Взгляд со стороны

Первый настоящий выговор Ричард получил от своего эра в вечер того же дня — Дня рождения Ее Несравненного Величества. Нет, конечно, Алве было совершенно наплевать на своего оруженосца, которого маршал принял на службу исключительно от скуки и непременно для того, чтобы позлить Людей Чести — так говорили в городе, — но то Алва… А вот Родион Антонович, вызвав оруженосца, явившегося домой непозволительно поздно, отчитал подопечного по полной программе. Генка, сжавшись в слишком просторном для него кресле, виновато отводил взор, стараясь не встречаться с невозможно синим и сердитым взглядом Каринского. Тот распекал, жестко припечатывая юного разведчика, вменяя ему нарушение если не прописных правил Института, то просто элементарной безопасности. И дело было даже не в том, что юный Окделл принял приглашение своего кузена Реджинальда Ларака и, вместо того, чтобы, получив разрешение покинуть дворец, отправиться в особняк на улице Мимоз, потащился с родственником в «Острую шпору». Дело было в той беспечности, которая заставила Геннадия возвращаться домой через всю Олларию пешком. Что не стало секретом для Родиона, как и то нехорошее приключение, в которое Окделл и его родственник попали по дороге. Вышло и в самом деле глупо. Заигравшись в мушкетёров и окончательно попав под очарование этого места, разомлевший после кружки-другой вина и раззадоренный веселыми петушиными боями Генка непростительно расслабился и позабыл о том, что разбитной и жизнерадостный город с наступлением вечера выпускал из своих недр всякий сброд и чернь, вроде той, что напала на Рогова и перепугавшегося виконта Лара. То, что проблема серьезна, Генка понял лишь в тот момент, когда окружившие их оборванные, потрепанного вида люди направили на пеших молодых людей оружие и стали напирать. Реджинальд лишь испуганно и беспомощно жался к своему кузену, Рогов хорохорился, как это было положено герцогу и оруженосцу Алвы, но… Одной шпаги против нападавших было явно недостаточно, тем более что Генка не питал особых иллюзий по поводу того, насколько блестяще он владеет клинком. И если бы не прятавшийся за изгородью через дорогу стрелок, юноша мог бы получить в своем теле несколько новых, незапланированных природой дырок. Подумать о том, кому он обязан внезапным спасением, Рогов не успел, поспешно ретируясь с места потасовки и вознося хвалу меткости неизвестного стрелка. Но, учитывая, что Алва-Каринский о злоключениях своего оруженосца был осведомлен, не трудно предположить, что счастливым избавлением Генка был обязан именно ему. Оттого слова Родиона жалили болезненно, заставляя Рогова пылать от стыда. — Я думал, вы умнее, юноша, — язвил тоном Алвы Родион, — но выходит, что тот, кто мнит себя взрослым и обученным разведчиком, на деле оказался немногим лучше диковатого провинциального Окделла. — Родион Антонович… — щеки Генки горели так, словно Каринский надавал ему пощечин. Юноша вцепился в подлокотник необъятного кресла, чтобы не коснуться горящего лица. — Молчи уж, — фыркнул Родион, немного успокаиваясь. Он поднялся из своего кресла и плеснул в изящный хрустальный кубок темного густого вина, пригубил, снова опустился в кресло, а потом, позволяя усталости отразиться на лице, продолжил уже по-русски: — И послушай, что я тебе скажу, Геннадий, — Каринский окинул Рогова тяжелым взглядом, от которого сразу становилось ясно, о чем пойдет речь, и Генка мог бы дальше не слушать: он прекрасно знал, что был убийственно легкомыслен, но все же, виновато опустив глаза, всем своим видом дал понять старшему товарищу, что готов выслушать все до последнего слова. Родион продолжал: — Полагаю, в очередной раз говорить тебе о том, что работа на Кэртиане — это не увеселительная прогулка, совершенно бесполезно, если ты этого сам до сих пор не понял, а потому постараюсь донести до тебя свою мысль иначе, чтобы тебе стало понятно. Ричард Окделл, молодой надорский герцог, в шкуру которого тебя угораздило попасть, приговорен к смерти. Мы оба прекрасно знаем, что одна попытка устранить хозяина громадной и богатой провинции, наложить лапу на которую мечтает каждый, у кого для этого есть хотя бы малейшая возможность, уже увенчалась успехом. А потому ты должен, наконец, понять, что подхватил эту эстафету, и теперь метить будут в тебя. И те, кто желает сжить со света Окделла, плевать хотели на то, что ты Рогов Гена, землянин, историк и космический разведчик. Сегодняшний вечер это очень ярко продемонстрировал. — Это вы стреляли? — Генка не узнал своего голоса. — Хуан, — Родион сделал глоток вина. — Рокэ Алва, несмотря на свою репутацию, не станет пренебрегать своими обязанностями и, поклявшись защищать своего оруженосца, слово свое сдержит. А потому мой приказ охранять тебя никого из кэналлийцев не удивил. Эти люди верят в порядочность своего соберано. — Спасибо… — Нам повезло, что на тебя напали со шпагами, а не пытались пристрелить, в противном случае ты бы со мной сейчас не разговаривал. — То были бродяги и отребье. — Включи мозги, Рогов! — снова разозлился Каринский. — Это отребье, как ты изволил выразится, ожидало именно тебя, и вооружено оно было не дубинами и палками, положенными отребью, а шпагами — оружием благородных. Непростительный промах… Впрочем, эти излишне самоуверенные кретины не рассчитывали на то, что тебе удастся выжить. — Да, нам с Реджинальдом пришлось бы туго, не вмешайся стрелок, — согласился Генка, понимая, что Родион прав — герцог Окделл попал в засаду, замаскированную под ограбление. — Виконту Лару, скорее всего, ничего не угрожало, — фыркнул Каринский. — В каком смысле? — Генка напрягся и даже подался вперед, не улавливая мысли Родиона. — Я, конечно, продержался бы против них какое-то время, но отбиться от такой оравы мы не смогли бы. Убив меня, они непременно расправились бы с беззащитным Лараком. — Только в том случае, если эта засада не была делом его рук. Рогов удивленно хлопнул глазами, наконец понимая, что хотел сказать Каринский. — Не может этого быть, Наль, он просто не мог, он… — Он является твоим прямым наследником, — припечатал Родион. — На лицо и мотив, и возможность. С чьей подачи ты отправился в «Шпору» пешком? — Я… — Генка нахмурился вспоминая. И ведь верно, он с радостью оставил Баловника в конюшне, изрядно утомившись от норовистой скотины, именно потому, что Наль пришел на улицу Мимоз пешим. — А если учесть, что засада была организована именно для пешего — даже такой толпой остановить всадника не очень просто, — то вполне логично сделать вывод, что, либо вас вели от самой «Шпоры», либо, что вероятнее, в этом деле замешан твой «кузен». — Родион Антонович, я не могу в это поверить… — Генка покачал головой, вспоминая добродушное толстое лицо Реджинальда, его дельные советы и теплую улыбку. — Вот о том я и говорю, Рогов, — вздохнул маршал, опуская свой едва тронутый кубок на резной подлокотник кресла, — ты слишком наивен и романтичен, чтобы воспринимать действительность адекватно. Этот мир куда более непрост, чем кажется на первый взгляд. Романтики тут не выживают, особенно романтики, приговоренные к смерти. Кстати о романтичности. Заклинаю тебя, не вздумай воспылать чувствами к Ее Величеству. Генка вздрогнул. Он уже и думать забыл о нежном образе Катарины Оллар, но то, что Родион вдруг напомнил о королеве, его напрягло. С чего маршал вообще решил, что подобная возможность существует? Или…. Мысль о том, что Каринский унизился до ревности, была нелепой, но тем не менее она появилась. Все вокруг знали, что маршал часто навещает будуар Ее Величества с негласного одобрения Оллара, об этом Рогову доверительно шептал господин Штанцлер, друг покойного Эгмонта, взявший на себя труд заботиться о сыне покойного герцога. Генка не задумывался о том, как относится к подобному, но теперь мысль о том, что Родион может быть влюблен в эту женщину, неприятно кольнула. Мало ему, Генке Рогову, проблем, возникших из-за собственной тупости, так не хватало еще подобной ерундой осложнить и без того не слишком гладкие отношения с эром. Проклятье. — Я даже не думал… — поспешно начал оправдываться он. — Катарина Оллар совершенно не в моем вкусе. — Видел я сегодня, как ты на нее глядел, — снова по-алвавски фыркнул Каринский. — Неважно в твоем она вкусе или нет, но если эта женщина захочет тебя получить, то ты о своих предпочтениях сразу позабудешь. Я знал людей, которые теряли голову от ее почти святых глаз, а после расставались с жизнью. Не обманывайся ангельской внешностью: она далеко не та, кем хочет казаться. Влюбиться в королеву — значит стать марионеткой в ее хрупких, но цепких ручках. Не совершайте этой глупости, юноша. Последнюю фразу Каринский произнес голосом, в котором сквозило раздражение, смешанное с долей презрения. Генка, вглядываясь в лицо Родиона, окончательно перестал что-либо понимать. Выходило, что тот не ревнует, скорее наоборот, можно было подумать, что маршал испытывает к королеве неприязнь. — Да с чего вы взяли, что я стану мутить шашни с королевой? Я ж не дурак, Родион Антонович, лишиться головы даже из-за самых красивых глаз я не желаю. — С того, Рогов, что ты воображаешь себе, будто попал в приключенческий роман. Прекрасные дамы, благородные кавалеры… Но поверь, здесь все не так, как кажется. И забывать об этом смертельно опасно, тем более для тебя, Окделл.