Под одеялом

— Знаешь китайскую поговорку: если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как по ней проплывает труп твоего врача. — Врага. — А? — Врага, Юр, а не врача. — Вот сейчас, по-моему, это одно и то же! Юра надулся и отодвинулся к стенке, затащил ноги на кухонный диванчик и сопел, пока Отабек ставил на стол тарелки, приборы, салат и корзинку с хлебом. Хочу, сказал Юра, когда они вернулись домой, нормально пожрать, достали эти бульоны с пюрешками, а пока Отабек жарил стейки, уснул и проспал два с половиной часа. Ну вот и куда, вздохнул Отабек, укутывая его пледом, какие ещё тренировки, вон какая слабость, а ездили даже не общественным транспортом, а на такси. Надо набраться сил. Ангина свалилась на Юру внезапно, как шкаф с подломившейся ножкой, и накрыла на долгие две недели. Это пиздец, бормотал Юра, а дальше молчал, потому что горло болело адски. Отабек помнил, каково это, и просил: молчи, пожалуйста. Если что-то надо — пиши, я прочитаю. Юра всё равно бормотал: пиздец, а потом молчал, потому что спал. Вырубало от температуры и от лекарств. Бедный мой мальчик, думал Отабек и шел готовить куриные котлеты на пару, мягкие, как пух. Звонил маме спросить, как она их делала тогда, в его детстве. Мама, увидев его через камеру, хотя Отабек специально выключил верхний свет в кухне, оставил только бра над диванчиком, ахнула: что у тебя стряслось? Юра заболел, но я его выхожу, ответил Отабек и улыбнулся. Так что там с котлетами? Котлеты получились ровно такие, как надо, но ел Юра вяло, едва жевал и глотал почти со слезами. Отабек, перестрадавший в детстве ангинами вплоть до удаления гланд, помнил, каково это: вкуса никакого, кроме непосредственно привкуса воспаленных миндалин, не чувствуется. Зато теплый бульон Юра пил. Отабек чередовал куриный и говяжий, чтобы не сильно приелось. Вызванный на дом врач предложил госпитализацию, инфекционное всё-таки заболевание, но Юра нашел в себе силы замахать руками и отказаться. Яков Фельцман, который тоже приехал посмотреть, в каком состоянии его подопечный, сказал: — Юра, это несерьезно. Полежишь, тебя пролечат как следует. — Нет, — просипел Юра, взявшись за многострадальное горло, — хрен. Отабек тут, он… — Юра сделал паузу, так и не договорил, показал рукой, мол, он здесь, со мной, никуда не поеду. — Ну-ну, — сказал Яков, — ещё его зарази. Отабек заверил, что заразить его уже не так просто, и он примет все меры профилактики, а дома, правда, и стены лечат. «Это твоя профилактика?» настучал Юра в телефоне, когда Отабек лег на своё место вечером. — Тебе тесно? Юру то знобило, и он сбивался в комок, то он горел и распластывался по кровати, руки-ноги во все стороны, но даже тогда Отабеку хватало места пристроиться, даже не совсем с краешку. — Нет, — сказал Юра и поморщился, даже короткое слово продрало горло, Отабек почувствовал на себе. — Я не заражусь, — сказал Отабек, — и ты скоро будешь в порядке. Все таблетки мы выпили, горло прополоскали. С каждым днем будет лучше и лучше. Юра коротко мотнул головой по подушке. Бледный, в испарине, с красными прожилками в несчастных глазах. Погуляли по набережной, называется. Коварная осень. Юра заверял, что ему не холодно в кедах. И что это его первая в жизни ангина. В это Отабек верил, и был даже благодарен, что она дождалась, когда Отабек будет рядом и сможет о Юре позаботиться, что не явилась, когда Юра был один, и лежал бы тогда, наверное, в больничной палате, в казенных стенах, ещё меньше и ещё бледней. Отабеку сердце сжимала ледяная рука жалости. — Ничего, — шептал он, когда Юра раскрывался, разметавшись во сне, а потом не мог проснуться, чтоб нормально натянуть одеяло, и весь дрожал. — Ничего. Помнишь: легче с каждым днем. И Юра правда быстро пошел на поправку, и через неделю уже сидел с ноутом на коленях и смотрел видео про амурских тигриц Василису и Фросю, а через две, на приеме врача, заявил, что он в полном порядке и, пожалуй, пора ему на каток. Врач сказал: рано. Юра сказал: мне нельзя больше пропускать. Врач ответил: ещё хотя бы неделю. Нельзя организму после такой температуры нагружаться в полную силу. Начните дома, понемногу. Мой хореограф, сказал Юра, меня сожрет и вас заодно. Хотите с ней пообщаться? Ещё минимум пять дней покоя, твердо сказал врач. Уверен, ваш тренер тоже не одобрит наплевательского отношения к здоровью. Отабек подумал, что это правда, как и то, что он сам не выпускал бы Юру из дома ещё две недели. Просто на всякий случай, потому что помнит, как оно, когда идешь и к стенкам приваливаешься, ноги ватные. У Юры, может, не так, Юра сильный. Только уснул сразу по приходу домой и встал не особенно бодрым. Первый ломтик от куска прожаренной свинины Юра отрезал ножом, а потом плюнул, накалывал на вилку и кусал так. Жевал быстро, глотал легко, запивал теплым чаем. Отабек смотрел на него и думал, что всё хорошо, на бульонах сил и правда не наберешь, а за пять дней хорошего питания они победят и накатывающую слабость, и всё то противно-дрожащее, которое остается после болезней и после лекарств. Ну, пусть за четыре дня. Юра дольше не выдержит, но они по дороге домой договорились, что он дождется минимум следующей недели, а сегодня четверг. Если Юра пообещал — он не обманет. Отабек спросил подложить ли ещё салата, Юра сказал, давай, вкусно очень. Сам замер, прислушался к себе и улыбнулся. Прошло, подумал Отабек с замершим сердцем, прошло совсем. И опять с каждым днем будет лучше и лучше. Юре. А Отабеку, значит, втройне.