***
Ночь выдалась весьма неспокойной для детей, разместившихся перед сном у камина в большой общей комнате. Они разделились на маленькие группки и в разговоре уделяли повышенное внимание уроку рисования, гостям приюта и новой учительнице. В их скучной ученической жизни произошло маленькое изменение, и не обсудить его они не могли. Артемис развалился, нагло заняв весь диван; Мелло пристально смотрел на огонь, было видно, как его распирает поговорить, но он горделиво держал себя в узде; Мэтт с хмурым видом жевал чипсы. Линда же, постеснявшаяся появиться на уроке рисования, мяла ладошками подол своего платья, со смущённым, но крайне довольным видом глядя в камин. Сёстры Аэртон и Эби Блэк помнят о тихой и упрямой Линде, и подобное внимание троицы бунтарок ей льстило. — Линда! — не выдержал Мелло, подорвавшись, резко подходя к девочке. — Как тебя угораздило с ними связаться? Повисла тишина. Линда наклонила голову набок, окончательно смущаясь. — Всего день прошёл, а малыш Мелло уже ходит хвостиком за рыженькой. Дети прыснули от язвительного замечания Артемиса, который умиротворённо улыбался, глядя в потолок. На мгновение Мелло ощутил приливший к щекам жар. — Я… я не ходил хвостом за Хейзел… — Как же, — хмыкнув, взялся подначивать его один из приютских детей. Лупоглазый и смуглолицый. Мелло припомнил, что зовут его Дарси. — Все мы видели, как ты был с рыжухой на рисовании, а потом не отходил от неё в библиотеке. Мелло подошёл и, сжав подол футболки Дарси, дёрнул руки вверх, завернув, словно в мешок, голову мальчишки. Сделав шаг в сторону, Мелло резким движением связал края футболки на макушке у Дарси и ногой грубо пихнул его к дивану. — Хейзел Аэртон, Дурарси! — процедил сквозь зубы Мелло. — И, если ты не смог запомнить такого распространённого имени, нет ничего удивительного в том, что ты учишься хуже всех! Мелло и сам не понял причин своей агрессии, но Хейзел, эта совершенно незнакомая девушка, была сегодня к нему так добра, что он чувствовал себя перед ней виноватым. Редко кто относился к вспыльчивому ученику, кандидату в преемники самого L без скрытой агрессии, злобы или зависти. Но Хейзел тепло улыбалась, шутила и даже показала ему своё домашнее задание. Для Мелло оно было несложным, и восторженные возгласы Хейзел, хвалившие его интеллект, очень польстили Мелло. Да и её оскорбление «причесон» звучало без презрения, а с доброжелательностью. Хейзел хорошая, и если кто-то оскорбит её или подшутит над ней, Мелло не стерпит. — Мелло, — запыхтел Дарси, снимая с себя футболку. — Ты дурак! Я же пошутил! — Пошути ещё раз, — пробурчал Мелло. — И я врежу тебе так, что голова провалится в трусы. Под одобрительный смех детей, он вернулся к Мэтту и уселся рядом с ним. Неприятеля Мелло уже прозвали «Трусоголовый», и, судя по всему, это унизительное прозвище будет с Дарси ближайшие три месяца. — Ты, это… — как-то непривычно равнодушно начал Мэтт. — Не влюбился? Лицо Мелло зарделось от возмущения. Он окинул Мэтта злым, полным агрессии взглядом и показал ему неприличный жест. Мэтт хохотнул. В отличие от воодушевлённого Мелло, Мэтт испытывал странное смятение. В данный момент он только и занимался тем, что мысленно ругал себя. Его обычно острый язык превратился в отвисшую плоть, едва способную с заиканием промямлить «Д-да, Тиффани», «Хорошо, Тиффани». Нет ничего удивительного в подобном поведении: Мэтт был так смущён, что постоянно вздрагивал от малейшего шороха. Плечом он до сих пор чувствовал прикосновение тёплого тела Тиффани, его пальцы судорожно сжимались, будто бы в них по прежнему был карандаш, и стоило красивому лицу девушки вновь предстать перед мысленным взором, как Мэтт начинал ощущать запах её духов. Всё же, близнецов он мог отличить. Голос Хейзел был грубее, а Тиффани постоянно опускает взгляд, что-то обдумывая. Но не один он был занят самобичеванием. Линда корила себя за трусость, за то, что она не посмела показаться в классе мисс Уокер; Артемис терпеть себя не мог за доставленные учительнице хлопоты. Нельзя сказать, что он был абсолютно примерным учеником: он был настолько умён, что без зазрения совести дерзил даже директору приюта, но вот мисс Уокер была другой. Ей не хотелось дерзить, она была тем учителем, ради улыбки которого хотелось стараться, и нет ничего удивительного в том, что её ученицы заняли все призовые места в конкурсе. Да и к тому же, сегодня Артемис увидел ту, чей образ желал запечатлеть — белокурую, заносчивую и надменную девушку, которая сидела за партой, как на троне. Розенн Кроссманн. Её лицо было на самом деле очень красивым, но бледным, бескровным, а серые глаза были подёрнуты тенью глубокой печали. Артемис всё вспоминал её лицо, чтобы в будущем заново нарисовать на кукле — вдруг девушка решит перестать посещать уроки рисования. И, когда в комнате стало капельку спокойнее, Линда набрала в лёгкие побольше воздуха и сказала: — Ладно. Я расскажу. Мы встретились минувшим летом…Глава 2
2 мая 2017 г. в 03:35
Сколько бы норова и спеси ни было бы в Розенн Кроссманн, но упрекнуть её в безответственности и непунктуальности не удастся. Нельзя было заявить, что девушка любит общаться с новым окружением или пребывать подолгу в общественном месте, но она обожает сплетни. Ей нравится видеть чужие неудачи и любоваться чьим-то хмурым видом, поэтому, чтобы недовольных лиц было больше на её памяти, а количество курьёзных случаев прибавлялось с каждым днём, Розенн готова была подскочить даже в четыре утра. А в данном случае, раньше всех прибыть на автомобиле в Дом Вамми.
Следует подчеркнуть, что приют был далеко не самым приятным местом для привыкшей жить в роскоши и достатке Розенн Кроссманн. Свои вечера ей больше нравилось проводить в окружении книг или в компании своей любимой домашней белой крысы. Пожалуй, это было единственное живое существо, которое хоть немного любила Розенн Кроссманн. Да и крыса Гилберт, обожавшая топтаться по длинным светло-золотым волосам Розенн, отвечала ей взаимностью.
Розенн подошла к воротам, прижимая к груди новый альбом для рисования. Свои прежние, зачастую незаконченные рисунки, Розенн показывать никому не собиралась. К тому же, ей хотелось доказать близняшкам Аэртон, что они далеко не самые лучшие в рисовании, а их победа на конкурсе — пустой звук. На этот раз ворота были широко открыты, но детей во дворе не было. Видимо, сейчас слишком холодно для прогулок.
Розенн встретили без оваций и без фанфар, на что она рассчитывала. Всё-таки, в компании вчерашних пришельцев она считала себя самой красивой. Ну не могут же быть рыжие-прерыжие Аэртон симпатичнее её! Как и Эби Блэк, обкорнавшая свои чёрные кудри так, что её волосы и причёской назвать нельзя! Один из работников приюта поприветствовал Розенн и проводил её в класс, где уже вовсю рисовала мелом на доске мисс Уокер.
— Здравствуй, Розенн, — мисс Уокер мягко улыбнулась, обернувшись на стук шагов. — У тебя же не сегодня занятия по рисованию…
— Знаю, — надменно протянула Розенн. — Я проиграла этим выскочкам Аэртон вчера. Сколько они занимаются? Больше меня?
— Нет. Всего два раза в неделю.
— Вот и хорошо. Буду рисовать столько, сколько захочу. Свои возражения можете обсудить с моим отцом.
И, самодовольно хмыкнув, Розенн села за парту у окна. В классе долгое время никого не было, и девушка уже хотела было поддеть учительницу с тем, какая это бесполезная трата времени — преподавать в пустоту, но их одиночество в скором времени было прервано. Дверь слегка отворилась, и из-за неё выглянул один из старших воспитанников Дома Вамми. Долговязый, с растрёпанными волосами, и такой тощий, что больше походил на призрака этого места, чем на реального человека.
— К вам можно? — несмело спросил паренёк.
— Разумеется, — ответила мисс Уокер, с привычной теплотой улыбаясь призрачному незнакомцу. — Как тебя зовут?
— Артемис. Но мне проще, если вы будете называть меня «А».
Он был немногим старше Розенн и вёл себя так, будто бы боялся привлечь лишнее внимание. Розенн надменно фыркнула. Приютский паренёк не мог не привлечь её внимания, как бы она ни старалась отвести взгляд, всё равно часто косилась в сторону Артемиса. Да и, следует сказать, вёл он себя весьма эксцентрично. На урок рисования он принёс не альбом, не холст и даже не прихватил с собой простые карандаши. Артемис собрался рисовать на маленькой деревянной кукле.
Розенн прыснула.
— Ты что, идиот? — шепнула Розенн, приставив ладонь ко рту. — Здесь рисование, а не рукоделие. Или все приютские так сильно отстают в развитии?
Но Артемис лишь едва заметно улыбнулся. Издёвка Розенн не возымела на него эффекта, и через какое-то время девушка усомнилась в том, что её слышали. Игнорирование своей персоны она посчитала хамством и, поднявшись со своего места, решила заявить о себе во всеуслышанье.
— Мисс Уокер, — с улыбкой обратилась к учительнице Розенн, презрительно растягивая каждое слово. — Похоже, вам прибавится работы в этом месте. Некоторые ученики недостаточно умны, чтобы отличить один предмет от другого.
Мисс Уокер обернулась.
— Артемис, — она замялась, рассуждая, как бы смягчить грубость своей ученицы. — Для дерева акварель и гуашь не подойдут…
— Я знаю, — скромно улыбнулся паренёк, заставив мисс Уокер умилиться от своей застенчивости. — Я хочу научиться рисовать лица. Мои куклы без лиц выглядят довольно жуткими и… поможете мне?
Верхняя губа Розенн задёргалась от переполнявшего её презрения. Она больше не смотрела на Артемиса и принялась с суровым и озлобленным видом выводить на краю альбомного листа угрюмую рожицу.
Класс постепенно заполнялся учениками. Были здесь и люди из художественного класса, и приютские детишки, лица которых были Розенн незнакомы. Новаторство и незнакомцы так заинтересовали воспитанников Дома Вамми, что за партами сидело по четыре человека. Даже Мелло был здесь и прижимал альбом к груди. По правде говоря, Розенн хотелось увидеть ту самую Линду, которой восхищались близнецы Аэртон, взглянуть на её рисунки, и доказать, что она, Розенн Кроссманн, гораздо лучше всяких рыжих идиоток и их подруги.
Стоило вспомнить о близняшках Аэртон, как они вошли в классную комнату, о чём-то тихо разговаривая и хихикая. Мелло поднялся при виде их. При абсолютной схожести Аэртон, ему не составило труда вычислить ту, что сказала, что у него женская причёска.
— О, причесон, и ты здесь, — заулыбалась Хейзел, помахав вчерашнему знакомому, взглядом выискивая свободное место.
— Я Мелло, — пытался защититься мальчик. Он демонстративно похлопал ладонью по парте, показывая близнецам, что он занял для них два свободных места. Его план был прост: превзойти ту, что сказала, что у него женская причёска. Рисовать он никогда не любил, но посчитал, что быстро научится, если точно повторит за своим врагом.
— Причесон, а ты чего на рисование-то пришёл? — спросила Хейзел, садясь рядом с Мелло.
— Чтобы научиться рисовать.
— С твоей причёской тебе нужно учиться не рисованию, а макияжу.
Тиффани пихнула Хейзел локтём в бок, Мелло густо покраснел, не зная, как ответить на издёвку. Хейзел всё ещё злилась на мальчишку за то, что теперь ей придётся из-за него «волонтёрствовать», да и Тиффани разделяла её гнев, однако, перебарщивать сестре не позволяла.
— Хейзел шутит, Мелло, — вновь толкнула сестру Тиффани. — Я же правильно произношу твоё имя?
— Да, — буркнул мальчик.
— Я Тиффани. Это Хейзел.
— А это Мэтт, — расцвёл Мелло, дёргая за рукав мальчишку, сидящего рядом с ним и уткнувшегося носом в игровую приставку. — Да отвлекись ты от своей игры! Мы на уроке!
Казалось, Мэтта данный факт нисколько не смущал, и от игры его не смогла бы отвлечь даже разразившаяся в классе революция. Он пробурчал бесцветное приветствие и сел, скучающе подпирая голову рукой. Мелло с самого утра говорил о том, что поймал воров, что захотел выиграть художественный конкурс, и с таким энтузиазмом рисовал всё, что видел, что карандашом порвал тетрадь. Мэтт окинул хихикающих близняшек равнодушным взглядом, но не испытал по отношению к ним сходного духа соперничества.
Мисс Уокер, закончив рисовать мелом на доске свой шедевр, чтобы вдохновить учеников, поставила на длинную металлическую подставку обыкновенную белую кружку.
— Так, — негромко произнесла она, но весь класс притих, слушая её спокойный голос. — Я хочу познакомиться с вами и выявить ваш уровень навыка художника. Время не ограничено. Рисуйте так, как вам нравится.
— Мне нравится играть, — прошептал Мэтт, беря пальцами карандаш.
Мелло скосил взгляд на Хейзел, желая проследить за движением её рук по бумаге, но и Хейзел скосила взгляд на Мелло, рисуя, очевидно, не кружку, а чью-то голову. Карандаш, сжатый её умелыми пальцами, легко скользил стержнем по поверхности бумаги, оставляя на альбомном листе всё новые детали.
— Ты же рисуешь не кружку.
— Я рисую тебе причёску.
Тиффани вновь пихнула её в бок.
— Отстань, — буркнула Хейзел, не отрываясь от рисования. — Нарисую первое, что пришло на ум, и в библиотеку. Мне задали столько, что ночью спать я точно не буду.
— Читать по ночам меньше надо.
— Сказала та, что по утрам засыпает над раковиной.
Мелло отвлёкся от рисования, склонив голову набок, прислушиваясь. Он сам довольно часто проводил ночи в библиотеке приюта, учась, прилагая все усилия, чтобы превзойти ненавистного ему человека. И осознавать, что ещё кто-то ночью занимается, было для него непривычным. В такое время Мелло чувствовал себя во всём мире невероятно одиноким, тёмная комната библиотеки становилась его пустой и холодной вселенной, а настольная лампа — солнцем.
— А что вам задают? — не удержался от вопроса мальчик.
— Вряд ли ты проходил эти темы, Мелло, — ответила за сестру Тиффани. — Всё-таки… мы постарше будем. Сколько тебе лет?
— Почти пятнадцать.
— Ага, — хмыкнул Мэтт. — Пятнадцать без двенадцати месяцев. У него вчера День рождения был.
Хейзел не съязвила, да и лицо Тиффани приобрело какое-то очень грустное выражение. Близнецы переглянулись и одновременно подумали, как же это грустно, праздновать День рождения без родных. Делить один праздничный торт на двоих было традицией у сестёр, и они представили, как было бы досадно не драться за кусок пирога и не спорить из-за того, кто первая задует свечи. Да и осознание того, что мальчишка в свой День рождения ошивался поздней ночью по зимней улице, заставило девушек подобреть. Хейзел перевела взгляд на неровный, но очень старательный рисунок Мелло.
— Ну, не так же, — фыркнула она. — Да и начал ты рисовать неправильно. Смотри, как надо.
И, перевернув листок в своём альбоме, Хейзел провела краткий урок рисования для своего случайного ученика. Запоминая её движения, Мелло старался их повторить, и хотел, чтобы его рисунок выглядел настолько идеально, насколько это возможно. Конечно, сперва он подумал, что Хейзел опять задумала над ним какую-то издёвку, но от её спокойного тона голоса и объяснений всё недоверие быстро улетучилось.
Увидев увлечённость своей точной копии преподаванием, Тиффани взяла стул и подсела к явно заскучавшему от рисования Мэтту.
— Давай я тебя поучу рисовать?
Мэтт покраснел до кончиков ушей. В Доме Вамми не так уж и много взрослых девушек, все прыщавые, дети(Мэтт считал себя достаточно взрослым в свои тринадцать лет), или сами похожи на мальчиков. Женственность близняшек была такой чуждой и непривычной, что сердце Мэтта невольно дрогнуло.
— Нет, — буркнул он, пальцами сжав джинсы на коленях.
— Почему? Разве ты пришёл не научиться рисованию?
— Я пришёл бесить Мелло, — капельку осмелев, проговорил он. — И жаловаться ему всё время.
И тут же вновь раскраснелся от своих слов и открыл альбом для рисования. Мэтт устыдился не столько своей нелепой шутки, сколько улыбки Тиффани, адресованной ему. В это мгновение сильнее всего он желал, чтобы близнецы Аэртон как можно скорее ушли делать домашнее задание и позволили ему спокойно поиграть в приставку. И для него оставалось загадкой то, как Мелло удаётся оставаться таким спокойным и сидеть, не шелохнувшись, когда до его руки дотрагивается девушка. Лично Мэтта передёргивало так, будто через него пропускали электрический ток.
— Кстати, а ты не знаешь, где Линда? — поинтересовалась Тиффани.
— Не видел, — буркнул Мэтт, пытаясь рисовать пресловутую кружку. — Знаю, что Линда из-за вас вчера стала очень популярной.
— Явилась бы вчера на конкурс, — бесцветным голосом проговорила Хейзел. — Уделали бы мы её, и тогда не пришлось бы вам учиться рисовать.
Хейзел, как и обещала, надолго не задержалась на уроке рисования и, подписав листок именем «Владыка Саурон», засобиралась в городскую библиотеку. Мелло не хотел так просто отпускать своего творческого соперника. Подписав свой первый и, следует признать, далеко не сногсшибательный, рисунок в своей жизни именем, которое приросло к нему, как родное, Мелло повёл Хейзел в библиотеку Дома Вамми.
— Куда намылилась Аэртон с урока? — подойдя, поинтересовалась Розенн Кроссманн, свысока глядя на Тиффани и Мэтта. Близнецов она не различала, и ей было проще называть их по фамилии. — Наконец-то решила схлопотать проблем и вылететь из школы, как пробка из бутылки?
— И тебе доброго дня, Розенн, — не поднимая взгляда на старую знакомую, проговорила Тиффани. — Ты всегда такая добрая, как будто на завтрак сожрала ежа?
— Как вульгарно, — хмыкнула Розенн, стараясь не обращать внимания на неприлично громко хохотнувшего Мэтта. — И всё же, директор этого места будет рад узнать, что волонтёр отлынивает от своих прямых обязанностей. Но следует отдать должное. Обе Аэртон хотя бы явились сюда, в отличие от Блэк и Квин.
Розенн скосила самодовольный взгляд на своего единственного знакомого из приютских детей и недовольно хмыкнула, увидев, как он пытается рисовать кукольные лица под наблюдением мисс Уокер. Присутствие учительницы в классе создавало особую приятную атмосферу и нисколько не угнетало. Ученики могли спокойно разговаривать, но при этом задание выполняли старательно. Особенно приютские дети, из-за чего у Розенн создалось призрачное ощущение, что конкуренции на художественном конкурсе у неё прибавится. Но тут же она отбросила эту глупую мысль. Рисованию учатся не за два дня, даже пресловутые сёстры Аэртон не чувствуют, что достигли совершенства.
На секунду Розенн допустила мысль о том, что победу в следующем году можно будет и купить, но вновь не позволила себе рассуждать в корыстном ключе. Какой бы заносчивой и эгоистичной она ни была, но чувства чести и гордости были для неё превыше обыкновенного самолюбования. Сестёр Аэртон несложно одолеть финансово, но добиться чего-то самой, смотреть на лучших свысока — это, конечно, несказанно лучше. Зависть заставляла Розенн трудиться и работать над собой, а не заниматься самоедством и замыкаться на своих неудачах.
— Не бойся, малышка Ро, мама Уокер ещё обратит на тебя внимание.
От замечания Тиффани Розенн лишь недовольно хмыкнула. Мисс Уокер интересовала её только тогда, когда над ней нависала угроза увольнения, и смотрела она вовсе не на неё, а на долговязого мальчишку рядом с ней. Лицо его куклы приобретало чёткие черты и было настолько похоже на лицо самой Розенн, что девушка содрогнулась. Мисс Уокер ничего не замечала, а Артемис держал кисть, пускай и неумело, зато уверенно.
Артемис обернулся к Розенн и медленно улыбнулся ей, будто улыбка стоила ему усилий.
— М-мисс Уокер! — содрогнулась Розенн. — М-мне срочно надо к стоматологу!
И, пролепетав это, Розенн поспешила сдать незаконченную работу и выбежать из кабинета рисования.
— Это она из-за Артемиса, — робко пробормотал Мэтт. — Он… развлекается так. Делает кукол и подписывает их именами тех, кто ему не понравился. А потом размещает на своём чердаке.
Мэтт сжал губы и умолчал о том, что все куклы были подписаны именами врагов Артемиса, а размещал он их либо в разобранном виде, либо подвешивая верёвкой за шею. Чердачная комната первого преемника великого детектива была полна этих жутких, безликих болванок, которых было столько, что из-за них не было видно обоев.
— Ну, а ты чем увлекаешься? — спокойно проговорила Тиффани, с удивлением наблюдая за нервными, судорожными движениями Мэтта. Она готова была поклясться, что ещё немного, и мальчишка карандашом пробьёт альбом насквозь.
— И… играми, — буркнул Мэтт.
— Вот как? И какие же тебе нравятся?
Мэтту было стыдно признать, что чаще всего он играет в «Приключения Барби», поэтому в ответ он пробурчал название новинки игровой индустрии. Где это видано, чтобы мальчишка играл в девчачью игру? Но поддеть Мелло и лишний раз сказать ему, что игра про него, что это он кушает пирожки, атакует алмазами и носит розовые платья — бесценно.
— Твоя кружка больше похожа на кирпич с ручкой, — пробурчала Тиффани. — Впрочем, если часто будешь ходить на занятия к мисс Уокер, этот недостаток исправится.
Тиффани секунду подумала и подписала свой рисунок, который, к слову, был довольно реалистичным, именем «Амбар с ушами». Но сдавать готовую работу она не спешила, и Мэтт предполагал три варианта, объясняющих медлительность своей новой знакомой. Либо она остаётся подольше в классе, чтобы подождать сестру, либо она ждёт, когда Мэтт закончит рвать карандашом бумагу, либо её внимание привлёк пришедший практически под конец занятия человек. Рюдзаки. Человек, вызвавший у Мелло серьёзные подозрения, которыми заразился и Мэтт. У него японское имя, но на японца он похож так же сильно, как Мелло — на альтруиста. Новый преподаватель, которого абсолютно все воспитанники приюта изначально перепутали с Бейондом Бёздеем — они похожи, как две капли воды. Может, это и есть Бейонд, а не Рюдзаки? Вряд ли. Бейонд очень чистоплотный, он бы непременно надел носки перед тем, как обуться.
Шаркая подошвами кроссовок, Рюдзаки тихонько прошёл в кабинет, смущённый тем вниманием, что оказывают ему дети. Действительно, класс затих на те недолгие мгновения, за которые Рюдзаки успел дойти до своей парты и сесть, прижав колени к груди. Причина подобного поведения была проста: в первый же день пребывания в приюте Вамми Рюдзаки успел рассориться абсолютно со всеми юными воспитанниками.
Большинство детей, наскоро подписав листочки со своими работами, поспешили их сдать и выйти, чем весьма озадачили мисс Уокер. В кабинете осталось только пять человек, и помимо учительницы и Рюдзаки там задержались Артемис, Мэтт и Тиффани.
И изумление в глазах Тиффани приобретало какое-то тёплое и мечтательное выражение. Мэтт отвёл взгляд от её распаляющегося румянцем лица, вновь уткнувшись в рисунок. Невольно ему захотелось, чтобы хоть раз в жизни, хоть одна девочка посмотрела на него так же, как Тиффани на Рюдзаки.
Девушка поспешно отвернулась и пальцами провела по прядям рыжих волос, будто бы пыталась выбросить из головы ненужные мысли. Мэтт скосил взгляд на Рюдзаки, и, если раньше ему было глубоко плевать на новичка, то теперь он всем сердцем желал, чтобы Рюдзаки как можно скорее покинул классную комнату.
И лишь Артемис, лучезарно улыбаясь, поднялся со своего места, прижимая куклу к груди, словно дитя, помахал Рюдзаки, приветствуя его.
— А-Артемис! — испуганно воскликнула мисс Уокер, выхватив куклу из рук молодого человека. — Что же ты наделал! Теперь вся рубашка в краске.
Она отложила куклу в сторону, будто бы и не заботясь о своих усилиях, только что потраченных впустую, и пальцами коснулась рубашки Артемиса. Лицо молодого человека мгновенно стало пунцовым.
— Простите, мисс Уокер, — робко начал он. — Эта кукла была такой красивой, а я…
— Умою скипидаром, и будет чистенькой, — учительница упрямо оттягивала рубашку совсем смущённого парня и хмуро рассматривала цветастые пятна на белой ткани. — Без следов не отстирается. Нагоняй получишь за испорченную одежду, — она вздохнула. — Впредь будешь работать только в фартуке.
Артемис печально вздохнул, раздосадованный от слов мисс Уокер. Но тут же мгновенно опомнился. Он стал рассуждать, как в такой ситуации поступил бы его пример для подражания — L, — но был так смущён прикосновением мисс Уокер, что едва мог собраться с мыслями. В незнакомой ситуации ему было тяжко быть абсолютной копией L, за что Артемис начинал себя ненавидеть.
— Рюдзаки, — перевёл он взгляд на вошедшего, борясь со смущением. — Вы тоже решили порисовать?
— Проверяю, как у вас обстоят дела, — проговорил парень, задумчиво прикусывая ноготь большого пальца. — Мисс Уокер, судя по создаваемому шуму, дети вели себя невоспитанно.
— Я и не запрещала им шуметь, — мисс Уокер опустила взгляд в стол. Она нервничала, разговаривая с Рюдзаки, и не могла поднять на него взгляд, всякий раз удивляясь его нестандартной внешности. Впрочем, она никогда ни на ком долго не задерживала взгляда, из-за чего приобрела прозвище «Чудачка». — Мы же не на уроке. В смысле… уроки рисования не входят в учебную программу. Они здесь не ради оценок, а ради веселья.
— Понял, — Рюдзаки поднял взгляд на Артемиса, потом перевёл на Мэтта с Тиффани. — Можно посмотреть на работы учеников?
Мисс Уокер кивнула. Она прекрасно понимала, что этот человек, прошлым днём поймавший её с поличным, сейчас её попросту проверяет, и подобную инспекцию мисс Уокер, как и любой другой учитель, ненавидела.
— Разумеется.
Рюдзаки так резко выглянул из-за плеча Мэтта, что того передёрнуло. Рисунок был оценен внимательным, но совершенно равнодушным взглядом, что заставило Мэтта совсем поникнуть. Тиффани же не сводила глаз с необычного незнакомца.
— Ты стараешься слишком сильно, Мэтт. У тебя сломан карандаш, — и, сказав это, парень отправился к учительскому столу, шаркая подошвами ботинок.
По тому, как бегло этот человек просматривал работы учеников, ему было совершенно плевать на их потуги в творчестве. На секунду он задержал взгляд на рисунке Розенн, усмехнулся с работы Хейзел.
— Сколько художественных школ участвовало во вчерашнем конкурсе, мисс Уокер?
— Участники прибыли со всех крупнейших городов Великобритании. Уинчестер входил в их число.
— И вы выучили победителей? Впечатляет.
— Да ученики мисс Уокер заняли все призовые места! — подскочила с места Тиффани. — На втором месте была Эбигейл Блэк, а на третьем — Розенн Кроссманн! А вот Шарлота Квин победила среди участников младших классов! — она фыркнула. — И это всё без Линды. Линда бы обставила меня с Хейзел, я уверена.
— Вы очень зациклены на этой девочке, — продолжал Рюдзаки, пальцами прижав к столу листок с рисунком, подписанным именем «Мелло». — Что вами движет? Желание блеснуть манерами? Лицемерие?
— М-манерами?.. Лицемерие? — пискнула Тиффани, багровея от ярости, а после, выдержав паузу, сердито процедила сквозь зубы. — Наша с Хейзел победа несправедлива. Не собираемся мы с ней соглашаться.
Тиффани оставила свой рисунок на столе, дрожа от ярости, крепко сжимая кулаки, боясь, что эмоции возьмут верх над разумом. Оставаться в этом кабинете вместе с этим человеком ей совершенно не хотелось, а несправедливое обвинение полоснуло острым лезвием по её самолюбию.
На такой весьма негативной ноте завершился первый день волонтёрства хулиганок.