***
Оставшись на уроке рисования, Тиффани скучающе выводила на альбомном листе круги, которые превращались в спирали, и прямые линии, которые в скором времени становились решётками. Она не замечала шума класса и была рада отсутствию подруг, ведь сейчас у неё появилось время подумать. И, как бы девушка себя ни отвлекала, что бы ни пыталась вывести на бумажном листе, все рисунки превращались в круги и линии, а мысли постоянно возвращались к Рюдзаки. «Что вами движет? Желание блеснуть манерами? Лицемерие?» — звучали в голове Тиффани слова Рюдзаки. Порой она бросала в его сторону недовольный взгляд, задерживала его на мгновение, стараясь точнее запомнить образ молодого человека, и со вздохом возвращалась к самой бесполезной работе в своей жизни — кругам и линиям. Мягкая рука опустилась на плечо девушки. — Тиффани, — раздался голос мисс Уокер, как всегда заботливый, добрый, любящий. — Ты бы развеялась. Скоро каникулы, и победительнице конкурса нечего сидеть на скучном волонтёрстве. — Я победила вместе с Хейз, — шикнула в ответ Тиффани. — Эби вчера не явилась сюда. В итоге у неё были проблемы. — Эбигейл преувеличивает, — пожала плечами мисс Уокер. — Её могли припугнуть, но… разве я допущу, чтобы моих учеников затаскали по судам? Вы несовершеннолетние, и всю ответственность за вас я возьму на себя. Тиффани вздохнула. — Хейз жду. Она с местным мальчишкой сдружилась, вот теперь ходит к нему. — Ты тоже подружилась бы с кем-нибудь, — улыбнулась мисс Уокер. — Вот, например, рядом с тобой сидит очаровательный молодой человек. Тиффани даже не заметила, что рядом с ней кто-то сидит. Повернувшись, она удивлённо воскликнула: — Мэтт! — вздрогнула девушка. Её лицо залилось густой краской стыда. — Как ты..? Почему ты..? — Не хотел отвлекать, — пробурчал Мэтт. — Ты же так увлечена разглядыванием Рюдзаки. Тиффани побагровела. Мэтт не знал, что злит его больше: что девушка, показавшаяся ему симпатичной, не обращает на него внимания, или, что она обращает внимание на человека, которого терпеть не может весь приют. Проблемных детей здесь много, у кого-то даже были проблемы с полицией, но такой, как Рюдзаки, смог объединить их всех против себя. — Ничем таким я не увлечена, — нахмурилась Тиффани и высокомерно вскинула голову. — Не нужно так резко реагировать, Тиффани, — примирительно проговорила мисс Уокер. — Ты посматриваешь на Рюдзаки, а молодой человек поглядывает на тебя. Разве можно злиться во время такой умилительной сцены? Учительница оставила своих собеседников, позволяя им молча сгорать от стыда. — Не смотрел я на тебя, — пытался оправдаться Мэтт, но Тиффани только невольно заулыбалась от его неумелой лжи. — И вообще, не нравятся мне рыжие. Невольно Тиффани вспомнила маму и папу. Мама старше отца на год и всё время помыкает его фразой «Вот я в твои годы…». Тиффани тоже так делает, когда общается с Хейзел, хотя разница в возрасте близнецов — какие-то незначительные минуты. И невольно Тиффани задумалась: а будет ли она так же поступать со своим молодым человеком? Или так будет поступать Хейзел? И впервые она представила Мэтта взрослым, высоким и таким же смущённым, как и сейчас, на уроке рисования. — А ты чего тут делаешь-то? — склонила голову набок Тиффани. — Мог бы и отдохнуть. Рисование обычно проводится дважды в неделю. Мэтт насупился. Не говорить же ему прямо, что он пришёл сюда, потому что захотел побыть с понравившейся ему девушкой, и, возможно, привлечь её внимание. И как это Мелло удаётся так смело подходить к девчонке и тащить её в библиотеку? — Мелло жду, — угрюмо пробурчал Мэтт. — Всё равно заняться нечем, а по поручениям директора я бегать не хочу. — Так шёл бы со своим приятелем в библиотеку, — Тиффани заулыбалась, вновь бросив неосторожный взгляд на Рюдзаки, но быстро отведя его в сторону. — Или он хочет произвести на мою сестру впечатление наедине? — Второй вариант, — фыркнул Мэтт. — Впервые он говорит не только о том, как занял второе место в рейтинге успеваемости. — Какой хвастун… — Нет, — продолжал мальчик. Тиффани заметила, что Мэтт более разговорчив, когда зол. — Переживает, что так и не сможет стать лучшим. Тиффани вновь заулыбалась. Утверждение Хейзел о том, что приютский мальчишка однажды станет политиком, теперь приобретало смысл. — Пойдём, подглядим за ними? — хихикнула девушка. — Здесь сидеть скучно, а так хоть повеселимся. Мэтт кивнул. Никто не откажет себе в удовольствии поиздеваться над лучшим другом, когда тот чувствует себя неловко. Мальчишка не был завсегдатаем библиотеки, предпочитая учиться по учебнику и не усложнять и без того тяжкого процесса образования. Библиотекарь не обращал внимания на детей, если они не шумели и не забирали книги с собой, забывшись. Тиффани поразили размеры библиотеки. Даже в их с Хейзел девичьей школе, считавшейся довольно престижной, библиотека была куда скромнее, и необходимые книги часто приходилось приобретать самим. Здесь же было, где развернуться и где потеряться, и Тиффани не была уверена в том, что Хейзел и Мелло удастся найти сразу среди лабиринта книжных шкафов. Впрочем, поиски не доставили особых хлопот. Мелло и Хейзел сидели друг напротив друга у деревянного стола возле окна. Учебники лежали перед ними раскрытыми, но оба на них не обращали никакого внимания. Хейзел о чём-то рассказывала, задумчиво глядя в окно, а Мелло слушал с неподдельным вниманием, широко раскрыв глаза. Он замер, весь обратившись в слух, и невольно Тиффани стало интересно, о чём глаголит её копия. Мэтт не стал терять времени зря. Он уселся за спиной Хейзел и бесшумно замахал руками, привлекая к себе внимание Мелло. Мальчишку отвлечь было непросто, и невольно Тиффани умилилась юному ухажёру своей сестры. Мэтт — зажатый парень, а Мелло — несдержанный, эмоциональный. Он обратил внимание на Мэтта, как только Хейзел замолчала, делая паузу, чтобы отвести взгляд. И тогда Мэтт, ехидно усмехаясь, руками изобразил поцелуй. Мелло так и вздрогнул, густо покраснев. Хмурясь, он опустил взгляд на лежащую перед ним плитку шоколада и откусил кусок, злясь на себя за свою робость. Если бы рядом не было Хейзел и её сестры, он бы точно треснул Мэтта книгой по бошке, но в их присутствии сдерживался. Перед Хейзел ему хотелось выглядеть хорошим, хотелось нравиться. И поэтому каждая неудачная фраза, каждый миг смущения или неловкости так отдавался в Мелло, что он мгновенно терял уверенность в себе. — Ах, да, — негромко произнесла Хейзел. — У тебя же День рождения был недавно… Тиффани вновь улыбнулась. — Мы с Тиффз вчера рассказывали маме об этом месте, — продолжала Хейзел. — О тебе, естественно. После этих слов Мелло просиял. Он с большим трудом сдерживал улыбку. Подобное внимание было для него лучшим комплиментом. — И, так как в твой День рождения знакомы мы не были, — девушка протянула пареньку большую пластиковую коробку. — Поэтому я, мама и Тиффз поздравляем тебя с опозданием. Надеемся, ты не против. Мелло часто заморгал и закусил губу. Слёзы жгли его глаза. Он уже успел забыть, что на праздники дарят подарки. Приютские дети… что они могут подарить? Все они озлобленные, жадные и отдавать что-то своё не намерены. Да и что у них было, кроме имущества, которое принадлежит приюту, а не им? Ничего своего. Последний подарок ему подарила мама, без конца называвшая Мелло «мой золотой лучик». Это был футбольный мяч. Мелло открыл коробку и уже не смог удержать слёз. Печенье. Фигурное, с шоколадной глазурью, в форме зверюшек, людей, колец и улиток. — Мама сказала, что в такой день дети не должны оставаться одни, — Хейзел грустно улыбнулась. — И я с ней совершенно согласна. Мы втроём пекли их полночи. Все были в муке, шоколаде и… Мелло поднялся из-за стола и подошёл к Хейзел. В своих объятиях он стиснул её так крепко, что у девушки перехватило дыхание. Он не произнёс «спасибо», да и не смог бы — боялся, что вместе со словами наружу вырвутся рыдания. Хейзел обняла его в ответ, и это объятие было полно материнского сочувствия и сострадания. Трагическая случайность отняла у Мелло родителей, отняла у него то, без чего не способен жить ни один живой человек — любовь. И в Хейзел, в её маленьком подарке, в её словах было отражение той любви, которой он был так несправедливо лишён. И сейчас, впервые за долгое время, сжимая кого-то в объятиях, Мелло чувствовал себя виноватым, недостойным этой любви. В конце концов, если бы не он, Хейзел бы спокойно отмечала Рождество, и ей не пришлось бы думать о каком-то осиротевшем мальчишке. — Хейзел, прости меня, — с трудом прошептал Мелло. — Не стоило мне за вами гнаться… — Ты чего нос повесил, причесон? — улыбнулась Хейзел, невольно поглаживая мальчишка по волосам, по спине. — Ты поступил храбро. Другой бы поджал хвост при виде воров. — Если бы не я… — Цыц, — Хейзел улыбнулась. — Я рада, что оказалась здесь. Мелло почувствовал, будто что-то внутри у него сломалось. Растаял тот ледяной барьер, которым он отгородился от людей после смерти матери, когда поклялся ни к кому не привыкать и никого к себе не подпускать. Даже к Мэтту, к своему лучшему другу, он относился с пренебрежением и недоверием. Ладонью он закрыл глаза. Слёз в этот раз ему сдержать не удалось. Он, впервые за долгое время, оплакивал родителей, оплакивал своё счастье, которого так рано лишился, оплакивал того радостного ребёнка, тот «золотой лучик», который давно умер вместе с прежней жизнью Мелло. Хейзел гладила его волосы, — совсем как мама, когда Мелло разбил колено в кровь после первой поездки на велосипеде, — и ничего не говорила, понимала, что сейчас слова совершенно не нужны. Он не хотел отпускать Хейзел. Боялся, что если отпустит, её тепло, её любовь и забота исчезнут. Но этого не случилось. Хейзел теперь всегда была рядом. В его сердце. Стоило лишь подумать о ней, стоило лишь вспомнить звук её голоса, её улыбку и взгляд, как возвращались и тепло, и любовь, и счастье. Мелло утёр слёзы и поспешил так же крепко обнять Тиффани. — Спасибо, — дрогнувшим голосом проговорил он. — Спасибо вам. И простите меня. Я виноват… Тиффани улыбнулась и с сочувствием похлопала мальчишку по спине. — Эй, если ты не улыбнёшься, мы на тебя обидимся, — она подмигнула ему. — Кыш пробовать. Уроки, или чем вы там занимаетесь с Хейз, подождут. Мелло кивнул. На этот раз он улыбнулся. Так тепло и искренне, что для Тиффани это было искреннее любых, даже самых красочных, слов благодарности. — Мэтт, — произнес Мелло. — Мне столько сладостей подарили! Пойдём есть. Возразить Мэтт не успел, а может, и не хотел. Мелло схватил его и Тиффани за руки и поволок к столу. Конечно, проносить еду в библиотеку запрещалось, но этим ранним зимним вечером двум воспитанникам Дома Вамми и двум гостьям было совершенно наплевать на этот запрет.Глава 4
14 мая 2017 г. в 23:23
Тишину нарушил чей-то всхлип. Совершенно негромкий, практически незаметный звук привлёк внимание сидевшего на подоконнике Ниа и заставил вздрогнуть. Странно было услышать подобный звук в совершенно пустом коридоре — дети были либо в своих комнатах, либо в кабинете рисования, либо в библиотеке. Ниа всегда старался быть неприметным для других детей, всегда выбирал безлюдные места и проводил сутки в одиночестве — настолько неприятным и отталкивающим был он для детского общества. Если он нёс игрушки в руке, их крали и прятали, учебники — выбивали из рук, еду — могли испачкать ею и без того застиранную одежду Ниа. Никто его не любил, никому он не нравился, и поэтому, услышав чей-то всхлип, мальчик не испытал жалости, а испугался.
Он нерешительно поднял взгляд на выходящую из-за угла девочку, которая была не старше его. В приюте он её точно не видел, значит, она одна из популярного художественного класса. Ниа тоже хотел бы пойти туда, но так волновался из-за реакции других детей, что каждый раз обходил кабинет стороной. Девочка плакала так горько и шла, опираясь ладонью о стену, что даже боящийся общества Ниа не выдержал и решил проявить участие.
— Что с тобой? — он сполз с подоконника и, шаркая широкими тапочками об пол, подошёл к девочке.
— Я заблудилась, — заливаясь слезами, с трудом промолвила девочка. — Если я не появлюсь опять в классе, Роджер… Роджер…
Она закрыла лицо ладонями и плакала так безутешно, что Ниа несмело опустил руку ей на плечо. Сперва он испугался, что она ударит его по руке, но эта девочка не была такой, как другие приютские дети. Она нуждалась в утешении настольно, что невольно прижалась к Ниа, словно к родителю или защитнику. Ощутив шеей её мокрую от слёз щеку, Ниа, совершенно обескураженный таким жестом, задрожал от смущения и неуклюже опустил худые руки ей на плечи.
— Я из приюта, — он старался говорить как можно спокойнее, но голос его был неровным. Неловко Ниа погладил девочку по спине, надеясь её утешить. — Могу показать дорогу.
Всхлипывания девочки становились тише, а потом и совсем прекратились. Она небрежно вытерла глаза рукавом и посмотрела на Ниа. Её распухшее от плача лицо не блистало красотой, было угловатым, как у любого подростка, но даже в таком виде она показалась мальчику милой. Точно не приютская. У приютских девочек нет такой нежности в чертах лица, такой наивности и мечтательности во взгляде. Да и слёзы они прячут, не позволяя слабости взять над собой верх.
— Умоешься? — Ниа отвёл взгляд, по привычке накручивая прядь волос на палец. — Выглядишь… нюней.
— Ой, — она поспешила отвернуться, стеснительно пряча лицо руками. — Отведи, пожалуйста. Я… а в кино плач всегда выглядит красиво!
Позже Ниа тщательно обдумал быструю перемену темы и рассудил, что таким образом девочка пыталась скрыть смущение. Он прошёл впереди, ведя за собой незнакомку, которая семенила рядом, негромко шмыгая носом.
— Я никого не нашла, пока шла по коридорам, — негромко начала она, но Ниа не отвечал, наперёд зная, что она его очень скоро возненавидит. Да и не умеет он общаться. — Но только тебя и встретила — странно, правда? Вообще, у меня рисование должно быть завтра, но этот страшный человек вчера позвонил домой, а родители так разволновались, — она шумно вздохнула. — Я даже в школу сегодня не ходила, так переживала.
Ниа молчал. Он махнул рукой на дверь женского туалета в конце коридора и поднял на девочку прощальный взгляд. Но, очевидно, она не собиралась так просто уходить.
— А меня Шарлота зовут. Давай дружить?
Ниа вздрогнул, и от взгляда Шарлоты это не ускользнуло. Она не знала, что таким простым, совершенно наивным вопросом подарила утонувшему в отчаянии мальчишке живительный вдох, зовущийся надеждой. Надеждой на спасение от одиночества, надеждой понравиться кому-то. Ниа улыбнулся.
— Давай. Меня Ниа зовут.
— Ниа, — Шарлота повторила, чтобы не забыть. — Сейчас я умоюсь, а потом пойдём к мистеру Рувье? На рисование я всё равно опоздала, но хоть отмечусь.
Ниа кивнул. И, пока ждал девочку, прислонившись спиной к стене, всё прислушивался к шуму воды из умывальника, шороху одежды, страшно боясь и переживая, что Шарлота исчезнет или передумает выходить, возненавидев Ниа за одно его существование.
К кабинету директора приюта они шли в тишине. Шарлота страшно нервничала, боясь разговора со взрослым и строгим человеком, а Ниа был далеко не самым общительным маленьким мальчиком. Невольно он позавидовал Мелло, который никогда не стеснялся вставить слово или кого-нибудь ударить, или Артемису, которого любили за язвительные саркастичные замечания. Ниа никогда не полюбят. Слова с лёгкостью не слетают с его языка, его неуклюжее тело не способно на быстрые и сильные движения, а за разум его от души ненавидят. Ниа подумал, что ему нужно быть с Шарлотой поглупее — он не хотел, чтобы девочка тоже обходила его стороной.
Но у дверей кабинета Роджера Рувье их ожидал сюрприз. Присев на корточки, чтобы глаза были на уровне замка, беспардонно вскрывал закрытую дверь кабинета стержнем шариковой ручки Бейонд Бёздэй. Этот парень и раньше проделывал нечто подобное, а после ловко закрывал дверь, скрывая следы преступления. Ниа удивился, узнав, что этот невоспитанный хулиган — один из умнейших людей приюта Вамми. Рядом с ним стояла девушка, и, увидев Шарлоту, она приставила палец к губам, веля ей замолчать.
— Эби! — шикнула девочка. — Эби, что он делает?! Почему ты его не остановишь?!
— А почему я должна останавливать лапулю? — хмыкнула Эби. — Сперва я хотела выбить дверь в кабинет этого старого овоща, но Бейонд сказал, что это его не заденет.
Шарлота замялась.
— Вам что, заняться нечем, кроме как вредить исподтишка? — решил прийти на помощь Шарлоте Ниа. Присутствие хрупкой девочки делало его смелее. — Это трусость.
Эби фыркнула.
— А вредить напрямую этому старому овощу — безрассудство. Он — директор приюта, а я — подросток, оканчивающий школу. Я, конечно, сногсшибательна, но этому импотенту не оценить моего обаяния. Ну и… он профинансирует нужных лиц, чтобы испортить мне жизнь.
Замок щёлкнул, и дверь открылась внутрь. Шариковую ручку Бейонд спрятал в кармане джинсов, а руки тщательно протёр после её использования.
— Ты лучший! — радостно подпрыгнула Эби и с благодарностью кокетливо обняла парня. Ниа был готов поклясться, что впервые видит, как лицо Бейонда вместо болезненно-бледного становится пунцовым.
Не тратя времени зря, Эби прошла в кабинет. В нём было довольно чисто и опрятно, но запахи старых книг, воска и кислого сыра заставили девушку поморщиться. Это место было для неё подобно сброшенной змеиной шкуре, в которой, к счастью, не было самой змеи — Роджера Рувье.
Эби бросила равнодушный взгляд на стол с документами, и, убедившись, что они важные, открыла окно, зачерпнула ладонями снег с подоконника и похоронила ценные бумаги под белоснежным бугорком. Талая вода сделает своё дело и испортит бумагу, а Эби щедро сыпала снег на стол, пока на подоконнике не осталось только тонкого слоя инея. Она жёстко опустила ногу на стул, из-за чего ножки с жалобным треском прогнулись. Поставив сломанный стул прямо, она надеялась, что её недруг не заметит дефекта и усядется на него.
— У меня есть идея, — задумчиво промолвил Бейонд, пройдя в кабинет. — Достань свои краски.
Не нужно было быть гением, чтобы понять, как парень ненавидит это место. Не сам кабинет, а весь приют и персонал, и от этой неприязни Эби недоумевала. Бейонд был достаточно умён, чтобы понимать, что к месту, где его кормят и обучают, нужно относиться с уважением, но даже толики симпатии он не испытывал. Мрачный взгляд пылал от свирепой ярости, и Эби даже поёжилась от таких ярких эмоций. Её руки тряслись, когда она открывала сумку и подавала коробку с баночками гуаши.
— Одолжу тебе свои, — он аккуратно открыл банку, стараясь не испачкаться. — Я довольно чистоплотный. Если здесь останется грязь, меня и моё окружение не заподозрят в пакости. А теперь отойди.
Он подбросил вверх первую баночку, и она, завертевшись в воздухе, оставила яркие, жидкие, густые брызги на полу, потолке и стенах. Очень скоро болотно-жёлтую гамму кабинета разбавили пятна ярких красок, сразу же бросающиеся в глаза.
Баночки Бейонд забрал, не забыв тщательно их протереть, дверь закрыл, и ручку, свои руки и саму дверь ожидала необходимая гигиеническая процедура. Эби хихикала, закрыв руками нижнюю часть лица, Ниа и Шарлота стояли, разинув рты.
— Мой герой, — озлобленно хихикала Эби. — Ради выражения лица старого овоща, когда он вернётся в кабинет, не жалко и новые краски купить.
— Невоспитанные, — задыхаясь от негодования, проговорила Шарлота. — Невоспитанные хулиганы!
Впрочем, нельзя было сказать, что она была недовольна случившимся. Со вчерашнего неприятного разговора, она затаила на Роджера Рувье глубокую обиду. Ей не было жаль озлобленного старика, и она была даже рада небольшому преступлению.
— Идём, Ниа, — Шарлота потянула своего нового знакомого за рукав рубашки. — Не хочу, чтобы нас обвинили в вандализме.