Пробы пера

По мотивам 4.09 Мерлин помнит наизусть огромное количество заклинаний. Есть среди них те, которые можно назвать абсолютно бесполезными, и те, что жизненно важны. О целебных чарах юный маг задумывается всё чаще. Юркая мысль о них в неподходящий момент проскальзывает в голове и отражается в глазах отсутствующим взглядом. И, Мерлин знает, не будь Артуру всё равно, его это разозлило бы. Вот только королю сейчас нет дела до слуг, нет дела до друзей – у него огромное, страшное, всё заполоняющее Ничто внутри и почти безумный, пугающий, болезненный вид снаружи. Он только что изгнал из Камелота ту, которую любил всем сердцем. В поистине траурном молчании Мерлин расправляет постель, собирает грязную одежду, несколько раз перебирает её и перекладывает с места на место – ждёт, когда можно будет гасить на ночь свечи. Он совсем не ожидает услышать тихое: - Ты свободен. - Артур, ты… - Свободен, Мерлин. Король даже не повернулся в его сторону, застыл возле окна – возле стекла, причудливо отражающего неяркий, неровный свет комнаты. Мерлин неловко переминается с ноги на ногу и всё же решается. Он подходит совсем близко к Артуру, почти касается его плеча, почти проводит рукой по спине – ему даже кажется, что это намерение разливается в неуютно-холодном воздухе – и пробует: - Ещё не поздно, Артур, – он запинается. – Ещё не поздно… - Выметайся, – злость прорывается в голос, повышая его до отрывистого крика: – Вон! И Мерлин пятится, выставив перед собой руки, отступает к дверям, видя еле сдерживаемую ярость короля. В коридоре он прислоняется к каменной кладке и вздрагивает от каждого особенно яркого звука: вот вдребезги разбивается пузатая чернильница, вот гулко стучит по полу серебряный поднос и наверняка во все стороны катятся спелые яблоки, вот тяжёлый дубовый стол балансирует целую долю мгновения – и всё-таки заваливается набок. Мерлин с мягким шорохом сползает вниз по стене и думает о том, что готов всю ночь просидеть под дверью. Опять. Наверное, Артур определяет это каким-то шестым чувством, невероятным магическим образом, потому что широкие двери резко распахиваются и Мерлин поднимает голову, ощущая на себе давящий взгляд. - Я велел тебе уходить, – выдыхает Артур. – Или ты снова, – он зло передразнивает, – не хочешь, чтобы мне было одиноко? Мерлин не успевает ответить, а его уже тащат – молча и больно, вцепившись в отросшие взъерошенные волосы – его тащат обратно в королевские покои; и всё, что он себе позволяет, - это схватиться за крепкую руку ради хотя бы подобия равновесия да выдохнуть короткий хриплый стон сквозь сжатые зубы. Артур швыряет его, как большую куклу-чучело, швыряет на пол возле своей кровати и всё ещё не приходит в себя. В себя он приходит, уже лёжа в постели, путаясь пальцами в тёмных волосах, наблюдая за тенями и оттенками, что оставляют на потрёпанной шевелюре ровно, даже как будто ярче горящие свечи. Мерлин откидывает голову на перину, ощущая, как соскользнувшая рука задевает горячий лоб и возвращается к своему занятию. Ему в этот момент вспоминаются разные заклинания: совершенно бесполезные, жизненно важные и – да, и медицинские тоже. Он ведь знает огромное количество заклятий. А ещё он точно знает, что нет чар, способных излечить разбитое сердце.