глянув на неё через плечо, я подавила в себе желание распахнуть её, сбежать вниз по лестнице, иногда цепляясь плечом за стену, схватить Мису и бежать, куда глаза глядят. Хотя кого я обманываю? Я послушно стояла посреди крыши и ждала, когда на меня, наконец, обратят внимание. Хибари слабо махнул мне рукой, давая понять, чтобы я подошла ближе. Кое-как убрав волосы с лица, я встаю слева от парня и стараюсь лишний раз не шуметь. Оглядев его профиль, безразличное лицо и довольно спокойную позу, я понимаю, что хорошего лучше не ждать. Простояв так какое-то время, моё тело начала бить лёгкая дрожь от холода. Ветер забрался под школьную рубашку, заставляя кожу покрыться гусиной кожей. Ещё немного и я начну клацать зубами. Только я хотела что-либо сказать, как безразличный голос Хибари меня перебил: — Так забавно, что одно травоядное подходит ко мне и рассказывает об убогой, — говорить будто самому себе. — Я не понимаю… Так долго не виделись, а он снова называет меня по кличке. Самая эмоциональная встреча за всю мою жизнь. Хибари всех называет травоядными. Как я могу понять, какое именно решило рассказать обо мне? — Насколько ты убогая, что за тебя заступаются… всякие? — в его голосе проскакивает презрение, заставляя меня отступить на шаг назад. Он резко поворачивается ко мне и делает всего лишь шаг на встречу. В руке сверкнула тонфа, которую он прижал к моей шее. Ощущение холодной стали на коже невероятно бодрило, даже разбудило инстинкт самосохранения. Досчитав до трёх, я поднимаю глаза на Хибари, пытаясь найти объяснение его поведению, но меня просто обдало холодом и презрением. Я никогда не боялась его. Уважала, но не боялась. Старалась найти его поступкам объяснения, но сейчас… их просто нет. — Защищайся, — сверкнув глазами, парень покрепче перехватил тонфу. — Что?.. — мой голос был хриплым от страха, но я продолжала смотреть в его глаза. Тонфа пролетела так быстро возле моего виска, что я услышала свист. Задрожав ещё сильнее, я сжала руки в кулак, впиваясь ногтями в кожу. Защищаться не могу, но бегаю я вполне средне. На большее мне не приходится рассчитывать. На одном дыхании я разворачиваюсь и подлетаю к двери, ударяюсь об неё плечо. Дверь, которая раньше была всегда открыта, не двинулась. Замка не было, щеколды тоже — всё это не нужно, когда есть дисциплинарный комитет, который не разрешает школьникам подниматься на крышу, хотя, конечно, есть исключения. Ударив кулаком по двери, я кричу: — Кусакабэ, открой, пожалуйста! Делаю ещё попытку, но безуспешно. Услышав за спиной шаги, я как ошпаренная отлетаю в другую сторону и смотрю уже на парня. Хибари ненавидит слабость, страх и отчаяние — он искоренил в себе эти чувства, взирая на мир с раздражением или безразличием. Он не из тех людей, которых можно успокоить разговорами. Если я начну сейчас так делать, то он просто ударит меня, даже не сомневаясь. Прыгать с крыши не хочу, я не самоубийца да и боли боюсь. Добежать до второй двери, которая находится вообще на другой части крыши, — возможно, не успею, но другого выхода нет. Пока голова подбирала разные варианты, глава дисциплинарного комитета продолжал подходить ко мне, пока между нами не осталось буквально пару метров. То ли в себя поверила, то ли плохо рассчитала расстояние, но именно в этот момент я рванула в другую сторону, оббегая внезапно сошедшего с ума школьника. Моя основная ошибка в том, что я просто недооценила. Недооценила силу Хибари, его скорость, возможности. Этого парня всегда интересовали только драки и дисциплина, что вроде как должно противоречить друг другу, но рукоприкладство для него — это наказание, урок, очищение. Хочется сказать ему, что насилие ничего не решит, но будет ли толк? Не ударит ли он посильнее? Быстрый взмах тонфой разрезает воздух, ударяя меня в живот, отчего я заваливаюсь на бок. Сдерживая болезненный стон, я подбираю под себя ноги и пытаюсь выравнять дыхание, хотя на самом деле жду, когда закончится боль. Моя рубашка вся в пыли, колени расцарапаны до крови и неприятно ноют. Про гордость и самоуважение молчу, они отлетели в самый дальний угол этой крыши. Даже не поднимаю глаза, не хочу смотреть на этого чёртова главу дисциплинарного комитета, которого просто стоит изолировать от людей. — Вставай и защищайся, — его голос всё такой же холодный, его не трогает мой несчастный вид. — Или ты хочешь жить в этом дерьме, или ты встанешь и перестанешь быть убогой. Резко поднимаюсь на ноги, но с трудом удерживаю равновесие. Мне надоело это прозвище, надоело такое отношение, надоела вся эта боль. Сжав руку в кулак, я бездумно подхожу ближе к парню и, еле сдерживая эмоции, пытаюсь замахнуться и быстро ударить. Я даже не поняла, куда целилась и чего хотела этим добиться. Мой кулак не достиг цели, а тонфа молниеносно ударила меня по плечу, а потом по лицу. Заскулив как немощный щенок, я прижала здоровую руку к ударенной скуле, но тут же её убрала. Ноги подкосились, и я просто рухнула на пол, не сдерживая слёз. На сколько я была глупа, чтобы уважать Хибари? Его влияние, властность и симпатичная внешность слишком покорили меня, скрывая его жестокость и деспотичность. С моих глаз словно слетели шоры, и я будто по-новому смотрела на одноклассника во все глаза. Теперь я понимала, почему многие его так боятся, ведь страх одолел и меня. Так что воспитательная беседа прошла отлично, он может этим гордиться. Я выглядела крайне жалко: юбка от ветра оголяла ноги, которые были в царапинах и ушибах, волосы прилипли к мокрым щекам и произвольно летали, подчиняясь ветру, а руки лежали по бокам, судорожно дрожа. Хибари не нападал, ничего не говорил, а может даже и не дышал. Видеть его больше не хотелось, да и не было сил оторвать свой взгляд от пола и его туфель. Он просто поигрался, отвёл душу, а я… я должна вытереть слезы с щёк и кровь с нижней губы, которую снова прокусила. Когда чёрные туфли исчезли из поля моего зрения, я даже не шелохнулась. Не хочу реагировать, не хочу чувствовать, не хочу говорить. Звук открывающейся двери насторожил меня, но жёсткий голос Хибари заставил меня не двигаться. — Кусакабэ, уберись здесь. Внутри всё оборвалось и упало вниз. Ещё раз. Заботливый голос Кусакабэ вызвал отвращение и жгучую обиду, которая прям резала моё сердце ножом. Сквозь пелену слёз вижу его протянутую руку, но встаю сама. Я сама могу себя убрать, мне не нужны помощники. Дойти до двери было половиной моей победы, но на лестнице я уж было хотела сдаться: сильно болели колени и ребро. Но сжав здоровую руку в кулак, который я даже не использовала по назначению, и стиснув зубы, я осторожно ступала по лестнице. Только один вопрос остался нерешенным: моя сумка осталась в классе, а в таком виде я там не могу показаться. Резко остановившись, я обернулась и тут же поморщилась от боли. Кусакабэ следовал за мной, стараясь не смотреть на меня. Удивительно, что он ничего не сказал по поводу моего внешнего вида. Сглотнув комок в горле, я тихо произнесла: — Кусакабэ, мне всё же нужна твоя помощь, — чтобы успокоиться, я пыталась привести свою форму в божеский вид. — Мои вещи… они остались в классе. Можешь их принести? Парень лишь молча кивнул и обошёл меня, не задевая ни плечом, ни взглядом. Я лишь успела вдогонку ему сказать, что буду ждать на выходе из школы. Учебный день закончился.***
Дойти до дома не было огромной проблемой, хотя болел бок и половина лица. Колени горели огнём и передвигаться было тяжело, так как я старалась не сгибать их, но получалось паршиво. Проходящие мимо люди лишь бросали на меня косые взгляды, но ничего не говорили. В Японии вряд ли кто-то подойдёт и начнёт отчитывать за непотребный вид, такой уж менталитет. Да и я не в силах кого-то выслушивать, хоть бы ни на кого не сорваться. Облокотившись плечом на какое-то здание, я судорожно вздохнула. Мне было очень больно. Тело неистово ныло, а новые раны, не переставая, болели. Моя школьная белая рубашка просит стирки, на ней даже были маленькие капельки крови, но издалека их можно принять за грязь. Любимые гетры шли на выброс: они пропитались кровью и порвались. Ну, а юбка… юбка протёрла всю крышу от пыли. В голове снова вспыхнули воспоминания того, что произошло буквально двадцать минут назад. Теперь уже ненавистный — Хибари с его вечно строгим выражением лица, его проклятые тонфы, которые действительно не жалеют никого. Гнев и обида снова схлестнулись вместе, и сдержать слёз не получилось. Грязная. Униженная. Слабая. Мои собственные мысли решили растоптать меня прямо на месте. Гордость, которая долгое время спала, решила встрепенуться и играть на моих нервах, как на каком-то музыкальном инструменте. Изменить свою жизнь? Многие психологи своим пациентам говорят эту фразу, будто не понимают, что это очень тяжело сделать, когда привык жить в своей норе в полном одиночестве. Когда привык, получать удары и молчать. Когда привык, скрывать свои проблемы в попытке решить их самостоятельно. Когда привык, автоматически проигрывать, так как боишься самого участия в чём-либо. Отталкиваюсь от стены из последних сил и иду дальше. Скорее домой, пока не наступил вечер и на улице не стало больше людей. Мой неопрятный вид мог вызвать множество вопросов, а такого допустить нельзя. Прижав сумку к себе, я шаг за шагом приближалась к родному дому, который через несколько минут соизволил показаться. Когда я решил перейти дорогу, меня вежливо пропустил водитель из какого-то серого автомобиля. Пока я, как сломанная игрушка, переходила несчастные три метра дороги, уверена, водитель уже десять раз меня проклял за медлительность. Толкаю калитку и с каким-то отчаянием смотрю на ступеньки перед домом, которые сейчас казались огромной преградой. Вот только желание принять тёплый душ и закрыться в своей комнате, чтобы от души разреветься, было сильнее. На какой-то момент я почувствовала себя старухой в теле молодой девушки, когда услышала своё сопение при подъёме на ступеньки. Вставляю ключ в дверь, а он не хочет двигаться, тут уж я понимаю, что мой отец сегодня решил остаться дома и радовать своим присутствием. Делаю вдох и выдох и открываю дверь, ожидая худшего. К моему удивлению, в нос не ударил запах алкоголя, да и в коридоре всё было в порядке, ничего не разбросано и не сломано. Тихо прикрыв за собой дверь, я нелепо попыталась снять обувь, но снова разревелась. Рухнув на нижнюю ступеньку лестницы, я закрыла лицо руками и пыталась себя успокоить. Мой скулёж можно было и с улицы услышать, но перестать делать это не получалось. На эти противные звуки, которые собственно я и издавала, из гостиной вышел отец. Мой мозг сразу заметил, что он трезв, благодаря чему я выдохнула, не сдержав всхлипа. — Боже, на что ты похожа, — злости в голосе нет, только недоумение. Я не знала, что ему ответить, но продолжила тереть рукавом рубашки свои мокрые и грязные щёки. Мужчина подошёл ближе ко мне, что заставило испуганно вздрогнуть. Ну уж нет, одного наказания на сегодня для меня достаточно. Но он лишь присел на карточки и помог снять мою обувь. Растерявшись, я уж было потянулась здоровой рукой ко второй туфле, но отец оттолкнул мою руку. Наблюдая за его движениями, я боялась громко дышать, вдруг спугну такой мираж. Он же бегло глянул на мои колени, а потом на лицо. — Смотри-ка из-за глупого падения разревелась, хотя во время похоронной церемонии стояла так, будто воды в рот набрала, — отец недобро усмехнулся. — Да и ела за семерых. Меня будто ледяной водой окатило и я, не понимая что творю, резко встала. Игнорируя боль во всём теле и слабость, я что есть силы толкнула родного человека в плечо. Смотреть на него сверху вниз было непривычно, но мне терять уже нечего. Швырнув в него какую-то щётку для обуви, которая всегда у нас валяется на лестнице, я что есть силы, закричала: — Простите, что решила все свои слёзы оставить при себе. Извините, что нашла утешение в еде, хотя потом перестала так делать. У меня просто нет возможности тратить все деньги на алкоголь и напиваться до беспамятства, — сжав руку в кулак, я перевела дыхание и продолжила. — В нашей семье может быть только один трезвомыслящий человек и я взвалила всю эту ношу на свои плечи. — Откуда мне знать, что в твоей голове, когда ты молчишь как рыба? — отец взревел, как раненный зверь, и быстро встал на ноги. — Да ты последнее время общительным становишься только в компании бутылки! — бью его в грудь и выкрикиваю эту фразу в лицо, умываюсь новой волной слёз. Отец растеряно смотрел на меня и отошёл на пару шагов, а я, махнув на него рукой, на сколько могла быстро поднялась в свою комнату. Хлопнув дверью, я даже не пыталась успокоиться. Пусть идёт всё так, как идёт. Не смотря в зеркало, я кинула сумку на пол, а сама рухнула рядом с ней. Ребро сразу ударила острой болью, да и ноги противно защипали. Ругнувшись, я поставила телефон на зарядку и начала собираться в душ. День хоть и паршивый, да и отца не хочется видеть, но стирка по расписанию. Я спокойна. Теперь я не хочу жалеть себя.И напоследок перед тем, Как мы начнём нашу последнюю битву, Знай, я буду тем, Кто увидит твоё падение.
* Ампан — это сладкие пышки с начинкой из бобовой пасты анко. Обычно это красная паста, которую делают из сладких бобов адзуки. **© м\ф Котёнок по имени Гав — Не ходи туда, там тебя ждут неприятности. — Ну как же туда не ходить? Они же ждут! ***Placebo — Infra-Red © amalgama-laba.com