Игра Демиурга

      Ветер подталкивал в спину. Кровь билась в висках…       Ветер холодил свежую рану. Кровь обжигала пальцы…       Ветер трепал разорванные края рубашки. Кровь стремительно сбегала по кончикам пальцев…       Ветер макал клочья ткани в алые ручейки. Кровь падала крупными каплями в дорожную пыль…       Ветер торопил беглеца.       Кровь гнала по венам смертельный яд, занесенный в рану.       Гарретт бежал, сильный ветер внезапными порывами помогал и ему, и преследователям. Ветер двуличен… или безразличен, никто не в силах его понять, он помогает и мешает одновременно, ему все равно на судьбу человека или кого-то еще, он просто выбрал это направление этой ночью. Ветер приносил мерзостный запах мертвецов, которые, будучи еще вполне целыми, бежали быстро, не отставая, и, казалось, потихоньку сокращая дистанцию. Нужно свернуть во дворы, затеряться среди мелких улочек. Скрыться в каком-нибудь из этих высоких зданий, небрежно разбросанных по городу, словно без всякой системы. Опять занялся дождь, это безусловно было на руку вору…       Дождь усиливался, пожирая звуки в монотонном гомоне падающих капель. Унылые серые развалины окружали беглеца. Мертвые преследователи отставали, но все так же упорно бежали за ним. А Гарретт несся, мастерски лавируя и выбирая кратчайший маршрут через разрушенные, заваленные обломками дворы, выбегая на пыльные проспекты и неожиданно сворачивая в узкие переулки, стараясь запутать следы.       Через несколько часов пряток по подворотням мастер-вор осторожно прокрался сквозь распахнутые стеклянные двери в огромный, давно пустовавший, пыльный холл. Повсюду шик былой роскоши потускнел, покрывшись паутиной забвения. Незваный гость бесшумной тенью проскользнул на черную мраморную лестницу. Поднявшись на последний из уцелевших этажей, Гарретт интуитивно выбрал наименее заметный уголок, укрытый стоявшим под углом огромным куском стены. Недавно закончившийся дождь снова накрапывал, и вор спрятался в импровизированный шалаш. Незаметный для входящих, сам он прекрасно видел лестничный проем — позиция была достаточно безопасной.       Гарретт прилег, облокотившись спиной о накренённую столешню сломанного деревянного стола, оставшегося без ножек и накрывавшего ворох бумаг и мелкого хлама. Первым делом стоило заняться раной: сняв перчатку и элемент кожаной брони, он закатал рукав и внимательно осмотрел рану. Место укуса выглядело паршиво, по-прежнему обильно кровоточило. За время побега края раны покрылись пылью, а некоторые ручейки кровоподтеков запеклись бурыми корочками. Достав небольшую фляжку с чистой водой, он стал промывать рану.       Наполненная в лесном ручье фляжка оказалась как нельзя кстати. Чтобы остановить кровь, Гарретт отрезал от рубашки длинную полоску ткани и аккуратно перемотал импровизированным бинтом рану. Закончив, он откинулся назад, но не позволил себе расслабиться, продолжил внимательно наблюдать за дверным проемом, ведущим к лестнице. Выл ветер, развалины поливались дождем, но, вопреки сырой промозглой погоде, раненый чувствовал жар, а безумный стук никак не желающего успокоиться сердца отдавался болью в висках. Несколько раз вор порывался подняться и прогуляться — осмотреть здание, но нужно было сохранить быстро утекавшие силы на случай нежданных гостей.       Гарретт всего на мгновение прикрыл усталые глаза… как в шуме дождя появился новый звук — равномерный, гулкий — шаги. Шагающий появился и, прихрамывая, вошёл в комнату. Мертвец. Снова мертвец. Стараясь не дышать, вор следил, как ходячий труп прошел в дальний угол комнаты и развернулся. Застыв на мгновение, мертвец завопил, громко созывая своих сородичей, и бросился в сторону человека. Гарретт, не теряя времени, натянул лук и на вскидку, не целясь, пустил взрывную стрелу в сторону обнаружившего его врага. На лестнице внизу послышался шум и несвязные вопли. Погоня возобновилась.       В этот раз сбить преследователей с толку и окончательно потеряться в сером лабиринте никак не удавалось, наоборот, казалось, что мертвецов становилось только больше…       Догнали…       Окружили…       Загнали как дикого зверя…       Отвратные, сгнившие, источенные червями тела навалились толпой, вгрызаясь в плоть, разрывая бледную человеческую кожу и сильные мышцы атлета, упиваясь теплой кровью, брызжущей из ран на животе и шее. Несчастный пойманный вор бился в ужасающей агонии и желал только скорее умереть, лишь бы не чувствовать как тошнотворного вида мертвец, начисто лишенный кожи, отрывает ему левую руку: рвутся мышцы, лопаются как перетянутые струны сухожилия, темная кровь заполняет разрывы. Никак не наступал и спасительный обморок, который мог бы освободить, спасти разум, скатывавшийся в трепещущую бездну безумия. Гарретт безмерно долго чувствовал как его разрывают, обдирают кожу и обгладывают живьем, и как по капле из него утекает жизнь и здравый рассудок вместе с ним. Неизвестно, в какую тьму вор погрузился прежде: в спокойствие смерти или в воющее безумие…