Под одеялом

Они притащили в постель всё, до чего сумели додуматься. Чай в больших чашках, круассаны двух видов: с вишней и шоколадом, конфеты в шуршащих обертках (отчего-то самые вкусные, другие, в тихой деликатной бумаге ну совсем не такие, они сравнивали), курагу и чернослив в шоколаде, и такой же инжир, бутылку колы и минеральной воды. И бутерброды с ветчиной и сыром! Отабек захватил ещё пачку салфеток и выудил из своего рюкзака влажные. — Отожремся и уйдем в сумо, — сказал Юра, устроив подушку под поясницей как следует. Отабек как сел сразу, так и не ерзал, человек-скала. — Я буду самый здоровенный, всех заборю. — У борцов сумо, — сказал Отабек, — строгая диета. — Ага: «жри, что не приколочено» называется. Это я могу. — Нет, правда. Белково-углеводная, для массы. Это не так просто, как кажется. Ты видел в Японии сумоистов? Юра утащил бутерброд из середины блюда, полюбовался, как нежно охватывает ветчина корочку батона, как обнимает, откусил, полюбовался, какой красивый остался полукруг от зубов. Ай да Юра Плисецкий — мастер во всем! — Не, не видел. Хотя, если б Кацудону жрать вдоволь не запрещали, он бы стал у них там звездой. Че-то не додумались, наверное, а у него, может, талант, прям природная склонность. Отабек пошуршал оберткой, отправил конфету в рот, тяжелая челюсть заходила, Юра полюбовался и на это. Отабек красиво ест, очень вдумчиво, и никогда не болтает с набитым ртом, как Юра, когда не хватает терпения подождать, если подоспела мысль. — А ты, — спросил он, — если б не фигуристом, то каким бы спортсменом был, мотогонщиком? — И сам замахал руками, чтоб Отабек не отвечал, добавил вариант ещё лучше: — Пилотом Формулы-1! Отабек сузил глаза и ответил, помедлив: — Н-нет, наверное. — А чего так? Ты ж любишь всё это вр-ру-ум-вр-рум, — Юра покрутил перед собой сжатыми кулаками, изображая вождение мотоцикла, — скорость, все дела. — Это для души, не знаю, смог бы заниматься этим профессионально или нет. Скорее нет, не настолько моё. Юра насупился и подтянул к себе ноги, сложил ступни вместе, а колени — в стороны, Отабек смотрел, не отводя глаз. Да ты сам так можешь, подумал Юра, но не так, конечно, легко. — Ты мог бы быть гимнастом, — сказал Отабек, — или заниматься единоборствами. Кикбоксингом, там тоже нужна растяжка, и у тебя сильные ноги. — Че сразу ноги-то? — Юра вытянул ноги, завозился, извернулся и засунул их под плед. Пялится, блин, отвлекается от разговора. — Руки типа не, не сильные? Я б был боксером! Отабек улыбнулся, едва-едва, Юра взвился, едва не расплескав чай. — А что? Не тяжеловесом, конечно, не Ленноксом, мать его, Льюисом, но есть же легкие веса, а там, блин, может, и до среднего бы отъелся. Был бы в одном весе с Джей-Джеем, хуком ему — н-на, бля, и никаких больше улыбочек. Хотя, он бы и из бокса сделал шоу, бе-е. — У тебя были бы все чемпионские пояса, — с уверенностью сказал Отабек, уже не улыбаясь. Юра распрямил плечи: — А то! Хотя… если бы Отабек тоже… Не, против Отабека Юра не вышел бы, это вообще разные вещи: соревноваться на льду и соревноваться на ринге, где не просто очки подсчитают, а надо прямо бить, и по-настоящему, а не красиво ручками делать. Ой, ну в жопу, Отабек бы его уделал. — Меня, — вдруг сказал Отабек, — в детстве пару раз водили на самбо. Было интересно, но у родителей не хватало времени водить меня ещё и на каток. Ну и самому тоже времени не хватало заниматься плотно и тем и другим, и ещё учебой, так что сказали, чтобы выбирал. — И ты выбрал. — Да. Фигурное катание. За что они выбрали круассаны именно в том магазине — начинки чуть ли не больше, чем теста. Юра слизнул шоколад, залез языком прямо в откушенное, собрал, облизав по кругу. — По тебе вот так не скажешь, что добровольно выбрал катать, а не морды бить. — В самбо не бьют морды — это борьба, — сказал Отабек, — а фигурное катание — очень серьезный спорт. Ещё бы, подумал Юра, размазывая шоколад по небу, я, вообще-то, в нем чемпион. — О! — сказал он. — Я знаешь, что умею ещё лучше всех? Плавать! Серьезно. Меня деда учил. Скинул с лодки. Отабек поднял брови. — Серьезно! И я поплыл. Прям натурально поплыл назад. Сразу же. О том, что он орал так, что весь дачный поселок вечером приходил смотреть, точно ли Николай не утопил внука за несносный характер, Юра решил умолчать. Отабек умный, догадается сам. — Тогда ты был бы пловцом. На какие дистанции? — Ой, да на любые. Какие у него были бы плечи! У пловцов плечи не то, что у фигуристов. Зато фигуристы, Отабек прав, могут убить ударом ноги. Даже без конька. — Мы б могли быть бегунами. Отабек согласился и спросил: — А командные виды спорта? — Фу, бля! Это ж ещё и сокомандники, и с ними надо работать сообща, и на хуй их нельзя посылать, по крайней мере, не постоянно. И если кто-то не тянет, то надо за всех вывозить, потому что выиграют или проиграют по итогу все, а не кто-то один. И кубок лично себе, как медаль, не заберешь. С другой стороны, тренер орет не конкретно на тебя, а на всех, но всё равно — это того не стоит. Юра спросил: — А что именно? — Хоккей. Раз уж на коньках. Юра бил бы всех клюшкой, и клюшку у него отняли бы. Он хрюкнул в кулак, додумавшись: — Баскетбол. Мы с тобой прям вот вылитые баскетболисты. Отабек улыбнулся, не чуть-чуть, а по-настоящему и согласился: — Да. Играли бы на эффекте неожиданности, прыгали выше всех, с разворотами, а мяч отобрать тяжело — ниже, чем он обычно. Юра одобрительно закивал. — И мы бы были в одной команде. — Мы и так в одной команде, — сказал Отабек. Сам испугался, посмотрел на Юру и спрятал глаза. Юра спинал плед ногами, подался вперед, собрал пальцем каплю вишневой начинки из уголка губ, слизнул. — Да? Правда? — Я так чувствую, — сказал Отабек. — Что все остальные отдельно, а мы — за что-то одно. Юра отполз к подушке назад, натянул плед чуть не до груди и подумал: вот это круто. И победой поделиться не жалко, потому что это справедливо, потому что Отабек по-настоящему вкладывается в эти победы своим «давай!» и всем тем, что проявляется у него на лице, настоящее, видно, что изнутри, от самого сердца. И Юра так же искренне вкладывается в Отабековы достижения, а неудачи — всё равно, что свои. Ну и что это, как не командная работа? Отабек расправлял и разглаживал пустой фантик, разглядывал, будто там была выписана буква за буквой его судьба. Юра протянул руку, взялся указательным пальцем за его указательный, потом переплелся остальными. — Блин, — сказал вслух, — формулируй такое чаще, а то в голове то же самое, а словами сказать не могу. Отабек смял фантик и отложил к остальным, будто Юра не расслышал за шорохом облегченного выдоха. — Мы крутая команда. Отабек показал большой палец, Юра, широко улыбаясь, ответил тем же.