Под одеялом

— Переночую у Милы, — сказал Отабек. Юра вскочил, чуть не запутался в ногах и встал в дверном проеме, упер руки в косяки, хотя Отабек сидел на кровати и совершенно не собирался вставать, и выпалил: — Ага, щас же! У тебя есть дом, и ты должен ночевать там. В смысле, тут. Здесь, короче, на своем месте! Пиздец, у Милы он переночует, бесстыжий! Отабек подоткнул плед себе под бок. Пётя приоткрыл глаз и потянулся, Отабек погладил его по меховой щеке, он причмокнул, перевернулся и задремал снова. — Это навскидку. Найду где, время же ещё есть. Тем более всего пару ночей, Юр, даже переживать не о чем. В крайнем случае, сниму номер, на вокзал не поеду, не переживай. — Нет! В смысле, не хуй! Че ты устроил мне тут концерт на ровном месте? — Я? Юра насупился, вернулся на кровать, подлез Отабеку под бок, обхватил руками, мол, никуда не пущу, и прижался губами к шее. Щекотный. В следующие выходные ждали в гости Юриного дедушку. На два-три дня, не дольше, на дольше он, по Юриным словам, задерживался, только если Юра имел неосторожность заболеть и на это пожаловаться. Тогда приезжал выхаживать, а так — просто, встретиться, пообщаться. Дедушке проще вырваться, чем Юре. И он давно уже, с полгода не приезжал, а тут спросил: можно, Юрочка? И Юра, конечно же, сразу ответил, что да, и не просто можно, а нужно, пока не начался сезон и разъезды, и ещё есть зазоры между тренировками, чтобы вздохнуть. Потом только вспомнил, что живет теперь не один. Отабек сразу спросил: мне куда-то деться? С вещами? Юра оскорбился со страшной силой и махал руками, пока не вспотел: ты что, с четверного сальхова башкой об лед упал? Я тебя не стесняюсь, понял? Тем более деда знает, блин, вот от него бы ещё скрывал, не в этом дело вообще! А в чем? А в том, что квартира у Юры была своя, отремонтированная, уютная и маленькая. Однушка. Одному с котом — в самый раз. Вдвоем… Ну, хорошо, что они с Отабеком либо лежали, либо их вообще дома не было. А дедушке тоже надо будет где-то лежать. Раньше Юра с дедушкой запросто спали на раскладном диване, но диван во время ремонта поменяли на кровать (с Отабеком они помещались на ней вдоль и поперек, а спали всё равно прижавшись и мешая друг другу) и другого спального места не было. Было вообще-то ещё раскладное кресло, но они ухитрились его сломать, и, рассказывая об этом другим, Юра многозначительно улыбался, а Отабек отводил глаза. Правда же была в том, что именно Отабек сиганул на него с разбегу, когда поспорил с Юрой, что выйдет из комнаты, не коснувшись пола. Кресло с тех пор функционировало только в качестве непосредственно кресла, а в качестве односпальной кровати — нет. И что? Юре поэтому сказать дедушке — извини, тебя и положить теперь негде. Отабек готов перекантоваться где-нибудь пару ночей. Мила живет одна, и Мила хорошая подруга, она всегда говорит: если что, можно ко мне, только Саре не проболтайтесь, итальянский темперамент, вы понимаете, ревность, драма. А сама смеется. Юре от этого варианта, правда, совсем не до смеха. Отабек вытянул ноги, и Юра привалился ещё сильней, забрался губами за ухо и прошептал: — Никуда тебя не пущу, понял? Мой. Каждую ночь — мой. — Каждую, — согласился Отабек. — Даже если ночую отдельно. Юра выпрямился, взял его крепкими пальцами за подбородок, повернул лицом к себе. — Нет! Никаких отдельно. Я и так из-за твоих отъездов чуть не дохну. Придумаем что-нибудь. Пока не знаю, что, но придумаем. — Я могу спать на полу. — Отлично! — воскликнул Юра. — Ты прям голова! Рассекать на катке с соплями и температурой — план, что надо! Ходишь в двух носках по дому — и спать на полу? Ага! — Одеяло постелю. — Нет. — И плед толстый, который в шкафу… — Нет! Забудь вообще. Юра прислонился спиной к подушке, и Отабек сполз ещё ниже, прижал ухо ему к груди. Сердце билось часто. — Втроем мы здесь не поместимся, — сказал он. — Да это и неудобно во всех смыслах. Юра провел пальцами ему по затылку, короткие волоски поднялись против роста и щекотно опустились назад. Юра провел опять, забрался в нестриженое и прочесал. Мурашки побежали вдоль позвоночника. — У тебя же туча родни, у всех дворцы, что ли? Где ты в гостях ночевал? А где? Он ещё маленький был, когда часто к кому-то ездили, то к теткам, то к дедушкам с бабушками. Потом, когда редко приезжал домой, все сами к ним приходили, потому что возвращался он ненадолго, и некогда было наносить визиты вежливости самостоятельно. Тогда кого-нибудь из младших подселяли к нему в комнату. На кровать или на пол, или на выуженную из кладовой скрипучую советскую раскладушку. — На раскладушке, — сказал он вслух. — О! — Только у нас её нет. Юра, не дав Отабеку отстраниться, когда он дернулся, извернулся, пошарил под подушкой и достал телефон. Загуглил про раскладушки. Отабек поднялся по его ребрам и ключицам, как по стене с искусственными камнями, устроился на плече, и Юра повернул телефон так, чтобы ему было видно, сказал восторженно: — Гляди, какие сейчас есть, с матрасами! У нас на даче до сих пор, наверное, есть старая, советская, деда на ней во дворе отдыхал и меня укладывал, совсем мелкого. А эти прямо… На кухне идеально поместится, если подвинуть стол. И тонкие, можно будет потом за шкаф запихнуть. Ну и мало ли, пригодится зачем-нибудь. Выгонит Кацудон Витю из дома, мы его на ночь и приютим, как бедного родственника. Отабек в красках представил Виктора Никифорова на их кухне: пьяненького, на раскладушке, с одеялом, натянутым до подбородка, и печальными-печальными глазами. Юра сказал: — Че ты ржешь? Придумай лучше. — Дедушку в кухне всё равно нельзя положить, Юр. Юра вздохнул: — Нельзя. Отложил телефон. Почесал подбородок об Отабекову макушку, потом подул в неё же, Отабек дернул ногой — приятно. Юра гладил его по спине, Отабек прикрыл глаза и сказал, чувствуя, что задремывает: — Я могу поспать в кухне, а ты на кровати с дедушкой, как обычно. И всем будет удобно. — Ты хитрый, на новую крутую раскладушку намылился. Это всё твой коварный план. — Да, я в сговоре с твоим дедушкой. Юра стиснул его чуть крепче, но сразу же отпустил, и гладил под лопаткой и вдоль позвоночника, то всей ладонью, с легким нажимом, то самыми кончиками пальцев, а внутри становилось хорошо-хорошо, как бывает, когда явь хороша так же, как сон, и не боишься ни уснуть, ни проснуться. — У Милы он переночует, — пробормотал Юра над головой, едва-едва слышно, Отабек почувствовал только шевеление губ, — умный какой. Че не к Гошке-то? Отабек пожал плечом, притиснулся ухом сильней. Юрино сердце стучало мерно. Успокоился. Поспит на раскладушке, иногда семейная жизнь этого требует. Тем более Юра, скорее всего, придет к нему, дождавшись, когда уснет дедушка. Тоже неловко, но не прогонять же его назад. А раскладушки теперь есть очень широкие.