Под одеялом

Яков Фельцман позвонил ровно в тот момент, когда Юра вышел из ванной. Юра метнулся, едва не убившись о Пётю, который, конечно же, разлегся посреди коридора в ожидании, когда двуногий раб приведет себя в достойный для его обслуживания вид и даст наконец пожрать. Отабек уже вытащил орущий телефон из-под подушки и лежал, вытянув руку к двери, чтобы Юре пришлось меньше бежать. — Юра, — сказали в трубке, — меня сегодня не будет. Лилия освободила для тебя место после двенадцати, но позвони ей всё равно, уточни во сколько конкретно. Юра сел прямо на одеяло и, кажется, на Отабекову руку, повозил попой, чтобы убедиться в этом — таки да, прямо на руку, и сказал: — А когда будете? — Не знаю, Юра. Постараюсь в ближайшие дни. Приходи заниматься сам, не отлынивай, понял? Юра промычал нечленораздельно себе под нос, и Яков ничего не расслышал. — Плисецкий, ты понял меня? — Понял, дядь Яш, понял. Выз… вы звоните, в общем. Ага. До свиданья. И отключился быстрее, чем на том конце что-нибудь ответили. Пётя, постукивая когтями — пора стричь, подумал Юра, что-то я замотался в последнее время, опять поврастают — встал в дверном проеме и выдал возмущенный мяв. — Пиздуй давай, — сказал Юра, глядя ему прямо в глаза, сверху вниз, как с верхней ступени эволюционной лестницы. — Там полная миска, я знаю. Вообще охренел, не жрет, если не с горкой насыпано. Харя треснет, усы отвалятся. Пётя возмущенно махнул хвостом и лег, где стоял. В знак, видимо, протеста. И Юра тогда тоже лег, прямо Отабеку на руку. Отабек сонно вывернулся, положил эту руку так, чтобы Юра лег ему на плечо, и Юра лег. — Я не еду на каток. — Я понял, — сказал Отабек. Юра смотрел в упор и всё равно не мог понять, это он так щурится или глаза реально закрыты. Ниче не поймешь с этими густющими ресницами и азиатскими глазами. Но, кажется, всё-таки смотрит, просто сонный, и лицо наполовину в подушке. — Что-то случилось? Это случалось порою чаще, чем хотелось бы, и Юра подозревал, что чем дальше, тем чаще это будет случаться. Дядя Яша всё-таки старый. У дяди Яши реальные проблемы с давлением. И дядя Яша реально верит, что его спортсмены не в курсе, что красный, как слабосоленая семга, он бывает не от ора своего бесконечного, а от сузившихся сосудов. Не то чтобы это было никак не взаимосвязано. И не то чтобы над этим по-доброму не подшучивали, но всё было куда серьезнее. Потому что да, дядя Яша старый. Он был старый, когда взял Юру к себе, а сейчас, когда Юра из мелкого потенциально талантливого пиздюка вымахал в действующего — неоднократного, между прочим — чемпиона, вообще старый-старый. Дедушка так, почему-то не считал, и Лилия, походу, тоже, но Юра же не дурак, он знает, когда начинается старость. Когда начинаешь отменять тренировки из-за того, что тебе так херово, что не можешь выбраться из квартиры. Когда тренер может — он приезжает. Когда не может — это пиздец. Юра вытянул ноги, повернулся в одну сторону, чтоб выдернуть из-под себя одеяло, и в другую, чтобы под него влезть. Под одеялом было жарко. Юра повернулся к Отабеку спиной, прижался ему к груди, и Отабек выдохнул: холодный, господи. А потом: — Ты будешь досыпать или нет? Сна, главное, не было уже ни в одном глазу, хотя ещё пятнадцать минут назад Юра всерьез думал раздолбать телефон с этим чертовым будильником прям об стену. Веки просто не поднимались, как у гребаного Вия, хоть спички вставляй. А теперь всё. Проснулся. И даже без кофе. — Юр, всё нормально? — Дядю Яшу прихватило. Он не сказал, но я знаю. По голосу, по словам. По тону. У более-менее здорового дяди Яши тон был обычно такой, будто Юра ему лично задолжал денег за все годы тренировок и не хочет отрабатывать. Юре это не нравилось, и у него тоже тон становился соответствующий. Народ на катке поначалу зажимал уши, а потом попривык. — Яков, — сказал Никифоров как-то, — обращается так ко всем, в ком видит толк, это его метод, его, как это у вас теперь говорится — фишка. И только ты, Юрочка, у него эту фишку крадешь. Больше сдержанности. Иди в жопу, отвечал Юра или просто думал про себя, у нас полное взаимопонимание. Никто так не понимает друг друга, как мы с ним. И он, прибавлял Юра у себя в голове, меня уважает, потому что я не машу перед ним хвостом. А я уважаю его. И никогда бы не бросил по-настоящему. И поэтому дядя Яша согласился тренировать Отабека в тот год, когда он приехал, и ещё не решилось с переездом его тренера. Потому что Юра попросил — дядь Яш, возьмите. И тот взял, хотя было особо некуда. И вытянул его аж на серебро! Отабек погладил одеяло поверх Юриного плеча и поцеловал затылок. Юра выдохнул. Правда, что ли, доспать? В балетные дни он себе позволяет, потому что к Лилии раньше двенадцати никогда нельзя. Она любит повторять, что Юра у неё, вообще-то, не единственный, но Юра иногда подумывает, что она сама просто любит как следует выдрыхнуться. А чего б нет? Тоже, небось, всю жизнь в балете, не расслабишься, ничего, так хоть теперь-то позволить себе послабление. Хотя бы в сне. Дядя Яша вот в еде себе позволяет однозначно. Юра прикидывал иногда, раздастся ли он так же вширь, если бросит кататься, но все говорили, что у него не тот тип телосложения. Отабек полежал так ещё немного и аккуратно забрал руку. Подушка под ней была нагретая. Юра на секунду опустился на неё щекой, но сразу же повернулся к Отабеку лицом. — Встаешь? — Ну, — сказал Отабек, глаза у него были уже нормально открыты, хотя зрачок затопил всю темно-карюю радужку, и они от этого казались совсем черными, — мне-то ничего не отменяли. Он ушел, и скоро из ванной зашумела вода. Юра вытянул руки по швам и уставился в потолок. Когда меняется расписание, это всегда в первый момент сбивает с толку. Расписание для спортсмена — первое дело, без расписания никогда ни к чему себя не приучишь, не будет внутренней дисциплины, а внутренняя ещё важнее внешней, навязанной. Этому Юру научил нетрудно догадаться кто, и Юра руководствовался всегда именно этим, и знал, как неправы те, кто пенял ему на разболтанность и расхлябанное отношение к тренировкам и ко всему, потому что уж у него-то было самое главное, дисциплинирующее. И всё равно, когда вдруг переставляли что-то или отменяли, было как будто неправильно, не то, будто это он не так понял, и надо всё-таки было сделать по-запланированному. Пётя запрыгнул на кровать и выдал совсем уж недоумевающий мяв. Вот, подумал Юра, вот ты знаешь, что если я встал, то всё должно пойти по накатанной. Сбил тебя с толку, прости. Когда Отабек вышел из ванной, Юра уже насыпал корма коту — держи свою горку, пушистый говнюк, если б я так выделывался, меня б Отабек вообще кормить перестал — и поставил чайник. — Всё-таки встал? Юра ответил на поцелуй, рот Отабека на вкус был, как мята, и сказал, потянувшись за чашками: — Я перед Лилией всё-таки заскочу на каток.