Vita nova /новая жизнь/

«Вы вспоминаете о Шерлоке, Джон? Вы думаете о нем? Вы помните, как выглядел Ваш друг? Вы его забыли? Как вы могли его забыть?» Обвинительные слова жалили как злые осы, не давая заснуть, мешали сосредоточиться на чем-то другом. Как бы ни хотелось Ватсону перестать думать, голова отказывалась сотрудничать со здравым смыслом. Как? Как можно было объяснить своему сознанию, что Шерлок мертв и никогда не вернется? Как дать понять, что ему пришла пора двигаться дальше, брать от жизни свое, наверстывать упущенное, наслаждаться жизнью? Что с ним не так? Почему у него не получается увлечься красивым молодым человеком, который, не стесняясь выказывал ему свою симпатию? Джон сел на смятую постель, приходя в отчаяние, понимая, что в этот предрассветный час ему уже не удастся заснуть. Мысли распирали черепную коробку изнутри, грозя взорвать ее в любую секунду. Разве могла прийти кому-то в голову такая абсурдная мысль, что он сможет когда-нибудь забыть такого, как Шерлок? Это было бы кощунством, святотатством и преступлением сразу. Только, что же делать со всеми этими эмоциями? Похоронить себя заживо, спиться к чертовой матери, сделать себе лоботомию, чтобы не помнить последние годы жизни? Входящее сообщение на телефоне напомнило, что у Джона все еще есть реальная жизнь за стенами этого дома, где все пропитано отчаянием. Этьен приглашал к себе домой, чтобы показать картины, которые будут представлены на выставке в Нью-Йорке в следующем месяце. Он пойдет. Обязательно пойдет, пусть даже и наперекор своим мыслям, чтобы доказать, что он все еще жив и хоронить себя не намерен. Студия располагалась в самой большой комнате дома, принадлежавшего отцу Смита, где он останавливался, когда бывал в Лондоне. Этьен встретил его в дверях, одетый в старую клетчатую рубашку, испачканную красками, провел в студию и поспешил назад к картине, стоящей на мольберте, уговаривая чувствовать себя свободно, и смотреть все, что Джону будет интересно, без всякого стеснения. Ватсон ходил, рассматривая картины, возле некоторых задерживался подолгу, изучая все детали. Когда осмотр был закончен, он присел на диван, покрытый пледом, и стал наблюдать за тем, как работает хозяин студии. Полностью сосредоточенный, сконцентрированный на работе, он представлял собой пленительное зрелище. Творец то замирал на несколько минут, отступая, пристально всматриваясь в полотно, как бы представляя в сознании общую картину, то выписывал мельчайшие детали, придвигаясь на максимально близкое расстояние. Джон восторгался такой сосредоточенностью. Полностью поглощенный созданием очередного шедевра, мужчина не замечал ничего вокруг. Джону казалось, что если он сейчас покинет помещение, его уход пройдет незамеченным. Прошло уже довольно много времени, когда Этьен обернулся и с ободряющей улыбкой попросил разжечь камин, сказав, что скоро закончит, потому что работает только при дневном свете. Разжигать огонь было привычным занятием для доктора. Быстро справившись с заданием, он заметил, что Этьен закончил работу и вытирает кисти. Затем подошел к старинному секретеру и достал оттуда бутылку вина и два бокала. Поставив все это на маленький столик у дивана, художник прошел в ванную комнату, чтобы вымыть руки. Стащив через голову рубашку, он рассматривал себя в зеркале, проверяя не осталось ли следов краски на лице и шее. Через приоткрытую дверь Джону отлично было видно, какое красивое тело у молодого человека. Поджарый и в то же время мускулистый, он выглядел настолько привлекательно, что у Джона не хватало силы воли, чтобы отвести глаза. Поймав в отражении зеркала взгляд Этьена, Ватсон облизнул внезапно пересохшие губы, понимая, что был пойман с поличным. Чтобы чем-то занять руки, он потянулся к бутылке, открыл и стал разливать по бокалам вино - насыщенного рубинового цвета. Выйдя из ванной комнаты, одетый в тонкий серый кашемировый свитер с открытым воротом, Смит присел на диван и, взяв в руки бокал, сказал, задумчиво перекатывая его в ладонях. - Ты когда-нибудь бывал в Нью-Йорке, Джон? От такого неожиданного вопроса Ватсон растерялся и попросту отрицательно покачал головой. - А я в последние годы так часто разъезжаю, что почти перестал ассоциировать себя с каким-то одним конкретным местом. Имея в родословной отца–консерватора и мать, что тянулась ко всему новому, интересному, неизведанному, не мог не получиться вот такой космополит, одинаково уживающийся и с чопорным высшим светом и с обществом африканских зулусов. - Ну, а я - стопроцентный островитянин, как называют нас европейцы, - поддержал разговор доктор, - «Мой дом – моя крепость», приверженность традициям и чувство превосходства перед другими нациями. Полный набор предрассудков. И оба собеседника засмеялись, находя свой разговор нелепым до абсурдности. ******************** Майкрофт стоял на летном поле, встречая самолет, в котором прилетал Шерлок. Стараясь придать своему лицу приличествующее выражение невозмутимости, он чувствовал легкую панику, которая каждый раз накрывала его, когда младшему брату грозила опасность. Вернуть его на родину было только половиной дела. Обеспечить безопасность Джону Ватсону, чтобы у Шерлока не возникло желания броситься по следу Морана - задача не из легких. Доктор пока еще не догадывался о наблюдателях, что следовали за ним по пятам, но долго так продолжаться не может. Небольшой самолет подрулил к ангару, выпуская на родную землю ее блудного сына. От жалости у Майкрофта сжалось сердце. Похудевший, со впалыми щеками и коротко остриженными волосами, брат являл собою пародию на себя прежнего. Даже после комы он не выглядел настолько изможденным. Обняв Шерлока, мужчина на секунду зажмурил глаза, ужасаясь от мысли, что этого момента могло и не быть, если бы агент Палмер вовремя не среагировал. Майкрофт Холмс умел быть благодарным и, оценив его преданность, пообещал самому себе перевести ценного сотрудника на более перспективную работу. - В какой бункер на этот раз ты меня упрячешь? – усмехнулся Шерлок. - Никаких бункеров, мы едем ко мне домой. ************* - У древних языческих славян был обычай: загадывая желание - ублажать бога Огня подношением в виде нескольких капель вина, - глядя на огонь, проговорил Этьен. – Я хочу загадать желание, - плеснув содержимое бокала в камин, он отшатнулся, когда пламя, вздыбившись, чуть не лизнуло его лицо. - У тебя довольно огненное желание, - с улыбкой заметил Джон, но осекся под внимательным взглядом Смита. Тот смотрел, не отрываясь, отчего у Ватсона по спине побежали мурашки, как от внезапного озноба. - Джон, ты не хотел бы поехать со мной в Нью-Йорк? - Зачем? Что я там буду делать? – недоумевал Ватсон. - Делать? Ничего. Наслаждаться жизнью, смотреть достопримечательности, приятно проводить время, - улыбаясь, говорил художник, придвигаясь все ближе. – Мне нравится твое общество, нам легко общаться, ты ни разу не отказался встретиться со мной .... и мне очень хочется узнать вкус твоих губ, - говоря это, он наклонился над доктором - в его намерениях уже нельзя было ошибиться.