Unluminous, formless and void

Наутро я позавтракал и поехал в участок. Негры всё ещё стояли на своём "посту справедливости", поэтому пришлось воспользоваться чёрным ходом. Джексона на месте не было, но я на это и не надеялся. В участке я собирался заняться тем, чем должен был ещё вчера – проверить подозреваемых по похожим делам. С первым случаем мне не повезло, дело передали в архив, так ничего и не выяснив. В семидесятом удалось найти одного из участников ритуала, да и то по его собственной глупости, в итоге, он отказался сдавать сообщников и до сих пор сидит. И наконец-то я вспомнил, что же там было – во время разгона антивоенной демонстрации полицейский убил журналиста Рубена Салазара и понеслось. Меня в это время в стране не было, наверное, поэтому я не запомнил. Следующий случай – девяносто второй год. В девяносто втором было не до того, но ситуация похожая – один подозреваемый есть, улик нет. Джеджомар Дутерте, филиппинец, работает механиком в автосервисе. Гражданство есть, периодически ездит на историческую родину, возможно, к семье. Под подозрение попал из-за жалобы соседа: собирались странные люди, распевали странные песни. Не густо. Если не сказать – ничего. Вряд ли это имело какое-то значение, но проверить полицейские были обязаны. Возможно, стоит понаблюдать за ним, всё равно ничего больше не остаётся. Всё оставшееся до встречи время я думал о Мириам, и о том, как наверное странно быть кем-то вроде неё. Когда я входил в кафе без пяти двенадцать, Мириам уже сидела за столиком. Как и вчера, людей не было, облако дыма, которое окутывало Мириам, было гуще, а кофе, как я подозреваю, чернее. Вид у неё был невыспавшийся, но крайне довольный. Вдруг я почувствовал ощущение той радости, которое возникает, когда встречаешься с лучшими друзьями. Мне казалось, что мы уже тысячу лет друг друга знаем, и нам не нужно следить за каждым жестом и словом. По её улыбке я сделал вывод, что она подумала так же. – Приве... – попыталась поздороваться она, но её сразу же прервал мощный зевок. – Прости. – Привет, выгдядишь так, будто не спала всю ночь, – сказал я, садясь. – Может, стоит перенести встречу на вечер? – Нет, всё нормально, я только недавно пришла, и кофе ещё не успел подействовать. Мне и правда как-то не удалось поспать: пока вспомнишь нужную книгу, пока найдёшь, пока найдёшь в ней то, что нужно, пока отфильтруешь выдумки автора – на это уходит много времени, а потом после этого уже страшно, – она подавила зевок. – А если серьёзно, то такие книги действительно не самое приятное чтиво, особенно этот твой культ. Просто мурашки пробирают от осознания, что шумеры по сравнению с этим младенцы во всех отношениях. Тебе начать как, с легенд или конкретных фактов? – Давай с легенд, я одно время смотрел передачи про древних людей, и мне нравилось. – А теперь представь, что эти древние люди ничуть не древние, – она вытащила блокнот и пока искала нужную страницу процитировала по памяти: – Stoop not down unto the Darkly-Splendid World; wherein continually lieth a faithless Depth, and Hades wrapped in clouds, delighting in unintellible images, precipitous, winding: a black ever-rolling Abyss, ever espousing a Body unluminous, formless and void. Это Халдейские оракулы, но даже их корни уходят в тёмные глубины времени, о которых не принято говорить в научном обществе. Максимум, что я смог из себя выдавить, это согласное "ага". Я не представлял о чём она говорит, но решил не спрашивать без крайней необходимости, чтобы не уходить в религиозные дебри. – Ладно, слушай. И она начала свою лекцию, которая не в пример лекции Рассела, хоть и была чисто теоретической, но по крайней мере имела непосредственное отношение к моему расследованию. Этот культ уходил корнями в архаичную древность, к исчезнувшей цивилизации с затопленного континента Му, существовавшего на заре времен, когда Европа была населена гибридными существами, а гиперборея знала культ черного аморфного идола Цатова. Таблички, написанные на языке нааль рассказывали о цветущей стране, цивилизованной уже 200 тысяч лет назад. В них говорилось о королевстве или провинции К'Наа, где люди обнаружили громадные руины, оставленные теми, кто жил здесь ранее — неизвестными существами, пришедшими со звезд. К'Наа было священным местом, так как там были расположены горы Яддит-Го, увенчанные гигантской крепостью из огромных камней, намного более древней, чем человечество, построенной отпрысками чужаков с темной планеты Юггот, которые колонизировали Землю до появления на ней жизни. Сыновья Юггота погибли за миллионы лет до того, но оставили живое существо, чудовищное и ужасное, бессмертное. Своего адского бога, демонического покровителя Гатаноа. Он остался в подземельях крепости Яддит-Го. Ни один человек никогда не забирался на Яддит-Го и не видел вблизи этой кощунственной крепости — только далекий, геометрически неправильный силуэт, вырисовывавшийся на фоне неба. Однако большинство людей было убеждено, что Гатаноа по-прежнему там, в темных глубинах, за металлическими стенами. Были и такие, кто считал, что Гатаноа следует приносить жертвы, чтобы он не выполз из своего логова и не стал посещать мир людей, как некогда посещал мир сыновей Юггота. Все легенды детей Юггота уверяли, что вид бога вызывает паралич и жуткое окаменение, в результате которого жертва внешне превращается в камень, в то время как ее мозг остается живым на протяжении тысячелетий, сознает течение времени, но бессилен что-либо сделать, пока случай и время не докончат разложение окаменевшей раковины и не предоставят возможность мозгу умереть. На этом моменте я не смог удержать удивленный возглас. – Звучит знакомо? – спросила она. – Ты не поверишь, – вырвалось у меня, но я осекся – это я не должен был поверить. – Да, очень точное описание. Если верить нашему патологоанатому, то что-то такое и произошло с телом. – В тридцатых, в Бостоне, кажется, был похожий случай, но это на уровне городских легенд, я не нашла подтверждения. И она продолжила: – Итак, в К'Наа был культ, они поклонялись Гатаноа и ежегодно приносили ему в жертву двенадцать воинов и двенадцать девственниц. Эти жертвы приносились на кострах в мраморном храме у подножия горы, так как никто не смел подняться по базальтовым стенам Яддит-Го и приблизиться к дочеловеческой цитадели наверху. Власть жрецов Гатаноа была сказочной, ведь только от них зависела сохранность и безопасность К'Наа и всего континента Му от ужасных действий Гатаноа вне его подземного убежища. В стране были сотни жрецов Темного Бога, все они подчинялись Главному Жрецу Аймас-Му, который выступал на празднике Нат впереди короля Тебов, и гордо стоял, когда правитель падал ниц в святилище. У каждого жреца был мраморный дворец, сундук с золотом, двести рабынь и сто наложниц и власть над жизнью и смертью всех жителей К'Наа, кроме жрецов короля. Однако, несмотря на таких защитников, всегда имелось опасение, что Гатаноа выскользнет из глубины и тяжело пойдет по горе, сея ужас и окаменение. В последние годы жрецы запрещали жителям деревни даже представлять себе, каковым может быть вид бога. Шли века, сменялись короли и великие жрецы, возвышались и падали нации, земли поднимались со дна морского и вновь уходили в бездонные пучины. За тысячелетия исчезла К'Наа, и, наконец, настал страшный день гроз, великих землетрясений, и приливная волна навеки поглотила землю Му. Но, несмотря на все это, слухи о древних тайнах прошли по миру. В отдельных землях обнаружились бледные беглецы, пережившие гнев моря, и под чужими небесами поднимался дым от алтарей, поставленных исчезнувшим богам и демонам. Никто не знал, в каких безднах затонула священная гора с циклопической крепостью страшного Гатаноа, но кое-кто еще шептал его имя и предлагал ему жертвы, боясь, что он восстанет из океанских глубин, сея ужас среди людей. Вокруг рассеянных по миру жрецов основывались рудименты тайного темного культа. Тайного потому, что народы этих новых земель имели своих богов и отвергали чужих. И в лоне этого культа совершались отвратительные действа и поклонение странным предметам. Хотя культ этот расцвел главным образом в регионах Тихого океана, где некогда простирался континент Му, Фон Юнтц приводил довольно веские доказательства его проникновения в Египет, Халдею, Персию, Китай и в исчезнувшие семитские королевства Африки, а также в Мексику и Перу. Фон Юнтц был недалек от утверждения, что ответвления культа дошли и до Европы. В конце концов этот культ стал преследуемым и еще более тайным, но корни его остались. Время от времени он возникал, главным образом на Дальнем Востоке, на островах Тихого океана, где его доктрины в какой-то мере смешивались с полинезийской эзотерической культурой Ареуя. Запад, однако, не был достаточно благоприятной почвой для укрепления культа. Общественное негодование по поводу некоторых ритуалов и отвратительных жертвоприношений разрушило большинство ветвей. Она прочистила горло, отхлебнула остывший кофе, и добавила: – Там ещё есть про героя, который хотел запечатать Гатаноа навсегда, но злые жрецы подменили свиток с заклинанием, и он так и не вернулся, – Мириам пожала плечами. – Это легенда, так что там всегда есть место герою, который заботится о народе. В целом, общую суть я уловил. По существу сказать мне было нечего, поэтому я предложил перейти к фактам. – То, что они сделали с жертвой, что это значит? Только во время объяснения делай скидку на то, что я коп, рассказывай как-нибудь попроще. – Хорошо. Жертва в разных религиях имеет разное значение – где-то она служит демонстрацией лояльности и покорности божественной воле, где-то это своего рода взятка, чтобы исполнилось желание просящего, где-то она должна подпитывать божество, то есть по сути стать едой для бога, – она улыбнулась своему сравнению. – В данном случае, я склоняюсь к последнему варианту. Дальше следуют определённые приготовления, примерно, как готовят еду, возможно, это не самое удачное сравнение, но оно точное и понятное. Жертву нужно привести в приемлемый для их бога вид, здесь – сделать её бесформенной, – она запнулась. – Это то, что они сделали, да? Я немного подумал, подбирая слова. – Нет, не совсем. Если хочешь, я могу попытаться как-то помягче это описать. – Я думаю, я готова. Можешь говорить, как есть. – Жертве отрезали кисти рук, член и сняли кожу с лица. – О… Значит, если я всё правильно поняла, то жертву лишили черт, по которым мы различаем друг друга, то есть сделали "бесформенной", по их представлениям. – А для чего его подпитывать? – Для того, чтобы он продолжил существование. Во многих религиях фигурирует приход их божества на Землю, поэтому они как бы подкармливают его, чтобы он набрался сил и, проснувшись, явился в этот мир. – И они считают, что он пощадит их или даст им какую-то награду? – Так ведь и Второе пришествие не самая приятная штука должна быть. – Но там-то они хоть обещают рай на земле, а эти… Ладно, что насчёт символов на стенах? – Символы на стенах – это обращения, призывы и молитвы их богу. Я не могу полностью перевести всё, но если понадобится, то могу попытаться. – Давай, пока обойдёмся без этого. Она согласно кивнула. – В архивах я обнаружил несколько похожих дел, каждое из них было открыто во время или после крупных беспорядков: в шестьдесят пятом, семидесятом и девяносто втором, убийства были совершены как раз перед началом. Как это связано? – Ну, тут всё просто. Сильный эмоциональный фон, тоже такая своего рода подпитка. Правда... – Что? – Это может говорить о том, что они не просто поддерживают жизнь в Гатаноа – они хотят его пробудить. И их намерения вполне серьёзны – они не остановятся. Но почему тогда именно сейчас? Сейчас ведь всё спокойно. – На самом деле нет. Ты читаешь газеты? – Нет, я вообще не особо следу за новостями. – Мой коллега застрелил чернокожего во время ареста. Тот был убийцей, но, похоже, чёрных это не особо волнует. Уже несколько дней у нас перед участком стоит толпа и скандирует "нет справедливости – нет мира". Пока всё мирно, но кто знает, чем это закончится. – А нет какого-то способа заставить их уйти? – Легальный только один – отправить Фила в тюрьму, но этого никому из наших не хочется. Если Фила начнут допрашивать в суде, может выйти очень нехорошо. – Даже так? – Даже так. – И для тебя в том числе? – Нет, я чист по большей части. Ничего такого, из-за чего можно было бы лишиться работы, но некоторые другие – нет. Особенно наш капитан. Я давно хочу перевестись, но он всё время отклоняет запрос. Ладно, не важно, я не хочу выносить сор из избы. – Понимаю. Что-то ещё? – спросила она. – Не знаю, – ответил я. – На самом деле, по-настоящему меня занимает только один вопрос: как найти этих культистов? – Если честно, то никак. Не зная точного места их следующей встречи или того, кто может указать на других членов культа – это невозможно. Века гонений и их страшные ритуалы не делают хорошей рекламы. Они не могут стоять на углу и проповедовать. Заповеди передаются от отца сыну, от матери дочери. Они скрываются и не выдают себя, их нельзя узнать, просто встретив на улице. – Чего-то подобного я и ожидал, глупо было даже надеяться. – Мне жаль. Я хотела бы помочь, но не могу. Хотя знаешь… Есть кое-что, но это уже мои домыслы, не то, что можно найти в книгах. – Давай. – Издавна считается, что некоторые дни наиболее благоприятны для проведения ритуалов или для волшбы: равноденствия, Вальпургиева ночь, дни затмений и так далее. – Но я думал, что это суеверия и пережитки язычества. – Не совсем. Это встречается и в древних, и в старых, и даже в современных магических практиках. Да, древние люди связывали всё непонятное с божественной волей и проявлением богов, но были цивилизации, которые отдавали себе отчёт в своих действиях. Может они были не так хорошо осведомлены о мироустройстве, как мы сейчас, но базовые представления у них были. И они прекрасно осознавали, что, почему и как они делают. Эти традиции сохраняются слишком долго и упоминаются слишком давно, чтобы быть чистым вымыслом. – Подожди, я что-то не совсем понимаю, о чём ты говоришь, если про дни я ещё понял, то про древние цивилизации – нет. Не забывай, я – коп. Это что-то вроде людей из этой легенды? Она вздохнула. – Это не легенда. Континент Му существовал, он располагался в Тихом океане между Америками и Австралией. Но это не главное, я веду к тому, что можно предположить, что и они в это верят, а значит, где-то будет ещё один сбор. Возможно, даже в сам день затмения. – Вряд ли мы сможем найти место. Даже эта комната в Макартур парке была подготовлена и оборудована заранее, никто не даст мне несколько тысяч патрульных, чтобы прочесать каждый уголок города… У меня в голове что-то щёлкнуло. – Подожди, ты говоришь, что Му находился между нами и Австралией? – Да, а что? – Ты и правда не следишь за новостями. У побережья поднялся остров. Она заметно побледнела. – Когда? – Вчера, – я быстро прикинул в уме. – То есть сразу после ритуала? – Возможно, – задумчиво ответила Мириам. – Я бы сказала, что это самое вероятное место для их следующего сбора. Она посмотрела на часы. – Наверное, ещё успею, – сказала она. – У меня есть идея. Про континент Му мало где писали и это были очень старые книги, возможно, я смогу найти какое-нибудь более точное упоминание о его местоположении. Да, это будет сложно, надеюсь, Максвелл ещё не ушёл, он сможет помочь найти нужные тома в библиотеке. Ведь если это действительно небольшой осколок той земли… И даже плевать, если ритуал не имел никакого отношения к тому, что он поднялся на поверхность… Ты понимаешь? Я улыбнулся. Она выглядела взволнованной и возбужденной. – Я понимаю, что смог тебя этим заинтересовать. Она схватила сумочку. – Я позвоню, как только что-нибудь найду. – Подожди, у тебя же нет моего номера. Я вытащил визитку, написал на обратной стороне свой домашний номер, и протянул ей. – Здесь мой рабочий, пейджер и домашний. Тебя подвезти? – Нет, спасибо, здесь недалеко, – ответила она, убирая визитку в сумочку. – Всё, пока. Она буквально вылетела из кафе. Ну что ж, по крайней мере теперь и для неё это представляет какой-то интерес. Я заказал еды, чтобы перекусить перед тем как вернуться в участок, и расплачиваясь с Марком, спросил: – Слушай, а что не так с фамилией Кроули? Он долго смотрел на меня, как будто я сморозил глупость, а потом ответил: – Ты не знаешь? – Нет, откуда? – Алистер Кроули – известный оккультист начала двадцатого века, сейчас его называют сатанистом. И если ты спрашиваешь это в связи с Мириам, то да, она его внучка. – Ничего себе. – Из-за деда её не взяли преподавать в Калифорнийский университет, побоялись, что она начнёт там проповедовать – идиоты. Поэтому она старается лишний раз об этом не упоминать. – Действительно идиоты. – Кстати, мы по-моему так формально и не представились. Марк, – он протянул руку. – Малкольм. Мал, – я пожал её. – Ты не стесняйся, заглядывай. Музыку мы как-нибудь уж подберем, – усмехнулся он. – Буду. Бывай. Я вышел на улицу и закурил, планируя дальнейшие действия. Нужно было позвонить в тюрьму и выяснить, что там с попавшимся культистом, возможно, он сможет что-нибудь добавить к рассказу Мириам. В участке я нашёл его личное дело. Его звали Хосе Дутерте и ему не повезло ещё больше чем мне, когда капитан заставил меня расследовать ритуальное убийство. В Сан-Квентине его определили к отмороженным мексам, которые, когда дело касается Бога, оказываются очень религиозны. В итоге, Хосе получил более пятидесяти ударов заточкой во время прогулки и через несколько часов скончался в тюремном госпитале. Джеджомар, которого брали по подозрению в участии в ритуале 92-го года, его сын. Like father, like son... Я откинулся на стуле и сложил руки за головой. После рассказа Мириам лично для меня улик хватает, чтобы отправить его в газовую камеру, но их не хватает для суда. И что ещё хуже, улик не хватает для нынешней ситуации. Если я возьму его сейчас и начну недвусмысленно расспрашивать про ритуалы, в которых участвовал его отец и он сам, про обвинительный приговор можно забыть. Доказательств у меня нет, все только косвенные, любой адвокат без труда вытащит его из камеры, а потом ещё и покрасуется по телику как борец с полицейской жестокостью. Нет, мне нужно брать его с поличным, и если Мириам права, то остров это мой шанс. Что делать сейчас? Ждать звонка Мириам, а потом выяснить, как мне самому не превратиться в засушенную мумию. Прежде чем забить на сегодня с этим делом, нужно было перепроверить всё, что у меня было на данный момент. Хотя бы для успокоения совести. Первым делом я решил позвонить Чарльзу. Ланкастер ответил после первого же гудка. – Чарли, привет, как дела? – Отлично. Ты давай сразу к делу переходи, мы тут тоже не лынды бьём, – строго ответил криминалист. – Ладно, что-нибудь новенькое для меня есть? – К сожалению, нет. Реджи основательно покопался в мусоре, но ничего относящегося к твоему делу нет. Также я попросил водолазов хорошенько проверить дно – то же самое. Разные интересные вещи понаходили, но ничего твоего. Прости. – Ясно, спасибо, святой отец, – сказал я и повесил трубку. Следом пошли лотки для бумаг – там обычно оставляют заполненные офицерами в форме отчёты. Для верности я даже проверил бумаги Джексона – ничего нового. Осталось последнее, просто для верности. Я набрал номер отдела нравов. – Микки? А… лейтенанта Говарда позовите, пожалуйста. Через несколько секунд трубку передали Микки. – Майкл Говард у телефона. – Привет, Микки. – Привет, Мал, надеюсь, ты сейчас подкинешь что-нибудь интересное. – Так всё плохо? – У нас мёртвый сезон, – фыркнул в трубку Говард. – Ты представляешь, что будет, если толпа перед участком увидит, как мы заталкиваем шлюх в кутузку? Нас попросили пока что особого рвения не проявлять, так что, давай, что там у тебя? – Нужно понаблюдать пару дней за одним парнем. Джеджомар Дутерте, рост около шести футов, тёмные волосы, филиппинец, работает в автосервисе, – я назвал ему адрес. – Возьмёшься? За мной должок. – Без проблем. Тебе это официально или как? – Или как. Так, для подстраховки, но если он будет с кем-то встречаться, сфотографируй, лады? – Хороший такой должок намечается, – хмыкнул Говард. – А ещё ты будешь должен моему геморрою. – Пошёл ты. – И ты туда же. Так когда начинать? – Чем раньше, тем лучше. Чуть что – сразу мне на пейджер. – Ладно-ладно, я понял. Бывай. Время близилось к шести. Делать было откровенно нечего, так что я собрал вещи и отправился домой. Весь вечер я сидел, как на иголках, ожидая звонка, но его не было. И почему-то именно этой ночью спалось плохо – мешало какое-то нехорошее предчувствие. Последний раз со мной такое было во Вьетнаме, ещё до того, как понял, что смысла в том, что я заранее услышу приближающихся гуков, нет. Утром я побрился и попытался позавтракать, но еда встала поперёк горла, и, решив себя не мучать, я ограничился несколькими чашками кофе. Изо всех сил я старался бороться с утренним "ступором", но к моменту выхода всё-таки уже опаздывал. По радио без умолку трещали о затмении, и создавалось ощущение, что между станциями идёт соревнование: кто оригинальнее подаст новость. На одной нудел учёный, рассказывая о природе полного затмения и про какую-то фазу больше единицы, на второй популяризатор науки описывал затмение на примере конуса, лампочки и апельсина, с третьей рассудительно вещал пастор о том, что не нужно паниковать и терять голову – это обычное природное явление, всё происходит в соответствии с Божьим замыслом, а мы не в средние века живём, чтобы этого не понимать, и на четвёртой, в опровержение слов предыдущего святого отца, надрывался другой преподобный, призывая всех покаяться, ибо настали последние часы. Очень интересно, что он будет делать, когда затмение закончится. У меня по спине пробежал неприятный холодок – если оно закончится. Сообщение от Мириам нагнало меня, когда я уже подъезжал к участку. Я притормозил, чтобы прочитать: "Мал, нужно увидеться. Срочно". На часах было 8:34. Развернув машину, я направился к кафе, справедливо решив, что раз Мириам не уточнила место, то она будет ждать меня там. Уже на месте, ещё только войдя внутрь, я понял, что что-то не так. Негромко играла музыка, на этот раз это было что-то воюще жуткое, вызывавшее воспоминания о психоделичных риффах Хендрикса, но более мрачное. Заметив меня, Марк выключил звук, и я услышал всхлипы Мириам. Она сидела, закрыв лицо руками. В пепельнице на столе дымилась забытая сигарета. Вместо своего обычного места напротив, я сел рядом и осторожно дотронулся до её руки. – Мириам, – негромко позвал её я. Она схватила меня за руку и прижалась ко мне. – Мал, – всхлип, – это всё... – ещё один, – всё правда! Она снова разрыдалась. Я попытался пальцами изобразить Марку стопку, и, судя по тому, что он её принёс, он меня понял. – Мне ещё никогда не было так страшно, – сквозь рыдания выдавила она. – Тише-тише, успокойся, – я подал ей виски.– Не нюхай, не пробуй – выпей залпом и сразу же проглоти. Мириам сделала, как я сказал, закашлялась и уткнулась мне в плечо. Я рассеянно поглаживал её по спине – что-то явно ускользало от моего понимания. Даже если этот остров действительно кусок той древней земли, что в этом такого? Приду туда, может, с парочкой ребят, и мы наведем там порядок. Что тебя так напугало в твоих книгах, что ты плачешь у меня на плече, как маленькая девочка, Мириам? Я видел много страшных вещей, и самые страшные из них сотворили люди, а никак не давным-давно забытые боги. Мириам глубоко вздохнула и отстранилась. – Кажется, мне немного лучше, – проговорила она, вытирая глаза салфеткой. – Пожалуйста, а теперь поделись со мной. Она снова взяла меня за руку. – Прежде чем я это сделаю, ты должен честно ответить на один вопрос. – Хорошо, задавай. – Ты веришь мне? – Что за вопрос? – фыркнул я. – Конечно. – Это имеет смысл, только если ты полностью мне доверяешь. Я посмотрел ей в глаза, и без сомнений повторил: – Да, я верю тебе. В чём дело? – У них получится. – Мириам, не забывай, кто я. – У них получится пробудить Гатаноа! – вскрикнула она. – Но откуда ты... – до меня с запозданием дошло, что вопрос глупый. – Я надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу, что ты видела? – Ничего. Именно что, ничего: беспросветную, бесформенную бездну. – Тогда мне нужно кое-что знать. Как работает твой дар? То, что ты видишь, оно всегда сбывается? – Нет... Я не знаю. Не знаю точно. Иногда да, иногда нет. Возможно, я вижу наиболее вероятное событие, или наоборот – я не проверяла. Я стараюсь не пользоваться этим, иначе в чём тогда был бы смысл жизни? – А сейчас? Она немного помялась и отвела взгляд в сторону. – Это сложно объяснить, что-то вроде интуиции. – Ты что-то нашла, это тебя взволновало, и поэтому ты решила проверить, так? – Вроде того, – уклончиво ответила она. – Ладно, что там? Прежде чем перейти к объяснениям, она зажгла новую сигарету и глубоко затянулась. – Нельзя точно сказать осколок это континента или нет, все упоминания слишком стары, а приблизительные наброски его местоположения сделаны ещё до уточнения карт, но, скорее всего, это он. Одно я знаю точно: они будут проводить ритуал, – она запнулась. – И, похоже, у них получится. Но есть способ, для этого тебе придётся попасть на остров. – Вроде бы таков был план. Она кивнула. – В той части легенды о Гатаноа, где говорится о герое, который хотел изгнать его, упоминается свиток, который должен был защитить его обладателя от Гатаноа. Но фон Юнтц ошибся, свиток должен был не защищать – он должен был послужить печатью, которая не даст Гатаноа вырваться на свободу. Мириам порылась в сумочке и вытащила тусклый металлический цилиндр, показавшийся мне чуждым не только этому месту, но и нашему миру в целом. – Вот, смотри, – она открутила крышку и развернула тонкую полоску. – Свиток в легенде подменили, подлинник утерян или хранится за семью замками потомками жрецов, но это должно быть точной его копией. Я не буду говорить, откуда я взяла текст, чтобы ты случайно не полюбопытствовал, поверь мне, оно того не стоит. – И что я должен буду с ним сделать? – Для начала, тебе придётся убедиться, что это нужная часть острова. Там будет пещера, расщелина или просто узкий лаз в скалах, через который ты попадёшь внутрь храма, и потом ищи врата. Ты ни с чем их не спутаешь, они могут выглядеть, как огромный люк в полу, но я не уверена. Помоги мне. Она открутила крышку цилиндра и начала осторожно разворачивать свиток. Я придерживал его с другого конца, и, судя по длине, люк должен быть просто циклопических размеров, а от одного только взгляда на символы у меня начинала кружиться голова. – Вот, смотри, – она показала перфорацию. – Здесь ты его разорвёшь, и положишь накрест на врата. Потом, – она вытащила из сумочки странный камень, – тебе нужно будет расположить пять таких камней вокруг врат так, чтобы расстояние между ними по окружности было одинаковым. Я покрутил в руках камень – на нём было изображено что-то вроде ветки: косая линия с тремя штрихами над и двумя под ней. – Вот вроде и всё. – И мне не надо ничего произнести над ними или сделать какие-то пассы? Она серьёзно посмотрела на меня. – В этой Бездне нет молчания: всё, что люди называют Молчанием, – Её Речь.[3] – Прости, я всего лишь хотел поднять тебе настроение. – Ничего, – улыбнулась в ответ она. – Я думаю, тебе лучше идти. Никто не знает, сколько времени займут поиски входа и врат. – Но у меня есть один вопрос, если там будут эти культисты, они не смогут просто взять и выкинуть эти камни и убрать свиток? Мириам отрицательно покачала головой. – Не в наше время. Когда ты поставишь камень в правильную точку, ты поймёшь. То же и с лентой. Иди, я буду ждать тебя здесь. Я рассовал по карманам артефакты и направился к выходу, Мириам проводила меня до дверей. О том, чтобы она пошла со мной, не могло быть и речи: это в кино Индиана Джонс лихо расстреливает нацистов из револьвера, держа древнюю реликвию второй рукой, и Мириам это понимала. У самого выхода она обняла меня. – Я не знаю, что там тебя ждёт и что скрывают эти древние глубины, но, Мал, пожалуйста, вернись, – попросила она, заглядывая мне в глаза. – Обязательно вернусь, – пообещал я. Уже открывая дверь, я заметил движение в переулке слева. Колокольчик на двери не заглушил лязг передергиваемых затворов, и уже через секунду узкий переулок Восьмой загрохотал выстрелами. Мерзкий чавкающий звук автомата Калашникова. Раздался тонкий женский крик. Я выхватил пистолет и расслабил ноги. Со звоном разлетелось стекло витрины кафе. Я буквально брякнулся на землю – глупо и больно, но я ещё жив. Их двое – но стреляет только один, у второго заклинило автомат. Кольт ответил пушечным грохотом. Я перестал стрелять, только когда увидел, что стрелявший заваливается назад, перекатился, готовясь пристрелить второго или умереть, пытаясь, когда раздался крик: – LAPD! – я узнал голос Говарда. Это только подстегнуло второго стрелка. Он резко рванул затвор и поднял автомат. Говард начал стрелять первым и разрядил в него половину магазина. Второй стрелок был мёртв. Говард резко перевёл оружие на меня. Я поднял руки. – Микки, это я. – Мал? Какого черта ты тут делаешь? – Я то же сам... До меня донёсся тихий стон. Я развернулся и бросился обратно в кафе. Мириам лежала у самого входа, зажимая рукой рану на животе. – Блядь... Мириам. Я заглянул в её широко распахнутые глаза, но они уже стеклянели. Прижав её руку своей, я заорал Говарду: – Вызови скорую! Я обернулся к ней. – Пожалуйста, Мириам... Но она медленно выдохнула и застыла. Я почувствовал, как расслабилась и обмякла её рука, которой она зажимала рану. Внутри что-то оборвалось, в животе поселился холод. Я сел на крыльцо и вытащил сигареты. – Прости, Мал, я следил за этим филиппинцем, – Говард сел рядом. – Моя машина стояла за углом, я не видел входа, я не знал, что ты там. Я выскочил, когда увидел, что они выходят с автоматами... – Тебе не за что извиняться, ты все сделал правильно, и, возможно, спас мне жизнь, – отстраненно проговорил я. – Но не этой бедняжке. Ты знал её, и, похоже, она была тебе дорога... – Да, – я опустил голову и уставился в асфальт под ногами. Я сделал то, чему меня учили, то, чему учился на войне сам, но я забыл, что вокруг меня не солдаты. Я должен был закрыть её, опрокинуть на землю и лечь сверху, но я начал действовать ещё до того, как сориентировался в ситуации. И теперь Мириам мертва. И мертва она из-за моих неправильных действий. У меня был выбор? Был, но рефлексы на то и рефлексы, что принимаются за работу там, где мысли слишком медленны. Черт, и что теперь делать? Фил примчался через пятнадцать минут, раньше, чем ОВР, – разгребатель дерьма нашего участка. Ещё через минуту рядом припарковалась полицейская машина без опознавательных знаков. Из неё вышла точная копия Мириам, только более худая и какая-то осунувшаяся – её сестра. Она бросила на меня холодный взгляд и вошла внутрь кафе. К нам подошёл Фил. – Ты в порядке? – спросил Фил. Я молча кивнул ему в ответ. – Ты сможешь сейчас говорить? – осторожно спросил он. – Я пойму, если ты не захочешь. Я здесь, чтобы тебе помочь. Ситуация... не очень хорошая. Убит гражданский, а два стрелявших застрелены детективами из отдела убийств и нравов. Возникнут вопросы, и лучше, чтобы ваши версии совпадали. Ты меня понимаешь? – Да, понимаю. – И они совпадут, можешь не сомневаться, – добавил Микки. – Погоди, – остановил его Фил и обратился ко мне: – Ты можешь рассказать, что здесь произошло? Я пересказал в общих чертах суть дела, не вдаваясь в мистические подробности и опустив наши с Мириам взаимоотношения. – Срань Господня... То есть они сейчас на острове? – Скорее всего. И они ждут сигнала от этих двоих. Один из них был подозреваемым, но улики были косвенные. Я хотел взять их на месте, с поличным. – И у них может быть ещё одна жертва? – Вероятно. Я не знаю. Есть что-нибудь по второму нападавшему? – Да, индонезиец, студент Университета Южной Калифорнии. При нём были документы. И это странно. Хотя, если всё, как ты говоришь... Боже, какой безумный мир! Ты спросила: доверяю ли я тебе, Мириам – да, и я выполню твою последнюю просьбу. Я знаю, что я должен делать. – Фил, мне нужно несколько часов, ты сможешь их мне выторговать? Вытаскивавший из пачки сигарету Фил поднял на меня глаза. – Я думаю, да. Тем более, что повод у тебя более чем весомый. – Спасибо, – ответил я и направился к машине. – Ты уверен, что тебе не нужна помощь? – спросил Фил. – Уверен, вряд ли их там будет много. Да и ты сейчас не в том положении. – Я не предлагаю себя. Загляни ко мне в багажник, я же знаю, как делаются такие дела. Фил предлагал гладкоствольное полицейское ружьё, и он был прав – исход может быть только один. Особенно, когда дело становится личным. Вряд ли то, что я собираюсь сделать сейчас, является беспристрастным правосудием, но оно им станет, если я выберусь оттуда, потому что некому будет заявить обратное. Я забрал дробовик с патронами и помчался к пристани. Реквизировать лодку несложно, меня беспокоила только береговая охрана. Вряд ли они меня пустят, но если они оцепили остров, то будет даже проще – никто на него не проскочит. Всё оказалось так, как я ожидал, за исключением береговой охраны – их не было.