More murmur

      Юрочка относился к щетине со скепсисом. Ну есть и есть. Он же не собирался целоваться с обладателями этой самой щетины. Тем более такими как Крис. Другие его знакомые фигуристы старались как можно быстрее избавиться от этой растительности на лице. Причин было много. Образ не позволял, целоваться со своими бабами было неудобно и так далее по служебному списку.       Один раз Виктор пытался отрастить хотя бы бородку. Вы бы только видели лицо Юри. Это просто можно было бы составлять таблицу «Три стадии принятия бороды Никифорова».       Первая стадия — смирение. Кацуки смирился с тем, что в светлой буйной голове его любимого что-то засело и теперь это что-то не вытащить просто так. Вторая стадия — возмущение. Стоило Виктору попытаться поцеловать Юри, как сразу же получал вместо мягких влажных губ твердую небольшую ладонь. Третья стадия — или я, или эта борода. А вот на этой стадии казалось, что эта сладкая парочка вот-вот распадется. Гоша даже шутил про недотрах у обоих из-за которого у них было плохое настроение. А вот в ответ получал злобный взгляд голубых и карих глаз с разных концов катка.       Причем они даже не скрывали своих бурных ссор. Они ругались на катке так, что даже великий и всемогущий Яков не мог их утихомирить как следует. А Юрка лишь тихо хмыкал, стоя рядом с Отабеком. Самому Юрке еще далеко до отращивания бород, бородок и прочего. А Бека как бы не горел желанием делать это. И вроде бы вся ситуация унялась. Виктор побрился, они теперь ходили счастливыми. — Ты же ведь никогда не будешь отращивать бороду? — тихо спросил тогда Плисецкий, несильно пихнув Алтына локтем в бок. — Нет. Конечно же нет, — слегка качнувшись от внезапного толчка, спокойно ответил Отабек и потрепал своего котенка по голове. — Поехали отсюда. А то нас задавят с такими темпами.       И все как-то забылось. Ровно до того момента, как Отабек во время очередной поездки не забыл дома свою бритву. Она была удобной, легкой, острой. Раздраженно почесав колючий подбородок, он решил немного потерпеть. Все равно скоро домой поедут, а там можно будет от этого добра избавится, никуда не торопясь. Как же давно у него не было подобных ситуаций…       Пока Отабек рассматривал свою новую небольшую проблему в большое зеркало в гостиной, Юрка, сжимая в руках небольшого мишку, которого подарили вездесущие фанаты и на котором было ну очень удобно спать, сполз с кровати и направился на поиски Беки. Ему хотелось обниматься. И целоваться. Долго, сладко, мокро. Как умел лишь Отабек. Который куда-то делся. А теперь будут одни сплошные неудобства и писки со стороны Плисецкого. А возможно даже побои.       А Плисецкий даже ощутил себя брошенным в таком огромном номере котенком. Вот кто просил такой номер снимать? Руки бы поотрывать этому заказчику. Юрка даже был готов жалобно мяукнуть, чтобы позвать своего человека, как из ванной послышалось, как журчит вода. Счастливо выдохнув, юноша направился туда и замер возле двери, глядя на все еще растрепанного Отабека.       Сколько там стадий принятия бороды? Четыре? Три? Кажется Юра остановился на самой первой — принятие. Ведь его мужественному казаху так шла щетина. Она делала его более мужественным, хотя казалось бы куда еще больше? Больше некуда. Но теперь его мужественности хватит на небольшую девчачью армию ангелов Юрия. — Бека… — тихо позвал он, сжимая в руках мишку и по ходу дела прикрываясь им. — Доброе утро…       Алтын медленно повернулся на тихий голос и мягко улыбнулся, наблюдая как «Русская Фея» медленно идет к нему. Он готов к тому, что его сейчас начнут ругать за колючки на щеке, но Юра лишь касается щеки кончиками пальцев и неловко чмокает по тому месту, по которому провел.       Плисецкий тихонько фыркнул, ощутив неприятное покалывание на губах, оставленное щетиной. Все же были ощутимые минусы. И кажется их намного будет больше, чем плюсов. Пока был только один плюс — охеренная внешность казаха. Все. — Доброе утро, — неловко поздоровался Алтын, чмокнув Юрку в макушку. — Я побреюсь, как только мы приедем домой. Не переживай. — Да я и не переживаю особо… — промурлыкал довольным сонным котиком Плисецкий и к удивлению принялся тереться гладкой щекой об колючую щеку Отабека.       Тот даже не знал как правильно реагировать на все это происходящее. А где возмущенные крики? Где хоть какая-то отрицательная реакция в стиле Юрия Плисецкого? Что-то ведь явно тут не так.       Однако он осторожно вытащил плюшевого мишку из тонких рук и, прижав к себе их хозяина, плавно поменялся с ним местами. Теперь Юра оказался прижатым спиной к раковине. — Понравилось? — тихо спросил Отабек, покрывая поцелуями-укусами так доверчиво открытую для него белую шею и наплевав на строгий запрет оставлять метки на видных местах. — Очень, — с ухмылкой проговорил Плисецкий. — Очень-очень, — поспешно добавил Юра, ловко запрыгивая на стоящую рядом с раковиной невысокую тумбочку, и неаккуратным движением смахнул с нее все пузырьки и баночки. — Иди сюда, мой дикий казах, — он с очаровательной улыбкой протянул руки к Алтыну, который только с огромным удовольствием притянулся к столь приятному магниту.       Внезапно уперевшись узкой ступнёй в грудь Алтына, Плисецкий уставился на него своими большими недовольными глазами, заставляя чувствовать себя виноватым в чем-то ну очень серьезном. — И ты серьезно думал, что она мне настолько сильно понравится? — возмущенно спросил Юра, все так же уперевшись ступнёй в широкую грудь. — Отошел от меня. И пока не побреешься, даже не лезь с этим, — слегка пнув Отабека, он так же ловко спрыгнул обратно и, схватив откинутого ранее мягкого мишку, удалился из ванной, оставляя позади себя разочарованного в жизни парня. Который в первый раз в жизни по-черному позавидовал бездушной игрушке, которую сейчас прижимал к себе его любимый человечек.