Селянин

      45       Утром Кирилл еле проснулся. Звонка будильника в телефоне он не слышал, но почувствовал, как Егор осторожно перелезает через него, стараясь не разбудить.       — Я не сплю, — с трудом ворочая губами, пробормотал Кирилл. При этом глаза его не открывались, голову бы при всём желании не смог оторвать от подушки, а мозг мгновенно отключался, проваливаясь обратно в прерванный сон. Невероятным усилием он удерживал себя в условно бодрствующем состоянии.       Тело, перекидывающее через него ногу, остановилось, нависая. Замерло на секунду, почти не соприкасаясь с нижележащим.       — Спи, ещё рано, — шепнул Егор и слез. Места сразу стало больше. Кирилл подвинулся, давая себе слово подремать минуточку, а потом встать и пойти помогать. Но времени, наверно, было только шесть часов, а он никогда не вставал в такую рань, тем более летом. Летом законно спать до обеда. Но кто приготовит обед? Он не дома, он обязался помогать Егору, он хотел помогать Егору. Сейчас пять минуточек полежит и обязательно поможет Егору…       Из глубокой дрёмы Кирилла выбросило толчком. Он сразу сел, ощущая бьющийся между рёбрами страх: он проспал и не помог Егору. Попался в ловушку, подстерегающую всех сонь по утрам, и нарушил данное обещание. Спал так долго, что Егор один съездил в город, а, вернувшись, ушёл к банкирше, и сейчас они занимаются сексом!       Но тревога лавиной схлынула после зевка, потирания глаз и почёсывания яичек. Реальность сурова, но не настолько, как необоснованные страхи, мучившие его всю ночь. Вот тикают часы в зале, вот слышится мерное дыхание Галины и ворочается на диване Андрей, а если мальчишка ещё не встал, значит, ещё не обед.       Кирилл свесил ноги с кровати, нашёл трусы, надел. Выглянул в зал. Шторы были задёрнуты. Андрей спал, отвернувшись к спинке дивана, пододеяльник без одеяла сполз на пол, по бедру ползала муха. Первым делом Кирилл посмотрел на часы, издающие громкие и однообразные звуки, затем согнал наглую тварь.       Окончательно успокоившись, он оделся во вчерашнюю, отнесённую к разряду рабочей одежду и вышел во двор. Вне четырёх стен мир наполнился многоголосьем — птицы, мухи, куры, собаки. Ни кудахтанье, ни тявканье уже не резали слух, как в первые дни нахождения в деревне. Тогда Калякин мечтал купить «воздушку» и пострелять всех на хер. И тогда бы он обязательно сунул в зубы сигарету, покурил бы с наслаждением, сливая мочу под куст полыни, кинул бы увесистый камень в какую-нибудь кошку и поржал над её истошными криками.       Теперь с этими ебанутыми привычками пора завязывать. Надо начинать жить, как цивилизованный человек. Конечно, понятия «деревня» и «цивилизованный» несовместимы для горожан, однако с некоторых пор Кирилл слал в зад таких горожан.       Он поторчал возле крыльца, дрожа от непрогревшегося воздуха, сонно пялясь на покрывшийся росой мотоцикл. Потом пошёл в туалет, надеясь встретить по дороге Егора и погреться об него, но того нигде не было. На верстаке стояли банки с молоком под оранжевыми капроновыми крышками, куры гуляли, где хотели, из закутов доносилось сытое ленивое похрюкивание свиней, а дверь коровника была распахнута. Кирилл на всякий случай проверил задние дворы, огород. Егор либо повёл Зорьку на выпас, либо ушёл к Лариске.       Быстро сделав свои дела в туалете, Калякин понёсся на улицу, кляня себя последними словами, что не согнал свою тушку с постели раньше. Вообще-то помощь Егору не требовалась, они ещё вечером договорились, что Кирилл займётся установкой колёс на машину, чтобы на ней поехать в город.       Пулей выбежав из калитки, чуть не подавив копавшихся перед нею с уличной стороны кур, тут же поднявших возмущённое кудахтанье, Кирилл пробежал по пружинящей траве и затормозил на обочине. Завертел головой направо, куда обычно уводили корову, и налево, где находился «дом лесной феи Лариски». Справа он не увидел ничего, кроме обрамляющих дорогу деревьев и кустов с пыльными листьями. А картина слева порадовала его мятущуюся душу: возле дома банкирши стояли пять автомобилей. Её оранжевый «Мокко» был припаркован непосредственно у витых ворот, рядом, прямо на ухоженной зелёной лужайке, поставили «Лэнд Крузер Прадо» и «Паджеро», и два «Ниссана» — «Кашкай» и «Альмера» бросили на обочине. Машины блестели от росы.       Так-так, у Лорика полный коттедж народу. Значит, он не ошибся, что банкирша вчера подшофе названивала. Приехала с карагодом гостей, нажралась и сразу за телефон схватилась — типичная баба! Кирилл надеялся, что среди этого сборища имеется хоть один мужик, который её выебал ночью. Какой-нибудь толстопузый владелец «крузака» — самая подходящая ей пара.       Егор точно при посторонних к ней не пойдёт. Тем более в семь утра. Да и вот следы его сланцев и коровьих копыт отпечатались в пыли. Теперь Кирилл их заметил.       Он злобно ухмыльнулся про себя и пошёл за колёсами, которые вчера с горем пополам собрал воедино. По одному перекатил их со двора Рахмановых через дорогу к своей машине. Испачкал руки. Его обругали куры. Но и он их тоже.       Когда поддомкратил правую заднюю часть кузова, убрал из-под ступицы берёзовый чурбак и обернулся, увидел приближающегося Егора. Он шёл быстро, уверенно, с обычным отстранённым видом. На растянутой линяло-синей футболке темнели влажные пятна. Голые коленки выглядели соблазнительно.       Кирилл разогнулся и, вытирая ладони о штаны, развернулся к нему. Улыбнулся во весь рот.       — Утро доброе! А я вот только начал. Но успею! — заверил он. Протянул руку, чтобы привлечь Егора к себе, но тот сделал шаг назад и покачал головой.       — Не надо на людях.       — А где ты видишь людей? — не проявил серьёзности Кирилл, повёл носом по сторонам, хмыкнул, утирая нос запястьем, и указал на скопление иномарок. — Ты про этих, что ли?       Ему хотелось видеть, как Рахманов реагирует на приезд банкирши с большой компанией. Ревность заставляла идти на провокации, разводить на проявление эмоций. Однако с Егором, к сожалению, этот трюк не проходил. Он, конечно, устремил взгляд на машины и коттедж, но это был совершенно бесстрастный взгляд, будто он смотрел на банку огурцов или ведро картошки.       Егор вернул взгляд на Кирилла.       — Помощь нужна?       — С чем? С этим? — Калякин носком шлёпанца пнул прислоненное к двум другим колесо с резиной «мишлен». — Нет, конечно! Я сам справлюсь, — в этом у него имелись сомнения, впрочем, и энтузиазма не меньше. — За полчаса, думаю, справлюсь, а потом тебе помогу. Пойдёт так?       — Не надо мне помогать. Просто здесь не напортачь, чтобы у нас по дороге, как в «Ну, погоди!», колёса не отлетели. — Лицо Егора посветлело, на губах заиграло что-то типа усмешки. Вот ради такого его настроения Кирилл вообще был готов горы свернуть. И ему очень захотелось прикоснуться к любимому, прямо невмоготу, аж в теле дискомфорт появился. Он оглянулся по сторонам, убедился, что их своей двухтонной тушей прикрывает «Фольксваген», и, встав почти вплотную к Егору, провёл рукой по его бедру, приподнимая эластичную ткань дешёвых шорт. Селянин поймал скользнувшую ладонь и крепко сжал в своей. Его губы чуть разомкнулись, показывая белые ровные зубы, а тёмно-карие, лишающие рассудка глаза вперились в него. В них Кирилл прочёл беззвучную симпатию, которую Егор мог позволить себе, бесконечное желание наконец быть любимым и доверять, благодарность, вожделение и мольбу сделать его счастливым. А может, Кириллу только показалось, что он прочел именно это. Возможно, в глазах Егора было написано об отказе себе в этих естественных человеческих потребностях и запрете на любовь и ласку.       Нет, всё-таки ладонь в ладони, глаза в глаза — говорило о многом. Несравненно большем, чем два члена в одном кулаке вчерашней ночью. Они словно оказались в собственном маленьком мирке, где существуют только двое, слитые воедино, и каждый для другого — целая вселенная, центр мироздания. Кирилл даже забыл о Ларисе. Он лишь жалел, что не умеет произносить красивых речей, и поэтому не может нормально выразить переполнявших его чувств. Мечтал простоять так вечность — на утреннем чистом воздухе, в гомоне птиц, когда из-за барьера в виде машины все думают, что они просто смотрят друг на друга, а они держатся за руки и так обмениваются признаниями в любви.       Первым очнулся от наваждения Егор. Да и прошло-то не больше двух минут.       — Кирилл, — сказал он, и Кирилл понял, что Рахманова тянет прямо сейчас прижать его к дверце «Пассата», запустить пальцы в изрядно отросшие волосы и, прижав своим цыплячьим весом, поцеловать, смять губы в кровь. Но это оказалась мимолётная искра, потом взгляд потух, и голос утратил страсть. — Если закончишь раньше восьми тридцати, помоги Андрею с завтраком.       — Хорошо, — сказал Калякин. Рука Егора выпустила его ладонь. В этом движении было что-то пронзительное, рвущее душу, и вместе с тем радостное, дарящее надежду. Реальность и повседневный быт разлучали их, не давали проводить время в плотских утехах. Однако делать одно дело, быть одной семьёй — великое наслаждение.       Кирилл смотрел в спину удаляющемуся Егору и не понимал, как его мог зацепить воняющий фермой парень. Парень, из-за которого он вскакивает с постели ни свет ни заря, клеит колёса на примитивном оборудовании, берётся сам ставить их, хотя в душе не представляет, как это правильно делается, борется с прочно пустившей корни в его мозгу ленью. Парень, которого хочется оберегать. Парень, на которого хочется равняться. Парень, с которым прекрасно спать.       Уму непостижимо: деревенщина — его идеал, пидор — его идеал.       Когда тонкая фигура Егора исчезла за растущими у обочины вишнями, Кирилл вздохнул и всё-таки приступил к возвращению заднего колеса на законное место. Подкатил, пристроил на шпильки, вынул из пакета гайки…       Мысли ушли прочь от рутинной работы.       С девками всё в его жизни было иначе. Совершенно иначе. Снял или они сами прицепились, угостил бухлом, прокатил на тачке, трахнул во всех позах. Заводить семью? С кем, с этими шалапендрами? Зачем вообще её заводить? Жизнь ведь дана для развлечений, и все возможности для этого имелись, конфликты с родителями можно было пережить. Блять, да родители на него бочку катили как раз потому, что он за ум не брался, а теперь, когда взялся, их снова не устраивает! Парадокс, товарищи! Ах да — он же с пидором спутался!       Та жизнь была… Орудуя новеньким блестящим баллонным ключом, Кирилл силился подобрать слово. Жизнь была… яркой? Беззаботной? Весёлой? Лёгкой? Поверхностной? Да, она была поверхностной — скакать по верхам, снимать сливки, брать, что близко лежит, до чего без труда дотянешься, и никогда не задумываться о мотивах, последствиях, вообще ни о чём. Хорошо было растрачивать дни в пьяном угаре, на пьяных чиксах, с пьяными друзьями и не знать, не замечать, что где-то есть люди, угробившие себя на тяжёлой работе, чтобы прокормить двух детей, и сверстники, отказавшиеся от перспектив ради сыновнего долга. Лучше было не знать о них или называть их тупыми дебилами, и никогда-никогда не ставить себя на их место, потому что…       Кирилл помнил, как собирался сдать в богадельню собственную мать, если она вдруг станет паралитичкой.       Но к Егору его влекло и физически. С добрым парнем из простой приличной семьи можно было стать и друзьями, но с Егором хотелось спать. Член всегда однозначно реагировал на его присутствие. Да и задний проход тоже.       Кирилл продолжал удивляться переменам в себе. Недавно он сравнил своё прежнее и сегодняшнее состояние с отравлением и детоксикацией и до сих пор считал сравнение подходящим. Правда, признавал, что изменился только в отношении одного человека и одной семьи, на остальных ему было глубоко по хую.       Прикручивая третье, левое переднее колесо, Калякин услышал хлопанье металлической калитки и, повернув голову, увидел вышедшего с банкирского двора мужика лет пятидесяти. У него были чёрные прилизанные волосы и внушительное брюшко. Одет был, будто прибыл сразу после официального мероприятия, только пиджак держал в руке. Мужик небрежно осмотрел неказистую сельскую действительность, чуть поднял кисть руки, и тут же писком и миганием фар отозвался «Лэнд Крузер». Кирилла постигло злорадное удовольствие, что он угадал внешность хозяина сего навороченного джипа, именно так его себе и представлял — невысоким, старым и толстым. Мужик тем временем кинул пиджак на заднее сиденье машины, закрыл дверь и вальяжно закурил. Продолжал водить взглядом по деревенским «красотам» — зарослям кустов, низким хатам, бурьяну и курам. Конечно, в первую очередь обратил внимание на стоявшую на противоположной стороне иномарку и возящегося возле неё парня в запылённых штанах.       Кирилл, украдкой поглядывая на него, собрал инструменты, встал с корточек и пошёл к раскрытому багажнику. Позади заскрипели камешки. Он не обернулся, раскладывая ключи по ячейкам специального чемоданчика. Разложив, закрыл его. Камни заскрипели совсем близко, несколько, случайно задетых ногами, покатились с обочины в траву. Приближение человека на щебёночной дороге можно было определить только так.       Петли закрываемого багажника тихо скрипнули. Кирилл подёргал, проверяя, надёжно ли закрыл его, и повернулся. Мужик стоял сзади, сосал сигаретку и глазел на машину. Рожа у него была помятая. Белая в тонкую полоску рубашка не сходилась на брюхе, в промежутке между пуговицами виднелась волосатая кожа.       — Твоя машина? — махнув рукой с сигаретой, спросил мужик.       — А чья ж ещё? — потирая ладонью о ладонь, ответил Кирилл. Этого мужика ему сам бог послал. Но он не спешил.       — А Лариса говорила, что её машина тут единственная. А тут даже новые иномарки водятся.       Мужик явно был шишкой. Говорил свысока, но снисходил до единственного подвернувшегося собеседника. Вероятно, принял за местную шантрапу, сельскую «элиту», какого-нибудь фермерского сыночка. Не знал, что Кирилл ещё пошишковитее среди приятелей, коллег и партнёров своего отца видал.       — У вас тоже не «таз», — заметил он, с помощью слюны оттирая с рук грязные пятна. — И у других тоже. Что за сборище?       Мужик грозно зыркнул при слове «сборище», но, в конце концов, пропустил мимо ушей.       — Это? — он опять махнул сигаретой. — Семинар вчера был на базе здешнего филиала… Филиала банка, — с пафосом уточнил он. — «Уралсиб». Слышал о таком?       — Скрытая реклама?       — А почему бы нет? — хрюкнул, давясь дымом, мужик. — После семинара в ресторан поехали, а потом завфилиалом нас к себе пригласила, на природу. Природа у вас так себе, я скажу.       Кирилл не счёл нужным заступаться за русские берёзки, американские клёны и бурьян, спросил то, что волновало лично его. Не в лоб, конечно.       — А я подумал, сваты приехали, наконец-то соседку замуж выдадим. А вы по работе! Не подыскали там ей женишка?       Мужик хрюкнул. Брови взмыли вверх, широкий жирный лоб сделался складками, как у шарпея.       — Да кому она нужна? Ты её видел? — он наклонился и, понизив голос, доверительно сообщил: — Гром-баба. Тяжеловес. Дизель. Её из наших даже спьяну никто ещё ебать не отважился. Да ну нахуй такую страховидлу!       Калякина перекосило. Он бы прямо сейчас дал в харю этому уроду за его слова, затолкал бы их в глотку! Не за Лариску — эта дура ему на хер не сдалась! Но он знал, кому она нужна! Знал, кто её трезвым трахал, и правда резала глаза! Вот за эту боль Кирилл бы стукнул мужика, если б тот произнёс бы ещё хоть слово!       Но мужик досасывал то, что осталось от сигареты, и похрюкивал, развеселившись от унижения своей коллеги. Ещё одно типичное быдло, фу. Кирилл сплюнул.       Со двора коттеджа донеслись голоса, смешки. Снова звякнула калитка. Вдалеке залаяла чья-то собака. На улицу один за другим выходили банкиры, останавливались на асфальтированной дорожке, рассредотачивались по лужайке вокруг машин, вертели головами, чего-то обсуждали, закуривали. Кирилл насчитал девять человек, включая Лариску — эта особа увидела своего босса, или кто он ей там, возле дома Пашкиной бабки, а рядом с ней его, парня, которого она с апломбом выдворила из села на бело-синем автомобиле с мигалками, и аж позеленела. Ну, по крайней мере, Кириллу хотелось, чтобы она позеленела.       Его новый знакомый обернулся на шум, перестал хрюкать, кинул бычок в пыль и даже не удосужился наступить на него в целях пожарной безопасности. Потом повернулся обратно к Кириллу, наклонил корпус целиком, будто части его тела не двигались по отдельности.       — Только ты ей не говори, ага? Тсс! — он приложил палец к пухлым губам, подмигнул и, распрямившись, пошёл к своим. Калякин удержался от «фака» банкирше и пошёл к Рахмановым, помогать Андрею с завтраком. Настроение стало паршивым.       46       Егор внял голосу разума и согласился везти молоко на продажу на машине. Втроём они погрузили банки на пол между передними и задними сиденьями, зафиксировали их там, переложив тряпками. Брата Егор не взял, как тот ни просился, чего только ни обещал взамен сделать по дому, в утешение дав слово, что через два дня они поедут к врачу и за школьными принадлежностями тоже с Кириллом. Андрей смирился, но взял слово ещё и с Калякина.       Егор, проверив карманы, сел в машину. Кирилл с радостным сердцем запустил двигатель и вырулил от ворот на дорогу. Ревность его немного отпустила. Видя Егора справа от себя, он вспоминал предыдущее их путешествие по ночным шоссе, когда предвкушал выторгованный секс. Сейчас Кирилл предчувствовал хорошую поездку: за завтраком он и младший Рахманов много шутили и смеялись, а старший с наигранным укором следил за их болтовнёй, но всё же не сдерживался и улыбался, иногда даже вставлял меткие замечания.       Однако светлые мечты потускнели и осыпались прошлогодней мишурой, когда, оказавшись на проезжей части, увидел Ларису. Она возле дома провожала последних гостей — двух немолодых женщин без макияжа и причёсок, но в деловых костюмах. Старые прошмандовки. Задержались дольше всех. Теперь грузились в «Альмеру» и никак не могли распрощаться. Когда Кирилл ходил перегонять машину от Пашкиного дома к Рахмановым, улица была пуста, джипы и кроссовер к тому времени отчалили восвояси, а бабы на седане, видимо, истребляли недоеденные вчера продукты.       Хотя не о тех двух бабах речь — Лариска мгновенно повернула голову на звук мотора медленно приближающейся по неровной дороге машины. Этот звук в глухой деревне вообще редкость, практически событие года, а уж со стороны Рахмановых его и не слышали никогда. Пока «Пассат» был скрыт деревьями, она, наверно, посчитала, что надоедливый пацан свалил из Островка, но не тут-то было! Пацан не только не свалил, но и рядом с ним сейчас ехал её вожделенный, правильный сосед Егорушка! Выкуси, дура!       Банкирша застыла на месте, подавая бабе-водителю сумочку, только её голова поворачивалась вслед за движением авто. Кирилл отвечал ей тем же презрением, изо всех сил удерживаясь, чтобы не выставить в открытое окно средний палец, прямо перед её курицами коллегами.       Когда коттедж остался позади, Кирилл посмотрел на Егора, пожалев, что не сделал этого раньше. Теперь на лице молодого селянина не было никаких компрометирующих эмоций. Он сидел несколько скованно, без привычки к автомобилям, разглядывал не понравившуюся банкиру природу, хаты бабулек. У одного из домов на лапы вскочила здоровенная чёрная собачища и с лаем понеслась за машиной, проводила их до самого большака, потом отстала.       Кирилл не отрывал взгляда от изрытого ямами, словно лунная поверхность, асфальта. В голове крутились нехорошие мысли.       — Это она тебе ночью звонила? Лариса? — спросил он и пожалел, что сунул палку в улей с дикими пчёлами. Надо молчать и не совать нос, куда не просят, чтобы подтвердить свою новую репутацию понятливого человека. Благо, вопрос прозвучал бесстрастно.       — Она, — кивнул Егор.       Калякин решил дальше не вдаваться в подробности. Но молчать у него не получалось, голова изнутри зудела: узнав «А», он хотел узнать «Б».       — Ты к ней пойдёшь?       — Да.       Кирилл резко повернул голову. В груди клокотало.       — Зачем?       Егор удивлённо посмотрел на него. Удивлённо в том плане, что не понимал, почему должен отчитываться. Почему, если ответ очевиден? Он не сказал ни слова.       Кирилл вдохнул, облизал губы, устремляя взгляд вперёд. Помолчал, обдумывая.       — Ты продолжишь с ней спать? — выдавил он из себя самое тревожащее, затем говорить стало проще. — Егор, я всё понимаю. Если тебе нужны деньги, у меня они сейчас есть, я тебе всё отдам. Почти шестьдесят тысяч. Я же сказал, я пойду работать, прямо с понедельника начну искать место. Я всё понимаю, Егор, но неужели… неужели для тебя ничего не значит, что мы теперь вместе? Откажись хотя бы от этого вида заработка. Егор…       Кирилл посмотрел на него так жалобно, как совсем от себя не ожидал. И пропустил яму. Машину тряхнуло — люди качнулись, банки звякнули. Калякин сразу повернулся к дороге, а так хотелось бросить её и в ожидании ответа не спускать глаз с лица Егора, считывать тени его эмоций.       Егор молчал. Через минуту произнёс, чуть горько и чуть насмешливо:       — Считаешь меня проституткой и альфонсом? Я не торгую своим телом и не продаюсь.       — Я знаю! — поспешил заверить Кирилл. — Знаю! И никем тебя ни считаю! Раньше называл тебя альфонсом, но раньше я был полным дерьмом, извини! Так ты не спишь с ней?       — Сплю, — разочаровал его Рахманов, — но не так часто, как об этом сплетничают. Я работаю у Ларисы: поливаю клумбы и грядки, подметаю двор, окашиваю траву на участке и газоны, дрова колю, воду ношу, любую мужскую работу делаю. Мне нужны деньги. Тех денег, что ты предлагаешь, мне не хватит. Извини, я даже не уверен, что хочу у тебя что-то брать. — Последнюю фразу Егор произнёс очень эмоционально, с сомнениями и искренним извинением, потом сжал губы и замолчал. Было ясно, что внутри него продолжают бушевать эмоции, которые он не хочет выплёскивать наружу.       Кирилл же будто снова провалился в выгребную яму, и на этот раз по макушку. Ему снова выразили недоверие. Обоснованное недоверие, памятуя про выбивание долга за испачканные коровьими какашками штаны. Недоверие, вызванное и неуверенностью Егора в его раскаянии и окончательном исправлении, чувствах к нему. А ведь утром они держались за руки!       Город был уже близко, оставалось километров пять. Кирилл не желал приехать туда поссорившимися.       — Не хочешь брать у меня деньги, не бери, — примирительно, тихо сказал он. — Но я всё равно пойду работать и буду приносить домой зарплату. Домом я теперь считаю твой дом. Не знаю, сколько денег у тебя уходит на жизнь, сколько хватит, а сколько не хватит, но я хоть чем-то помогу.       — И ты начинаешь меня жалеть?       — Нет! Ни в коем случае!       — Кирилл, у меня хватает денег. Это правда, что на жизнь уходит много. Но мы получаем пенсию, пособия, есть льготы. Я оформлен на полставки соцработником. Свинину сдаю. Молоко большой прибыли не даёт, потому что надо хотя бы три коровы держать, но какая-то копейка от него перепадает. Три года подряд я по бычку держал, сдавал. В этом вот тёлкой отелилась, они на откорм не идут и продаются дешевле. Я, конечно, продал по нормальной цене, подращённую, за двенадцать, собирался добавить и бычка купить, но тут то морозилка сломалась в жару, а я только поросёнка заколол, то Андрей рюкзак порвал… пока подкопил, уже ни к чему было.       Егор замолчал, словно устал говорить и оправдываться. Кирилл тихо охреневал от его объёма работы и трудоспособности, а ещё от цен — вот уж не подозревал, что телята такие деньжищи стоят. Он бы назвал цену за бычка тысячи в две, максимум в три.       — У меня в месяц выходит нормальный доход по меркам нашего района, — сказал, спокойнее, Егор. — Просто, Кирилл, я… коплю на лечение маме, — в этом он признался будто нехотя, будто не собирался в обозримом будущем посвящать в свои планы и проблемы. Странный он, как говорил Пашка, замкнутый. Зачатки чувств не скрывает, а дальше, в глубь души и жизни не пускает, присматривается, испытывает.       Кирилла задевало его недоверие, но с ним он ничего пока не мог поделать. Сосредоточился на главной информации, тем более что она вызвала радостный отклик, а интерес к ней, дружеское участие повысят доверие Егора к нему.       — Маму Галю можно вылечить? Это же отлично!       Егор отвернулся к боковому окну. Начинался неухоженный пригород с развалинами заброшенных складов и других промышленных строений.       — Вылечить можно. За деньги многое можно.       Кирилл очень хорошо понимал это утверждение, которое часто повторял отец. Естественно, думал, что знает о деньгах всё.       — А сколько нужно?       — Лечение за границей, — повернув голову к нему, сообщил Егор, словно этими тремя словами было всё сказано. В его красивых глазах стояли мука и обречённость, сжатые губы выражали решимость и упорство. Помолчав, он раскрылся: — Такие операции проводят только в Израиле или Германии. Мы консультировались, отправляли документы, там готовы нам помочь, просчитали цену основного курса и последующей реабилитации. В евро. Больше ста тысяч, не считая дополнительных расходов. Это три года назад. Курсы валют постоянно скачут. Каждый свободный рубль я перевожу в валюту и кладу на счёт. Не набрал и седьмой части требуемой суммы.       Приблизительная, грубо проведённая в уме калькуляция по примерному курсу евро повергла Кирилла в шок. Получившаяся сумма даже для его состоятельной депутатской семьи, ведущей маленький бизнес, была приличная. Не внушительная, но приличная. А для парня из захолустья во что она превращалась? В недостижимую звезду Сириус? Кирилл в очередной раз понял, что ничего не знает ни о деньгах, ни о настоящей жизни, ни о ведущейся вокруг его сытой кормушки борьбе за существование.       Они ехали по прямой улице райцентра мимо домишек и домов, по внешнему виду которых сразу можно было судить о благосостоянии хозяев. Некоторые жители ухватили удачу за хвост, заработали или наворовали на новые добротные кирпичные особнячки. Другие облицовывали фасады модным сайдингом разных цветов. Люди победнее по десятому разу красили старые обшитые деревом стены, а у совсем бедных денег не было даже на краску. Хотя, может, дело не в богатстве, а в трудолюбии? Кириллу неприятно об этом было рассуждать, потому что пробуждалась совесть.       — Куда ехать? — спросил он с тяжёлым сердцем. Радостная новость про возможность поставить маму Галю на ноги не принесла радости. И ему, и Егору. Известная формула «выговорись и станет легче» с ним работала в обратную сторону — напомнила о тщетности его бытия, сизифовом труде по наполнению бездонного кошелька. Егор сидел и смотрел на свои сцепленные в замок, лежащие на коленях руки, иногда шевелил большими пальцами. Вопрос вернул его в реальность, где есть банки с молоком, покупатели и симпатичный ему парень, который избавил его от необходимости трястись на старом вонючем агрегате, дышать пылью и выхлопными газами, и доставил с комфортом.       — Ещё два квартала прямо, — дал указание Рахманов. — Затем за большим белым зданием школы направо в переулки, всё.       — Угу, — кивнул Кирилл и добавил: — Я не буду больше спрашивать, зачем ты ходишь к Лариске. Попробую помогать тебе откладывать деньги.       — Посмотрим, — ответил Егор. По крайней мере, он не сказал «нет» и не промолчал, что тоже было равнозначно отказу.       Кирилл увидел большое белое здание школы на углу за чёрным решётчатым забором с распахнутыми воротами. Двухэтажное, величественное, с высокими, закруглёнными сверху окнами. Постройки начала прошлого, а то и позапрошлого века. По обе стороны от двустворчатой двери развевались российские флаги. Площадка перед входом была выложена серой тротуарной плиткой. Вдоль забора росли ровно постриженные кусты. Под окнами на клумбах цвели цветы. На одной возились дети-практиканты, ими командовала пожилая учительница, скорее всего, биологичка.       Сразу за школой находился перекрёсток. Главная дорога была широкой, а пересекающая её — настолько узкой и неприметной, теряющейся в зелени, что, не знай о ней заранее, легко проехать мимо.       — Сюда? — уточнил Кирилл, уже включив правый «поворотник». Рахманов кивнул. — Да. Останови у второго дома справа.       Машина въехала в переулок, уходивший, как оказалось, вниз под небольшим углом. Он был таким же безликим и пыльным, как и весь этот городишко. Асфальт на узкой проезжей части не ремонтировался, наверно, с советских времён. Палисадники заросли травой. Спокойно разгуливали куры и кошки. К стенам построенных в едином стиле домов с тремя окнами на улицу, как признак цивилизации, были приколочены спутниковые тарелки.       Дом, у которого попросил остановиться Егор, отличался тем, что находился в состоянии апгрейда — вместо крыши надстраивали мансарду, два из трёх выходивших на улицу окон объединили в одно огромное, пластиковую раму вставили, а откосы и отвесы ещё не удосужились. Забор и калитка были сделаны из плоского шифера, покрашенного в изумрудный цвет.       Кирилл съехал на обочину, заглушил мотор. Повернулся к уже взявшемуся за ручку открытия двери Егору, остановил.       — Егор, и ещё один момент… — он произнёс намеренно грубо, как наезд, даже голос стал басовитее. — У меня ощущение, что ты всегда говоришь обо мне так, будто я временное явление. — Он сделал паузу, чтобы увидеть настороженность в чёрных глазах. — А ты слышал, Егор, что нет ничего постояннее временного?       Закончив, Калякин усмехнулся и протянул руку, продолжая наблюдать за пассажиром. Егор осмыслил заданный ему вопрос, и его внутренняя пружина разжалась.       — Слышал, — с похожим вызовом ответил он и вложил руку в ладонь Кирилла. Они потянулись губами друг к другу через разделяющий кресла подлокотник, поцеловались без жадности, просто запечатлевая, что они пара. Их пальцы переплелись и крепко сжались, а глаза на короткий миг закрылись. Для Кирилла это был очень сладкий миг единения, не испытываемый им никогда ранее. Для Егора, он догадывался, что не первый в жизни, но уж точно первый после того, как сука Виталик бросил его в беде.       — Тебе помочь? — спросил Кирилл, когда их губы разомкнулись, но лица оставались на близком расстоянии, а глаза продолжали смотреть в глаза. Он мог видеть крошечного себя в зрачках напротив.       — Помоги, — согласился Егор, внутренне улыбаясь. И он опять собрался выйти, а Кирилл снова его остановил:       — Ещё одна вещь…       Они рассмеялись: настолько это было похоже на предыдущую ситуацию, но уже без напряжения и наигранных наездов. Кирилл сунул руку в карман и вынул маленькую чёрную картонную коробочку. Снял крышку и положил её на панель. В коробочке горкой лежала цепочка.       — Вот, — вытягивая её, произнёс он. — Для тебя купил. Второй день ношу, то забываю отдать, то момента подходящего нет.       — Зачем? — упрекнул Егор.       — Для твоего крестика. У тебя же веревка. А будет цепочка. Она серебряная. Ну, меня так заверили в магазине. И проба есть, я смотрел.       — Я не об этом? Зачем? Мне веревки хватает!       — Просто подарок. Надень, пожалуйста, а то я так и буду носить её в кармане, — Кирилл расстегнул цепочку и протянул руку за крестом.       — Ну хорошо, — сдался Рахманов, снял с шеи старенькую верёвочку, снял с неё крест и отдал Кириллу. Тот продел цепочку в ушко, подвинул на середину и надел цепочку на шею наклонившемуся Егору. Тот сразу спрятал крест под футболку.       — Спасибо, Кирилл.       — Мне приятно. А теперь можем идти.       И они оба вышли из машины.       Разгорающийся день не собирался становиться жарким, по данным бортового компьютера температура воздуха равнялась девятнадцати градусам. В голубом небе висели почти недвижимые, пышные, как сладкая вата, кучевые облака. К обеду либо разогреет, либо совсем затянет на дождь.       Егор открыл заднюю дверь «Пассата», взял одну из трёхлитровых банок и направился к калитке. Там, переложив банку на одну руку, нажал кнопку звонка. Но на веранде дома в тот же миг распахнулась дверь, и оттуда выбежала молодая девушка — над забором показались только её голова и бюст под голубым велюровым халатом. Когда она открыла калитку, в руках у неё была пустая банка на обмен, под ногами вертелась девочка лет трёх, в кофте и штанишках, с пластмассовым совочком. Девочка хмурилась, исподлобья поглядывая на незнакомых дядей.       — Егор, это ты? А я-то думаю, чья машина возле нас остановилась? — риторически проговорила девушка. Но совсем не так, как вчерашние досужие бабки из многоэтажки: эта покупательница тоже была дружелюбной, но держала вежливую дистанцию. Поставила свою банку на лавочку, аккуратно забрала у Егора молоко, поблагодарила. Егор что-то сказал в ответ, взял банку с лавки и зашагал к машине. Мать и дитя скрылись во дворе, калитка закрылась. Вся процедура заняла не больше двух минут. Сторублёвая бумажка и две монетки лежали на дне пустой банки.       Егор взял следующую банку и понёс в дом на противоположной стороне переулка. Там самостоятельно зашёл во двор за коричневым металлическим забором и через полминуты вышел с пустой банкой, на дне которой также лежали деньги.       — Здесь, в основном, молодёжь живёт, — пояснил Егор. — Детям молоко берут. Многие на работе утром, вот и оставляют банки в условленном месте.       — Как ты клиентов находишь?       — Они сами меня находят. Один кто-нибудь начал брать, знакомым рассказал, те тоже натуральных продуктов захотели. Коров мало, желающих много.       Они спустились на три дома ниже. Там покупательница лет сорока ждала молочника, сидя на скамейке. Удивлённо встала навстречу, сама поднесла банку к машине.       — Егор! А я мотоцикл твой слушаю, думаю, что-то запаздывает…       Женщина пялилась на Кирилла и машину, а Кирилл молил, чтобы она начала любопытствовать, а женщина, как назло, не задавала вопросов, взяла молоко и ушла.       Дальше были ещё четыре дома. Егор разнёс молоко, творог, сметану, сливки. В одном случае Кириллу повезло ему помочь — заказ состоял из всех четырёх продуктов. Покупательницами были молодые мамы, симпатичные и не очень, но каждая стремилась улыбнуться красавцу-молочнику. Калякин злился, хоть и безосновательно, размышляя, сколько из этих шкур готовы наставить рога своим мужьям с Егором. Да все! Даже та сорокалетняя бабища! Всем, как Лариске, молодого, красивого, горячего подавай!       Перестелив уже пустые банки тряпками, они поехали в центр города. По магазинам ходили вместе, купили хлеб, майонез, подсолнечное масло, селёдку — то есть того, что проблематично было изготовить и вырастить самим. Ещё взяли два мешка комбикорма. Кириллу удалось всучить Егору только двести рублей, больше тот брать отказался, а Кирилл не настаивал — когда-нибудь его финансы пригодятся. Например, на заправку машины бензином.       На обратной дороге Калякин расспрашивал об особенностях разведения коров и быков. Понял, что вообще неправильно представлял себе весь процесс. В принципе, коровы и быки его раньше не заботили. Только двуногие доступные тёлки.       47       Второй пятидесятикилограммовый мешок опустился на пол сарая, тёмного и запаутиненного, как все старые хозпостройки. Руки на ощупь были пыльными, Кирилл побоялся их вытереть о чистые штаны. Хотя штаны тоже могли запачкаться при переноске.       — Спасибо, — бросил Егор, выходя из сарая на свет. Кирилл последовал за ним, осмотрел штаны — вроде бы чистые. Замер, осмотрелся и, найдя воду только в собачьей миске, зачерпнул пригоршней оттуда, быстро ополоснул ладони, пока не утекла между пальцев. Несколько брызг всё-таки попали на низ штанин, а остальное вылилось на утоптанную землю. Собака смотрела на эту наглость оскорблённо. Егор никак не прокомментировал, но его глаза улыбались.       Кирилл обтёр ладони друг о друга, потряс ими, иссушая влагу.       — Какие планы на сегодня?       Солнце так и не начало жарить. С заднего двора доносились неаппетитные запахи варящейся вместе с очистками мелкой поросячьей картошки, за которую сегодня был ответственным Андрей. Делать Кириллу больше ничего не хотелось, однако он об этом предусмотрительно молчал, зная, что всё равно будет делать.       Егор посмотрел на небо, на облака, поставил руки в бока.       — Дождь не передавали, так что через часок я поеду косить, пока духоты нет. Андрея возьму. Хочешь, поехали с нами. Поможешь, а потом в речке искупаемся.       — Но я не умею косить! — воскликнул Кирилл и чуть не рассмеялся, представив себя орудующим косой: картинка была нелепой! — У тебя же обычная коса?       — Обычная.       Кириллу этот примитивный инструмент представлялся сложнее напичканного электроникой большого адронного коллайдера.       — Обычная… — повторил он, погрустнев. Присел на стоявший здесь же мотоцикл. — Егор, я хочу поехать с вами… но, может, я лучше картошку прополю, а потом приеду на речку? Косить не умею, не получится у меня обычной косой, только буду тебя задерживать.       — Картошка никуда не денется, а сена много надо. Даже медведи учатся на велосипеде ездить.       Кирилл собирался снова возразить, но приведённая на днях им самим фраза про медведей, процитированная Егором, остановила. Не он ли вчера распинался, что будет с охотой учиться сельскому хозяйству? Не он ли сегодня просил иметь на него долгосрочные планы? Вдруг Егор так проверяет правдивость и полноту его намерений? И вообще, Егор его уговаривает — такое происходит впервые. Такой подарок свыше нельзя упускать!       — Ладно, я поеду косить. Но если я буду лажать, это, — Кирилл ткнул в Рахманова указательным пальцем, — на твоей совести.       Егор моргнул в знак согласия, хитро усмехнулся. Калякин сделал шаг к нему, обнял за талию, заставляя убрать руки с боков и тоже обнять. Поцеловал, прижимаясь пахом. Они были примерно одного роста, и члены легко соприкасались через ткань. Кирилл почувствовал, что возбуждается. Они оба — возбуждаются. Он ещё сильнее прижал Егора к себе, опустив руки на ягодицы, но тот отстранил, уперев ладонь в грудь. Его губы красиво припухли.       — Кирилл, я к маме, а ты яблок собери… ведро… и поросятам насыпь, а потом курам ячменя дай. Он в большой металлической бочке в сарае, найдёшь.       — Сделаю, — согласился Калякин: задание было плёвым. — Только сейчас, машину посмотрю… кажется, багажник не закрыл. А, да! — вспомнил он. — А к Лариске когда пойдёшь?       — Вечером, — ответил Егор и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, взбежал по порожкам веранды, скрылся в доме. Как только хлопнула внутренняя дверь, Кирилл пошёл на улицу.       Багажник действительно был открыт. Его следовало закрыть, а загораживающую выезд из ворот машину — перегнать в другое место, чуть подальше, поставить в тень. Со временем придётся вырубить деревья, чтобы устроить заезд, построить гараж или, на крайний случай, навес.       Потом, когда-нибудь потом, в перспективе. Кириллу многое сейчас хотелось обустроить в своей новой жизни, однако он, не осознавая, откладывал всё на потом. Сам себе называл эту дату — сентябрь. К тому моменту разберётся с институтом, найдёт работу. А лето — пора законного отдыха. Летом допустима только всякая мелочь — огород полоть, траву косить, а всё масштабное — осенью, в холода.       Мысленно заверив себя, что в сентябре по-настоящему возьмётся за ум и будет поступать по-взрослому, по-семейному, Кирилл пошёл к машине. С мягким хлопком опустил крышку багажника, подёргал — замок хорошо защёлкнулся. Затем вытащил из кармана ключи, сел за руль, завёл мотор, отъехал на пять-десять метров в сторону околицы. Остановился и, положив локоть на спинку сиденья, повернулся назад, выясняя, освободил ли проезд мотоциклу Егора и… вместе с этим увидел на дороге возле коттеджа Ларису. Полминуты назад, когда Кирилл смотрел в зеркало заднего вида, её там не было. Теперь стоит и пасёт его! Вот змея!       Дизель, как назвал эту мымру банкир с толстым пузом, бесила Кирилла, но не настолько, чтобы впадать в истерику от одного её вида. Маячит где-то на горизонте и пусть маячит, а он возьмёт ведро и пойдёт в сад падалицу собирать. А до вечера, когда Егор собирается к ней идти, ещё дожить надо.       Кирилл вышел из машины и, позвякивая ключами, как ни в чём не бывало, прогулочным шагом направился к калитке. Неожиданно для себя и словно назло похотливой бабище даже принялся насвистывать, правда, тихо, себе под нос. Вертел головой по сторонам, будто рассматривая улицу. На самом деле и к заброшенному дому с зияющими чернотой окнами, полускрытыми деревьями, и к курам, и к их помёту, и к крыжовнику у забора он давно привык, они уже не бросались в глаза, как раньше, сливались с общим пейзажем.       Боковым зрением Калякин заметил движение впереди, повернул голову — к нему семимильными шагами бежала Лариса. Её груди, на которых не было лифчика, колыхались под бордовой стрейчевой футболкой с круглым вырезом, красные бриджи складками задрались к промежности. Кончики светлых волос при быстрой ходьбе отлетали назад.       — Кирилл! — с остервенением закричала она, когда Калякин уже поворачивал к дому, игнорируя её стремительное приближение. — Остановись! Немедленно!       — Пошла на хуй, — выдал он и показал наконец ей средний палец, отогнув его на вытянутой руке.       — Ты сейчас сам пойдёшь, мерзавец! Где таких только воспитывают?!       — В пизде! — сообщил в рифму Кирилл и остановился, развернулся, изобразив на лице отвращение даже больше, чем у него имелось. Лариса в этот момент добежала, рожа у неё покраснела пятнами, по вискам, груди и лбу струился пот.       — Ты что здесь делаешь? — с ходу накинулась она, перекрывая путь к калитке. Куры за её спиной повскакивали с земли, петух с чёрным хвостом закукарекал во всё горло.       — Живу, — выплюнул Кирилл и попытался обойти. Не тут-то было. Банкирша стояла насмерть.       — Живёшь? Нечего тебе здесь делать! Нам тут наркоманы не нужны! Садись в машину и уезжай! Держись от Островка и от Егора подальше!       Глаза Калякина налились кровью. Он с угрозой шагнул к защитнице села.       — Слушай ты, манда деревенская! — прошипел Кирилл, и вдруг ему померещилось шевеление занавески в крайнем окне. Егор находился в доме и мог услышать крики. Егору не понравится ссора. Ругань с местной барыней может навредить ему. Кирилл понизил голос и процедил: — По-хорошему прошу, сама съебись отсюда.       На этот раз ему удалось обогнуть обомлевшую банкиршу. Свою злость он выместил на калитке, не в меру сильно толкнув её. Пошёл сразу в сад, чтобы никто не прицепился с расспросами, а то в порыве остаточной злости нагрубил бы и им. К счастью, ни старший, ни младший Рахмановы по пятам его не преследовали.       А суку эту бешеную Кирилл возненавидел ещё больше. Трахнуть, блять, её хотел! Ага, с конём пусть трахается, пизда!       48       На луг по настоянию Кирилла поехали на машине. Косы загрузили в багажник, косовища торчали наружу. По грунтовой дороге из-под колёс вился шлейф пыли, её частички толстым слоем оседали на кузове, проникали в салон, рециркуляция воздуха едва справлялась. Андрей сидел на заднем сиденье, вернее, вертелся от одного стекла к другому, едва не сваливая на пол пакет с едой, банные полотенца и двухлитровую бутылку с компотом.       Широкая полоса высокой травы, которую предстояло скосить, находилась немного ближе того места над рекой, где в прошлый раз Кирилл с Пашкой встретили Егора. С высокого бугра был виден песчаный островок, где они загорали, обсуждая голубых. Кирилл уже в то время подсознательно хотел, чтобы у них с сельским пидором случился секс.       — Косить — пара пустяков! — сказал Андрей и, сверкая голыми пятками, понёсся вниз по склону к поблёскивающей серой ленте реки. Вода, несмотря на не очень жаркий день, обещала быть тёплой, нагретой за предыдущую знойную неделю.       — Гипс не намочи! — крикнул вдогонку Егор и вынул из багажника косы, взвесил их в руках и одну протянул Кириллу. Потом достал оттуда же две пары перчаток и брусок. — Бери вот так, — он зажал косовище под мышкой, взялся за середину обушка и провёл несколько раз по лезвию. Потом наблюдал, как то же самое повторяет подмастерье. Этот первый этап Кириллу показался наилегчайшим, а вот потом начались мучения.       — Туловище чуть наклони. Правая нога впереди, левая сзади. Круговыми движениями справа налево. Плавно, но быстро и отрывисто. Не напрягай руки. В момент срезания травы пятка косы находится у земли, кончик чуть приподнят. Скошенная трава при этом сгребается в валки.       Каждое теоретическое пояснение Егор подкреплял практической демонстрацией. У него всё получалось плавно, но быстро и отрывисто, как он говорил. Трава падала под лезвием косы и сама собой отодвигалась в сторону, образуя невысокую гряду — валок. Кирилл встал параллельным курсом, метрах в трёх, следил за его движениями, слушал указания, но трава то не срезалась вовсе, то линия среза находилась высоко, оставались острые былки.       — Херня какая-то получается, — пожаловался он, оглянувшись назад на неровный валок и щипаный участок. Спина взмокла и начала ныть. На запах пота слетались оводы. Отросшая грива мешала. В следующий раз тоже повяжет бандану.       — Ехали медведи на велосипеде! — поддразнил продвинувшийся далеко вперёд Егор и вернулся к работе. Кирилл хмыкнул, вытер пот со лба, потряс подолом футболки, проветривая тело и снова встал в позу. Минут через пятнадцать махания косой ему даже стало казаться, что у него отлично получается, а через час он стал считать себя асом. До Егора ему было, конечно, далеко, тот косил как немецкая самоходная косилка для кормовых культур.       — Хватит на сегодня, — Егор сказал эти заветные слова, когда они в очередной раз вернулись к машине, чтобы попить тёплого компота. Кирилл испытал неимоверное облегчение, окинул взглядом неровный прямоугольник с рядами подсыхающего сена и заявил с хвастовством:       — А я ещё могу! Мне понравилось!       — Не надо, — Егор наградил его благодарной улыбкой, но он был измучен не меньше Кирилла, с него тоже лился пот, на футболке темнели влажные полосы. — Пойдём лучше купаться.       Они вытерли лезвия кос, убрали в багажник брусок и перчатки, попили ещё компот и побежали наперегонки к реке, раздеваясь на ходу. Побросали на берегу одежду и зашли в воду. Она оказалась совсем не как парное молоко, да на дне было много камней, а в самом глубоком месте вода доходила лишь до груди. Несмотря ни на что, Кириллу сегодняшнее купание понравилось больше, чем предыдущее с Пашкой. Они плавали, ныряли, плескались. Егора словно отпустили лежащие на плечах тревоги, на его шее теперь висела серебряная цепочка. Бегавший по мелководью с высоко поднятой загипсованной рукой Андрей им завидовал, угрожал брату снять гипс прямо сейчас.       Наплававшись, они устроились на старом покрывале, которых было полно в любом советском доме, на траве недалеко от машины. Откуда-то разыгрался волчий аппетит. Кирилл ел огурцы, помидоры, болгарский перец с огорода, сырые сосиски, варёные яйца и посыпанный солью хлеб. Было удивительно вкусно и весело. Без алкоголя и сигарет. Кирилл не подозревал раньше, что веселиться можно на трезвую голову, не в модном ночном клубе, не на вписке на даче с шашлыками, не в Турции, а вот так по-деревенски с огурцами, чёрным хлебом и вишнёвым компотом.       Над ними плыли белые объёмные облака, похожие на сказочные замки. Ветра почти не было. Удовольствие портили только насекомые — муравьи и всякие летающие твари.       Андрей, испросив разрешения, снова убежал к реке. Кирилл сразу наклонился к Егору и поцеловал. Он ответил, но потом заозирался по сторонам:       — Нас могут увидеть.       — Кто? Тут никого нет!       — Андрей, например. Ему ещё рано такое видеть.       — Ему двенадцать! — напомнил Кирилл, как будто это был невероятно зрелый возраст, потом примирительно взмахнул руками, смахивая с них заодно и мух: — Ладно, давай просто полежим.       Егор кивнул. Они убрали еду и мусор в пакет, легли рядышком на плед, подложили руки под головы. От косьбы и плавания мышцы ныли, расслабленное ничегонеделание было уютным, да ещё от перекуса стало клонить в сон, а облака ползли мимо, словно скачущие через забор усыпляющие барашки — один, два, три…       — Ты часто так Андрюшку выгуливаешь? — спросил Кирилл, перевернувшись на живот, чтобы не уснуть. Сорвал травинку, сунул в рот. Муха села ему на щёку.       — Бывает. Летом ему скучно, дружить тут не с кем.       — Хотел бы я такого старшего брата… Ай! — Кирилл вскрикнул и сел на задницу, задрал штанину. Оттуда вывалилась какая-то чёрная букашка, на ноге капелькой крови краснело место укуса. — Вот тварь! — Он послюнявил пальцы и протёр рану.       Егор приподнялся на локтях, посмотрел.       — Больно?       — Нет.       — Тогда до свадьбы заживёт, — резюмировал Егор и снова улёгся, закинув руки за голову, уставился в небо.       — Рахманов, ты меня провоцируешь? — воскликнул Калякин и при взгляде на его подтянутое узкое тело добавил: — В наказание я буду тебя целовать! — Он наклонился, чтобы исполнить угрозу, но тут опять его куснули за лодыжку. — А! Суки! Капец, ну!..       Слов больше не было: чьи-то крошечные челюсти опять прогрызли его кожу до крови. Место укуса ещё и чесалось. Маленькие шестиногие твари ползали по штанинам, по покрывалу.       — Поедем домой? — глядя на его мучения, спросил Егор.       — Нет, не хочу, — раздирая надувшиеся прыщи, замотал головой Кирилл и осмотрелся. — О! Давай в машину?       — Давай. — Егор поднялся на ноги, стряхнул прилипшие к трико травинки. Кирилл его опередил, второпях проделав ту же процедуру, и обошёл по колкой траве «Пассат», решая, как им расположиться. Егор открыл правую заднюю дверь.       — Там не очень удобно, — сообщил Кирилл, подойдя сзади и заглянув через его плечо в салон. Посередине заднего дивана была небольшая выпуклость, условно делившая его на два места — она обязательно будет мешать спине.       — Ерунда, — отмахнулся Егор, затем наклонился за пледом, стряхнул его, свернул и постелил на сиденье. — Так лучше. Кто к стеночке?       — Ты у нас к стеночке, — ответил Калякин, предвкушая брачные игры. Хотя бы просто полежать рядом друг с другом будет хорошо. Полежать, потому что усталость ломила все члены. Когда Егор, не говоря больше ни слова, влез на сиденье, устроился боком, он влез на свободную половину, пространства ему хватило, спиной упирался в заднюю часть кресел, так что опасность свалиться почти не грозила. Ноги, правда, остались снаружи, но находились на весу, муравьям было проблематично до них добраться. Мухи не успели проникнуть в их убежище, включать кондиционер тоже нужды не было.       Первым делом они поцеловались. Медленно, аккуратно, посасывая то одну губу, то другую. Касаясь языками. Закрыв глаза. Кирилл с наслаждением вдыхал запахи пота, свежескошенной травы, речной воды и лета — мужские запахи. Слизывал вкус вишнёвого компота и огурцов. Его не тревожило, что губы, которые он целует и которые целуют его — губы парня. Он просто любил эти губы.       Член наливался сильнее и сильнее, пока не стал твёрдым, как каменный столб.       — У меня сейчас трусы лопнут, — прошептал Кирилл, прижимаясь стояком к бедру Егора. — С ума сойду, если не кончу. Настоящего секса хочу. Ты ведь меня сегодня не кинешь с этим делом? Мне по фигу на свой анус, ничего за один раз не случится.       — Случится. Не злоупотребляй.       Калякин ухватился за сказанное:       — Ага! А откуда ты знаешь, что случается и когда? У тебя такое было? Ну… может, не прямо у тебя, а у твоих знакомых?       Егор фыркнул.       — Не было. Из учебников знаю, из интернета.       — Ага, ясно, — Кирилл качнул головой, как бы говоря: «Так я тебе и поверил». — Ну ладно, тогда расскажи, как нам быть? Вот ты со своим парнем… у тебя же был парень в институте? Ты сам об этом говорил… Вот как вы с ним сексом занимались?       Егор молчал. Но улыбался, хитро прищурившись, словно поддразнивая. Поддерживающая голову ладонь зарылась в чёрную копну волос. Кирилл не удержался и потрогал его волосы, продумывая тактику дальше: он хотел знать всё о том смутном периоде. И о грёбаном пидоре Виталике, бросающем своих парней в трудную минуту.       — Ладно, я так и знал, что ты будешь молчать как партизан, — не теряя задора, продолжил Кирилл. — Давай так… Я же не прошу переходить на личности. Просто расскажи, как геи встречаются, как у них ночью происходит. А то я же начинающий пидорок, я ничего не понимаю в голубой жизни, ляпну что-нибудь, а ты надо мной ржать будешь — я так не хочу. У вас кто верхний был, ты?       — У нас не было верхних или нижних, — приоткрыл завесу тайны Егор и закрыл рот. Глаза его по-прежнему улыбались — боли в них не было. Кирилл заметил это с облегчением, приписал себе маленькую победу. А в целом, признание ему не понравилось — его бесило, что тот мутный пидор совал свой поганый отросток в Егора, а именно это и подразумевалось, он хотел, чтобы Егор засаживал пидорёнку по самые помидоры, чтобы у того геморрой не излечивался! Но Калякин продолжил косить под дурачка:       — Не было? А как тогда? Вы друг друга?.. По очереди? График составляли?       — Это само собой получалось, во время прелюдии обычно определялось. — Егор опять дразнил.       — Во время прелюдии, значит? — проговорил игриво Кирилл и приподнялся, стукнувшись затылком об обшивку крыши, так, чтобы Егор полностью сполз спиной на сиденье и устроился там удобно, как на настоящем диване. Затем перекинул через него ногу и руку, встал на четвереньки. Было тесно, но как-то интимно. Член стоял, а желанный человек лежал под ним доступный, на всё согласный. В этом заключалось счастье.       — Но чаще мы довольствовались минетами и дрочкой. — Егор откровенно издевался над ним, заводил, хотя видел, что от перевозбуждения из ушей уже пар валит, как у мультяшных персонажей.       — Я довольствоваться не хочу… — голос стал томным, с придыханием. Кирилл практически лёг сверху, поёрзал, находя твёрдым членом стояк Рахманова, задвигал задом, едва удерживая равновесие. Истома отключала рассудок. — Я в тебя хочу… и тебя в себя хочу… Можно ведь так, по очереди?..       Внезапно Егор обхватил его шею руками, притянул к себе, и, как-то немыслимо извернувшись, поменял их местами, уложил Кирилла на сиденье, а сам оказался сверху между его ног, плотно прижимаясь пахом к паху. Держался на левой руке, а ладонью правой обхватил часть лица, подбородок и с животной страстью поцеловал, плавно двигая бёдрами. Хватка была сильной, уверенной, мужской. Егор знал, как действовать. Кириллу перестало хватать воздуха, но поцелуй всё не прекращался. Теперь он понял, кто в той институтской паре чаще брал верх. И чуть не кончил.       Но кончил бы через пару секунд, если бы по кузову кто-то робко не постучал. Потом послышалось извиняющееся «кхе-кхе», выдающее в пришельце Андрея, и наконец протяжный зов:       — Егор!       Егор мгновенно соскочил с Кирилла и неловко, задом попятился прочь из машины. Встал перед братом, облизывая и вытирая ладонью красные губы, перестал улыбаться. Кирилл сел, спустил ноги на траву и расставил их. Яйца жутко болели. У Егора, наверно, не меньше. Вот, у них уже появляется много общего.       — Егор, — его брат пытался сдерживать смешинки, — я бы вам не мешал, но я уже замёрз в речке сидеть. И это… дождь собирается. — Он указал рукой вверх, на юг. Там на горизонте действительно синело.       — Ладно, собираемся, — скомандовал Егор. Но «собираемся» было громко сказано. Прежде предстояло собрать подсушенную, ещё не перешедшую в состояние сена траву. Граблей из дома не взяли, рассчитывая дать траве прожариться и приехать за ней после дойки. Туча спутала все планы. Траву в охапки сгребали руками, носили в багажник — туда постелили кусок полиэтиленовой плёнки. Андрей тоже помогал, как мог.       Кирилл веселился, утрамбовывая очередную охапку в багажник. Упругая трава упрямо возвращалась в исходное положение, не влезала, сыпалась на землю с разных краёв.       — Видел бы мой отец, для каких целей я использую машину, он бы меня убил.       — Я предлагал ехать на мотоцикле, — сказал подошедший Егор, сгрузил свою ношу.       — Да я не про себя говорю! Мне не жалко! — запротестовал Кирилл и, ещё раз нажав на копну, пошёл за Егором к последнему валку. — Знаешь, что я заметил? Я заметил, что ты разговариваешь. Раньше всё время молчал, а теперь разговариваешь как нормальный пацан. И сказать, почему?       — Скажи. — Егор наклонился, собрал траву, разогнулся и зашагал к машине, делая вид, что ему безразлично. Но Кирилл знал, что ему небезразлично. Он быстро подобрал последние скошенные стебли неизвестных луговых растений и поспешил за Рахмановым. Догнал, обогнал, повернулся лицом, топая задом наперёд.       — Потому что тебе теперь есть, о чём со мной поговорить! Раньше я был позором нашего поколения, поэтому ты молчал, ну а сейчас со мной даже интересно. Так?       Егор усмехнулся и не ответил. Скинул траву в багажник, отступил, давая Кириллу сделать то же самое. Потом сам утрамбовал и прикрыл крышку багажника. Она не закрывалась — зазор был сантиметров двадцать, из него во все стороны торчали вялые цветочки, травинки и былинки.       — Кирилл, — сказал Егор и поднял на него колдовские чёрные глаза, — поможешь мне вечером?       Калякин внутренне содрогнулся от необходимости снова работать, но бодро, как комсомолец, поинтересовался:       — Что сделать надо?       — Кровати сдвинуть.       У Кирилла перехватило дыхание: вот это да! Ну наконец-то его признали и дали постоянную прописку.       — Конечно, помогу!       Егор повернулся к изучающему фары брату, не встревающему в их разговор.       — Андрей, ты не против?       — Я только «за»: поближе к телевизору буду.       На этой радостной волне они закончили сборы. Багажник так и оставили приоткрытым, косы засунули в салон через открытое окно, поручили их держать, чтобы не поцарапали кузов, Андрею. Синева расползалась по небу.       49       Деревню они словно и не покидали на несколько часов — там ничего не изменилось. Снова за машиной бросился дурной пёс, облаял и отстал. Красные, чёрные и белые куры в разных местах перебегали дорогу, так внезапно срываясь с места, будто быть раздавленными для них было предпочтительнее, чем свариться в супе. Кошки сидели на заборах и лавках, их хозяйки, скорее всего, по-старчески посапывали на постелях с панцирной сеткой, устроив послеобеденную сиесту. Или фиесту. Кирилл в этих словах не разбирался.       И всё-таки кое-что в деревне изменилось, они это увидели, доехав до дома бабы Липы, где улица немного сворачивала. Самую малость.       Возле дома Рахмановых на обочине стояла машина. Кофейная «Лада Гранта». Перегораживала выезд из ворот, который сегодня освобождал Кирилл.       — Кто это? — высказал общий вопрос Андрей, просунувший голову между передними сиденьями.       — Не знаю, — ответил Егор и разом напрягся. — Кирилл?..       — А мне откуда знать?!       Сердце Кирилла предчувствовало беду. Внутренний голос поправил — жопу, полный трындец. Тянуло включить заднюю передачу, развернуться и уехать, но с чего было разводить паникёрство, вдруг это просто почтальон или работник собеса? Только бы не Виталик, взмолился Кирилл. Только бы этот хер не вздумал вернуть былую любовь! По закону подлости такое вполне могло случиться. Нога давила на педаль. «Пассат» медленно катился по щебеночным неровностям. Крышка багажника подпрыгивала. Скоро Кирилл убедился, что их поджидает не Виталик. А лучше бы это был он!       В «Гранте» на водительском месте сидел мужчина в серой полицейской форме с тремя звёздочками на погонах. Он дождался, когда иномарка остановится, вышел на улицу, дождался, пока водитель и пассажиры выйдут и выстроятся перед ним с вопросами на лицах. Окинул старших парней взглядом и остановился на Кирилле.       — Вы Калякин Кирилл Александрович, насколько я помню?       — Да, — осипшим голосом проговорил Кирилл, начиная узнавать: этот мент был в районном отделе в момент его задержания с коноплёй. Блять!.. Но что сейчас могло случиться? Наверно, какая-то ошибка.       — Я Басов Сергей Николаевич, — представился мент, — участковый уполномоченный полиции по этому участку. Поговорим, Кирилл?       — О чём?       Кирилл перепугался не на шутку. Рахмановы также испуганно смотрели на него. В глазах Егора снова появилось недоверие, его взгляд спрашивал: «Что ты скрываешь, Кирилл? Во что ты нас впутываешь?»