Упрямый преподаватель

— Здравствуйте, мистер Ларсен, — постучав в дверь, Исак открыл ее и поздоровался с ректором. Перед ним стоял низковатый плотный мужчина лет пятидесяти. Мужчина, который, только завидев студента, добродушно ему улыбнулся. — Добрый день, Исак. Проходи, садись. — Нет, спасибо. Я просто пришел на лекцию, но меня выгнали и сказали без вас не приходить, — смущенно ответил Вальтерсен. — Вы не могли бы сказать мистеру Найшейму, что я учусь на своем курсе? — Мистер Найшейм, говоришь. Он к нам только недавно пришел, еще многого не знает. Но если бы ты приходил на лекции чаще, то этого инцидента не произошло бы, Исак, — мистер Ларсен всегда хорошо к нему относился, почти как к сыну, но не выходил за рамки. Если от университета требовался человек, который мог бы представить универ на конференции или просто конкурсе, этим человеком оказывался именно Исак, потому как он умел преподнести материал и, что не менее важно, знал практически все. Исак был начитанным молодым человеком с вредными привычками, которые, собственно, и не влияли на его знания. — Да, я понимаю это. Просто весь последний месяц я был занят проектом, который наш университет должен представить на конференции в следующий понедельник. Простите, но я совсем замотался, мистер Ларсен, — Исак давил на жалость. Он знал, что его собеседник, как никто другой, понимает, насколько важен его труд во имя универа. — Ладно, Исак, пойдем, я все объясню мистеру Найшейму, — похлопал по плечу и вывел из кабинета. Через пять минут они уже стояли у аудитории, и первым вошел ректор. Найшейм, казалось, даже не обратил внимания, продолжая что-то рассказывать студентам. — Мистер Найшейм? — Да? — по стойке смирно встал, развернувшись, и, кажется, был более чем удивлен, когда за спиной ректора заметил Исака. — Здравствуйте. — Добрый день. Мне передали, что вы не хотели впустить студента на лекцию. — Да, но я впервые его вижу. Он не посетил ни одну лекцию, мистер Ларсен. — Могу вас заверить, что этот студент, Исак Вальтерсен, учится именно на этом курсе. И поэтому может посещать ваши лекции вместе с остальными студентами, — тихим спокойным голосом сказал мужчина, пока лицо Найшейма исказилось в гримасу не злости, но раздражения. — Простите, но я не знаю, зачем он пришел именно сегодня. У нас уже через пару дней зачет, а допустить я его не могу, — улыбнулся Эвен, найдя причину. — Боюсь, Исаку придется прийти только на пересдачу в лучшем случае. — Хорошо, на пересдачу — значит на пересдачу. — Мистер Ларсен, — обратился к нему младший. — Пересдача будет как раз в тот день, когда у меня будет выступление. Я никак не смогу присутствовать на обоих мероприятиях. — Мистер Найшейм, я сожалею, но вам придется принять зачет у Исака именно через несколько дней. И это не обсуждается, — с этими словами ректор вышел за двери аудитории, пока лицо Найшейма вытягивалось в удивлении и возмущении. Исак же нахально улыбнулся и подмигнул ему, проходя и садясь рядом со своим другом, Юнасом. Все студенты смотрели на них с открытыми ртами в восхищении. — Хорошо, — собрался Эвен, — продолжим лекцию. Гамсун с легкостью играет с читателем, воздействуя на его сознание и чувства, вызывая самые разнообразные эмоции и мысли. При этом язык для писателя остается не более чем средством, он не старается его приукрасить, порой, даже наоборот — иной раз намеренно добавляет грубоватые и «неотесанные» фразы. Вопрос: зачем? Кто-нибудь может ответить? — Я могу, — поднял руку, ничуть не стыдясь, Исак. — Отвечайте. — Таким образом, Гамсун практически издевается над писателями, которых так заботит вычурность их произведений. О литературном кризисе (в мире и в Норвегии) Гамсун говорит еще на заре своего творчества, где жестко критикует модные в те времена стилистические увлечения и отсутствие личностных портретов. — Абсолютно верно. Мировую известность Гамсуну принес роман «Голод», впервые опубликованный полностью в 1889 г. Кто-то может рассказать о нем всей аудитории? — опять поднял руку Вальтерсен. — Отвечайте. — «Голод» — во многом автобиографическое произведение, повествующее о жизни и страданиях молодого интеллигента в Христиании, тщетно пытающегося себя прокормить посредством публикации своих статей в периодических изданиях. Гамсун в необычной манере передал сложные психические состояния героя, его настроения, переходы от отчаяния, гнева, тяжелой озлобленности к своеобразной эйфории — обманчивому подъему сил. Читатель… — Спасибо, достаточно. Художественные особенности «Голода» обнаруживали типологическое сродство Гамсуна с поэтикой произведений Достоевского. Более того, автор любит часто и много говорить о русской литературе вообще. Кто хочет доказать всем это? — опять обращение ко всем студентам, но все притихли и даже не собирались поднять на него глаза. Зато Вальтерсен гордо и с долей издевки смотрел на преподавателя, давая понять, что он все это знает. И он опять поднял руку. — Хорошо, отвечайте снова. — Например, в «Мистериях», Гамсун устами своего главного героя предлагает собеседникам сравнить три наиболее значимые, по его мнению, исторические фигуры, среди которых оказываются Лев Николаевич Толстой и Иисус Христос. В «Путешествии по сказочной стране» Гамсун, рассекая просторы необъятной России, неоднократно возвращается к теме «великой русской восьмерки»: именно такое число русских писателей он для себя выделяет. Особое место здесь занимает Достоевский. «Достоевский — единственный художник, у которого я кое-чему научился, он — величайший среди русских гигантов», — писал он своей жене Марии Андерсен. — Спасибо, это было впечатляюще, Исак, — с долей восхищения, которую он неумело скрывал, сказал Эвен и хотел было продолжить, но прозвенел звонок, оповещающий об окончании занятий. — Спасибо всем, вы можете быть свободны. Студенты спокойно собрались и вышли из аудитории, а Найшейм закрылся и сел в свое кресло. Слишком много эмоций вызывал новый студент. Да еще и имя его… Исак… имя, которое он носит на запястье. Все слишком сложно в его жизни. И неправильно. Студенты не могут встречаться с преподавателями. Это негласный закон. — Чувак, ну ты и опустил его! — вскрикнул Юнас, когда они вышли из универа. Исак сразу достал сигареты и прикурил одну: нужно было снять все это напряжение. Он слишком много думает о голубоглазом ангеле, с которым, похоже, испортил отношения. Хотя он просто обязан узнать того получше. Обязан. — Я не хотел опускать его. — Но это было круто, — не унимался Васкес, продолжая восхищенно восклицать. Слишком эмоционально, по мнению Исака. — Так когда у нас зачет? — Послезавтра. — Блять. Реально? У меня были планы, — взвыл парень и состроил обреченное выражение лица. — А что не так? — Эмма. — А, так у вас свидание? Она все-таки заполучила тебя? — смеясь, пихнул его в бок Юнас. — Можно и так сказать. Мне скучно, а так хоть какое-то развлечение. Да и всем удобно, в конце концов. — Особенно тебе, когда она ляжет под тебя, да? — Да заткнись ты, придурок. Я имел в виду не такую выгоду, просто есть отмазки для родителей, а то им хоть и похуй, но за ориентацией моей следят. А если узнают, что я би, то совсем свихнутся. — Да ладно, я же все понимаю, чувак, — Юнас потрепал того за волосы, так что теперь ни о какой прическе и речи быть не могло. Но они не заметили, как из окна второго этажа на них устремилась пара голубых глаз, чей обладатель не мог выкинуть из головы образ студента.