Взгляд со стороны

Забавно, но единственным существом, кроме, разумеется, эра Родиона, которого проинформировали о внедрении молодого и подающего надежды разведчика, заметившим подмену герцога Окделла, оказался его старый, плохо выезженный надорский конек. Баловник то и дело пытался скинуть наглеца, возомнившего себя герцогом, или укусить самозванца, и со временем это не проходило. Генка, взобравшись на ричардова жеребца, в седле держался неуверенно, вцепившись в поводья, то и дело ожидая от вздорной скотины подвоха. Это было неприятно, но не более того, во всем остальном дела у Рогова шли вполне сносно. Исцеленная монсеньором рука почти вернулась к своему нормальному состоянию. Обязанностей у оруженосца Первого маршала не имелось, по крайней мере, так считали окружающие и жившие в большой красивой усадьбе прислужники Алвы, а молодой герцог утруждал себя разве что сопровождением своего монсеньора ко двору, что делало легкой и простой его основную задачу — сбор данных для института и наблюдение за самой верхушкой Талигского общества. Красота. Посещения королевского дворца были для Генки особо любопытны. И бодро шагая за уверенно рассекавшим дворцовые коридоры Родионом Антоновичем, Рогов чувствовал себя так, словно попал в любимую с самого детства книгу о трех мушкетерах. Конечно, подобные мысли были совершенно не к лицу серьезному взрослому ученому и разведчику, однако заставить себя не озираться по сторонам, пялясь на доисторическую роскошь Олларианского дворца, Генка просто не мог. Благо это ничуть не мешало образу провинциального, запертого в своем герцогстве Окделла. А посмотреть тут было на что. Подобных излишеств в архитектуре и декоре на Земле давно не использовали. Такая утонченная роспись, воздушная и солнечная, встречалась лишь в древних музеях, типа французского Лувра или того же Эрмитажа, который Рогов посещал лет в двенадцать. Генка едва поспевал за летящим через заполненные народом залы маршалом и только теперь понял, отчего Родиона, то есть Рокэ, величали в Талиге не иначе как Вороном. Алва единственный был облачен во все черное, ну, если не считать самого Генку, одетого в колет оруженосца цветов своего монсеньора, и очень походил на грозную вольную птицу, по недоразумению попавшую в клетку с цветными птахами и галдящими попугаями. Им, монсеньором, можно было бы любоваться, и Генка любовался бы, если б вокруг не было столько всего интересного. В то, что детские фантазии, раздразненные в академии, наконец, воплотились в жизнь, Генке верилось с трудом. Даже теперь, когда собственная рука невесомо касалась эфеса закрепленной на поясе шпаги, а высокие ботфорты стучали подбитыми каблуками по резному паркету королевского дворца. Он провел в этом мире уже полгода, но Лаик можно было в расчет не брать — полная изоляция от внешнего мира и скучные, несмотря на познавательность, уроки. Хотя Генка заметно укрепил свои знания об этом мире, его укладе и подтянулся в фехтовании. Кроме того, будучи унаром Ричардом, Рогов весьма четко прочувствовал, что за персонаж ему достался и насколько будет непросто с таким родовым прошлым обзавестись на новом месте хотя бы приятелями. Но в этом он ошибся. Друзья нашлись даже у сына мятежного герцога. Неожиданно и забавно, в тот момент, когда несколько представителей знатнейших семей Талига вступились за Ричарда Окделла, которого капитан Арамона пытался обвинить в безобразиях Сузы-Музы. Вместе с тем Генка открыл для себя очень интересный факт — в этом мире существует и процветает потустороннее. В старой галерее он стал свидетелем странной и жуткой процессии призраков… Сначала Рогов подумал, что запертые мальчишки стали жертвами какого-то галлюциногена, но после, поговорив с друзьями, понял, что видения у всех были практически одинаковые. Только вот он, пришелец из другого мира, видел в конце скорбной и жуткой процессии того, чье место занял. Ошибиться было невозможно — то был Ричард Окделл, и хоть Геннадий не видел его при жизни, юный призрак очень походил лицом на него самого. Шествовал гордо, крепко сжимая в руках свечу с зеленным огоньком, рядом с ним шел мужчина. Догадаться было не трудно, это был покойный герцог Эгмонт. В Лаик при нем не было камеры, и Генка не стал распространяться об увиденном в галерее, чтобы наблюдатели не подняли его на смех. Хотел позже спросить у Родиона, да пока не собрался, а отдышавшись от серости «жеребьячего загона», окунувшись в пеструю жизнь старинной Олларии, и вовсе позабыл. Это было как в романе Дюма… Вот он, мир благородных господ и прекрасных дам. Только протяни руку, и можно коснуться детских грез. Думать о том, что с ним, внедренным разведчиком, стало бы, не нарушь Первый маршал завета всесильного кардинала Сильвестра, и не назови имени опального герцога во время распределения в день святого Фабиана, Генке не хотелось. Он и не думал. Он во все широко распахнутые глаза любовался красотами придворного рая. Вот только отчего это не радовало Родиона? Генка, оказавшись во дворце впервые, в аккурат на день рождения Ее Величества Катарины Оллар, никак не мог понять, почему идущий впереди него Ворон так напряжен и насторожен. Это не бросалось в глаза — на первый взгляд Алва казался лениво-равнодушным ко всему, что его окружало, в том числе и к плетущемуся за ним оруженосцу. И все же Рогов чувствовал. Разговаривали они немного, Рокэ Алва, будучи маршалом, был почти все время занят. Генка, его оруженосец, несколько дней провалялся в кровати, восстанавливаясь после хирургического вмешательства Каринского, и самое долгое время, что они провели наедине, была дорога в королевский дворец. Но даже тогда Рогов по этикету был обязан отставать от своего эра на полкорпуса. Где уж тут поговорить? Только и оставалось, что пытаться не слететь с норовистого Баловника и буравить взглядом ровную спину Родиона Антоновича, которого давно пора уже было даже про себя звать монсеньором или, на худой конец, «эром Рокэ». Королева была прекрасна… Генка, послушно следуя за своим эром, умудрился зайти в будуар Ее Величества Катарины, хотя туда его никто не приглашал. Но и не запрещал ведь… Ее он тоже знал с академии, знал, что Родиону она не нравилась, несмотря на то, что маршал поддерживал иллюзию бурного романа с Катариной и даже имел на то разрешение короля. И все же… В жизни Катарина оказалось совершенно не такой. Генка видел ее на площади святого Фабиана, но тогда ему было не до любования — чудовищно болела рука, и его лихорадило. Сейчас же… Это была женщина из далекого, озаренного романтикой прошлого — нежная, утонченная, невероятно печальная и бесконечно красивая… Такой Катарина запомнилась Генке в тот момент, когда смиренно и достойно принимала подарок от Первого маршала. Рокэ, герцог Алва, преподнес венценосной голубке редчайшую алую ройю, и в этот момент Рогов почти позавидовал своему старшему коллеге. Почти, потому, что даже окунувшись в эту невероятную атмосферу, юноша не позволял себе забыться и забыть о том, что случалось в истории с теми, кто посягал на венценосных очаровательниц. Лишиться головы из-за того, что никогда не может быть разделено? Нет уж, спасибо. Генка тихонько вздохнул и поймал направленный на него сочувствующий взгляд светлых глаз Катарины. Ну конечно, она тоже считает его Окделлом, испуганным мальчиком, которого почти пленил убийца отца. Ну, о какой в этом случае взаимности может идти речь? Но любоваться-то ему никто не запрещал… Катарина улыбнулась ему, назвала по имени, к сожалению, чужому, поблагодарила за визит, и Генка, смутившись весьма натурально, потупил взгляд, как полагается благочестивому Дикону. Алва нахмурился и отправил оруженосца ждать у входа в королевские покои. Ну что ж, слушаю монсеньора! Генка щелкнул каблуками и, выскальзывая за алый бархатный полог, обернулся, чтобы еще раз полюбоваться королевой, но вместо Ее Величества Катарины поймал недовольный взгляд Родиона. Черт…