***
Акумы выматывали. Постоянные стычки с марионетками Бражника забирали у нее почти всё свободное (и не только) время, не оставляя ни минутки на общение с лучшей подругой, что уж говорить о попытках устроить хоть какое-то подобие личной жизни (с Адрианом разумеется). Поэтому она рассматривала возможную победу над главным антагонистом как нечто совершенно позитивное. Что же может быть плохого в триумфе? Поэтому когда в старой таинственной книге она нашла способ обнаружить носителя камня чудес, она искренне радовалась, не замечая встревоженного взгляда Тикки. Но квами так и не решилась сказать то, о чем думала. «Так будет лучше для нее». Но, как известно, предупрежден, значит вооружен. Маринетт, значит, была безоружна перед правдой. На ближайшем патруле она сообщила, что знает, как найти Хищную Моль (разумеется, не сообщая источника). Найти-то они Бражника нашли, да и победили к тому же, вот только… Радости не было. Маринетт никогда не задумывалась над личностью главного злодея, наивно полагая, что это какой-то криминальный тип, совершенно ей не знакомый. Вышло с точностью до наоборот. В голове роились сотни вопросов… «Почему? Как?» — и все в таком духе, но самым болезненной мыслью было одно. Как она будет смотреть в глаза Адриану?! Кот тоже выглядел пришибленным, но эмоции контролировал хорошо. «Неужели тоже фанат модной индустрии?» — с каким-то горьким сарказмом подумала она, даже не догадываясь, насколько диаметрально противоположной была правда… Прощаясь, она бросила напарнику короткое: «До завтра!» — и удалилась в направлении резиденции мастера, сжимая в руке заветную брошь и старательно игнорируя гложущую ее тревогу. Никто из ребят совершенно не заметил, как высокая фигура наблюдала за супергероями, набирая номер телефона, накрепко отпечатанного в памяти. Он не хотел даваться в крайности. Они сами вынудили его.***
Но завтра они так и не встретились. И послезавтра, и два дня спустя, и неделю, и месяц… Они просто больше не были героями. Маринетт не обратила тогда внимания ни на печальную Тикки, ни на грустный взгляд Мастера, а на следующее утро проснулась без сережек. С трудом преодолев истерику («Нет, мам, со мной все хорошо и да, я пойду в коллеж, не волнуйся!»), она направилась в школу с твердым намерением рассказать всё Адриану. Это нужно было ей, чтобы не сломаться. Она не сможет лгать ему об этом. Она снова опоздала, ввалившись в класс за полминуты до звонка (причина уважительней всех, да не скажешь никому!). Будь она хоть чуть больше «в себе», она бы обратила внимание на непривычно притихших одноклассников (даже Хлоя не высказалась по поводу ее внешнего вида, что был, мягко говоря, не очень, даже для вечно неуклюжей Маринетт). Вчерашнее предчувствие достигло своего пика, когда Алья наклонилась и странно-сочувствующе прошептала: — Ты уже знаешь? — у Маринетт внутри что-то оборвалось, она не могла допустить, что об этом станет известно общественности. «Неужели Кот?..» — Знаю что? — голос срывался. А в действительности всё оказалось намного хуже. — Понимаешь, Маринетт, Адриан… пропал.***
Дюпэн-Чэн казалось, что ее мир рушился на сотни осколков. Нет, нет, это невозможно! Он же сама доброта, кому мешать мог? Но учителя печально качали головой: «Новостей нет». Она просидела до вечера в коллеже, дожидаясь его. Умом она, конечно, понимала, что даже когда он найдется, куда-куда, а в коллеж он не прибежит, но… Это была ее своеобразная тихая истерика. Идея-фикс. Потом она узнала, насколько огромен Париж. За месяц с небольшим она облазила все закоулки, все подворотни родного города, даже забралась на пару десятков крыш (разумеется, уже без костюма), движимая призрачной надеждой найти его. Адриан Агрест словно в воду канул. Лишь редкие биллборды напоминали о существовании