Санс!..
Слим дернул его за руку и испуганно потащил брата вдоль палаток. Как можно дальше от этого ужаса. Всего в нескольких метрах от них Андайн столкнулась с другим солдатом. Ее копье столкнулось со стальным мечом. …это не может продолжаться долго. Они не были воинами, они были обычными торговцами. Те, кого они называли воинами, были просто охраной их каравана. Почему?.. Папайрус сглотнул, позволив Слиму тащить его за собой, не в силах перестать пялиться.Зачем кому-то нападать на них? Они никогда никому не могли причинить вред.
Скелет мельком взглянул на плетеный браслет на своем запястье и вспомнил. Как он мог об этом забыть?! — Ред. Где Ред?! — Сражается, — выдохнул Слим, когда их окутало облако дыма. Их палатки горели. Их товар сгорел. Папайрус закашлялся и прикрыл рот рукой. Обручальный браслет, казалось, горел на его запястье. Нет. Против целой армии у них не было ни единого шанса. У его жениха не было ни единого шанса. — Фелл вместе с ним. Внезапно стук копыт стал громче. Оглянувшись, Папайрус увидел ещё одну группу всадников – чужеземцы с грохотом неслись на них, сотрясая все каменное плато, на котором племя Папайруса остановилось вчера… Нападавшие были вооружены. Стальные мечи, железные копья, луки с зажигательными стрелами. Слезы навернулись у него на глаза. Куда они вообще могли исчезнуть, чтобы спастись от этого кошмара?! Они были в пустыне, по крайней мере, в дне ходьбы от ближайшего города. Солнечный свет отражался в стальном оружии, из-за чего было трудно разглядеть их путь. А затем раздался крик Андайн. Взгляд Папайруса вернулся к ней, как раз в том момент, чтобы увидеть, как она опускается на землю. Папайрус рыдал…Андайн!
— Идём, Папс, — выдохнул Слим. Несмотря на слова, его голос был сдавленным. Он слегка покачнулся. — Ты можешь оплакать её позже. Просто беги! Это вернуло его в реальность. Это ведь был не первый раз, когда Слим видел нечто подобное, да? От этой мысли душа Папайруса заболела ещё сильнее. Она беспорядочно билась о его рёбра, кажется пытаясь вырваться на волю, или же убить себя. Слим… Вот так он и стал частью их семьи. Он был единственным выжившим из другого племени на которое напали. Он был из племени воинов. Ему было всего четыре года. В тот раз Слим потерял кровного брата. Возможно, сегодня он потерял еще одного — названного. Кивнув, Папайрус проглотил слёзы. Задушил свой страх. Ему нужно бежать. Сейчас же! Он будет оплакивать других позже! Казалось, они добирались до границы лагеря целую вечность. И в тот момент, когда они наконец пересекли линию последних палаток, им преградил путь всадник. Мрачная тень преследователя нависла над ними. Папайрус вскрикнул, столкнувшись со спиной Слима. Тот застыл, вытянув перед собой руку пытаясь защитить их обоих. Папайрус не мог сдержать дрожь своих костей. Его взгляд неосознанно перешёл с тени, на вороную лошадь, а затем и вверх, мимо красиво украшенного седла, к ухмыляющейся фигуре, что перекрыла Солнце. Папайрус разинул рот, не в силах издать ни звука, лишь наблюдая за острым мечом, который свободно и непринужденно держал в руках наездник. Было очевидно, что тот привык к этому оружию, будто оно было продолжением его руки. В другой ситуации Папайрус назвал бы меч красивым, искусно выкованным, явно сделанным мастером своего дела — это орудие было бы весьма дорогим. Но сейчас скелет не мог об этом даже подумать. Один только вид багряной крови, которая покрывала лезвие, что капала крупными каплями на горячий песок, — кровь его соплеменников… От одного только взгляда на это было достаточно, чтобы желудок Папайруса перевернулся. Слим дрожал. Он тоже боялся, подумал Папайрус. Его брат крепко держал его за руку, прикрывая собой, защищая. Солдат… Нет. Не просто солдат. Дыхание Папайруса перехватило, когда солнечный свет отразился золотом вокруг головы всадника. Корона. Украшенная драгоценными камнями корона. Не солдат. Король… Казалось, всадник услышал вздох Папайруса, и его ухмылка стала ещё шире. Его лицо покрывали брызги крови, но его это кажется не волновало. Вместо этого его изучающий взгляд прошелся по Слиму и Папайрусу, и когда это произошло, скелет почувствовал, будто по его коже побежали мурашки. Папс сдержал истеричное рыдание от этой шутки. Сансу, будь он здесь, это бы понравилось. Тот обожал глупые, детские шутки. — ты симпатичный, — пробормотал король на дхуре, языке народа Папайруса. Хищный взгляд остановился на испуганном лице скелета. Ни один из братьев не пошевелился. Ужасный холод сковал тело Папируса, когда острие меча уперлось прямо под его челюстью. Быстро вдохнув, он сжал кулаки. Успокойся. Дыши. И не сопротивляйся, всё будет в порядке. Сталь оружия заставила его выпрямиться и запрокинуть голову вверх. Король усмехнулся. — не думал, что вы, варвары, можете быть красивыми, но, похоже, я ошибался. хех. Он выкрикнул несколько слов на языке, который Папайрус не мог понять. Меч исчез и скелет глубоко выдохнул, немного расслабляясь. Слим однако сильнее сжал его запястье. Это причиняло Папайрусу боль, но он ничего не сказал брату. Почему-то это приносило Папсу облегчение — напоминание, что по крайней мере один из его братьев был жив сейчас. В безопасности. По крайней мере, сейчас. Рядом послышался топот копыт, прежде чем другие всадники остановились прямо за спиной у братьев. В тревоге обернувшись, Папайрус обнаружил, что смотрит на трех залитых кровью, ухмыляющихся солдат, которые отдавали честь своему королю. Было произнесено еще несколько слов на незнакомом языке, и двое из захватчиков спешились. Оба брата отпрянули назад, когда нападавшие шагнули к ним. Кряхтя от боли, Слим споткнулся. Папайрус со страхом наблюдал, как тот упал на колени, отпустив его запястье. Кровавый отпечаток ботинка остался на тонкой ткани его рубашки, на спине. — Слим! — Крикнул Папс и быстро опустился на колени рядом с братом. Его голос дрожал, когда он заговорил, — Ты в порядке? Слабо улыбнувшись, Слим кивнул. Папайрус перекинул руку Слима через плечо, помогая ему встать. Не в силах сдержаться, он впился взглядом в короля. Тот моргнул, выглядя раздраженным. Усмехнувшись, он снова указал на солдат. Папайрус закричал, когда его схватили и оторвали от Слима. Его душа колотилась в груди, когда его брата заставили опуститься на колени, пока тот стонал от боли, а Папайруса развернули лицом к лицу с королем. — веди себя прилично, — сказал король, по-видимому, забавляясь от всей этой ситуации. Вспышка гнева охватила Папайруса. Как это чудовище мог быть так счастлив, когда семью Папаййруса убивали? Когда его старшего брата не стало, а его приемный брат страдал? Как он посмел?! Как посмел чужак так поступить с ними в их собственной пустыне? Но гнев исчез так же быстро, как и появился. Руки Папайруса были заведены за спину, вывернуты наружу. Если бы он пошевелился, было бы больно, он это понимал. Король наклонился, и глаза Папайруса расширились от ужаса, когда другой схватил его за челюсть, поворачивая его лицо то в вправо, то в лево — как лошадь на рынке!... Крики и лязг оружия на заднем плане почти превратились в далекий гул, однако паника только усилилась. Папс не знал почему. Другой был просто… он не причинял ему вреда. И все же. Папайрус едва мог дышать, прежде чем другой скелет снова отпустил его. Он кивнул, выглядя довольным. — это хорошо. Сначала Папайрусу показалось, что он обращается не к нему. Затем он посмотрел ему прямо в глаза, и тот замер. Их голос был резким, когда они сказали ему. — ты. веди себя прилично. если ты сделаешь как скажу, этот варвар не пострадает. понял? Папайрус быстро кивнул. Все что угодно, но пусть не трогают его брата. Ухмылка этого монстра вернулась. Он резко кивнул, и затем его лошадь за секунду перешла с места в галоп. Папайрус даже не осмелился обернуться и посмотреть ему вслед, когда тот снова скрылся в кричащей толпе. Ветер завывал у него в ушах, когда стражник ткнул Папайруса копьем в спину. Бросив на Слима беспомощный взгляд, он пошел вперед. Скелет понятия не имел, почему они просто не убьют его, но ему почти хотелось, чтобы они это сделали. Вокруг него битва начала затихать. Его душа яростно стучала в груди, пока он наблюдал. Наблюдал, как с его семьёй – ведь всё племя было семьей друг для друга – обращались, как с дикими животными. Некоторых заставляли становиться на колени и тут же обезглавливали. Других заковывали в цепи, беря в рабство. Папайрус остановился когда увидел в толпе одно до боли знакомое и любимое лицо среди тех, кого одевали в железные обручи.Ред!..
Неосознанно выкрикнул Папайрус и почувствовал, как его глаза наполнились слезами, когда его жених поспешно поднял взгляд. Глаза Реда были полны ужаса, который, казалось, одновременно рос и исчезал, пока он смотрел на Папайруса. Небольшой укол боли пронзил его спину. К его позвоночнику предупреждающе прижали меч. Послав Реду последний взгляд, пытаясь только им передать, как сильно он любил его, как его душа буквально болела от любви и беспокойства, которые он чувствовал, Папайрус продолжил идти. Его усадили в маленький закрытый экипаж, а затем двери за ним закрылись. И всё погрузилось во тьму.----------- ✶ -----------
Он не знал, сколько прошло времени. Повозка снова с грохотом остановилась. Папайрус прислонился к деревянной стене, устало открыв глаза. Наконец-то. Это означало, что сейчас они откроют двери, чтобы дать ему поесть, и тогда он сможет взглянуть на мир снаружи. На песчаные равнины, на постоянно ясное голубое небо, на Солнце. Даже если это будет длиться всего несколько секунд. Сидеть внутри в такой темноте было невыносимо. Он был Дурином. Он был рожден не для этого. Солнце породило их народ, чтобы они ходили в Её чудесном свете, а не для этого кромешного ада. К этому времени Папайрус слишком устал, чтобы даже реагировать. Первый день он провел в слезах, но потом слезы просто… кончились. У него не осталось сил, он ещё никогда в жизни не был так измотан и вымучен. Скелет не чувствовал себя так даже после того, как целый день шёл по пустыне в самые жаркие недели лета. Папайрус просто оцепенел. Он вообразил, что был заперт здесь около четырех дней? Может быть? Все, на что ему приходилось надеяться - это черствый хлеб и плошка воды, которое ему подавали, когда они останавливались — утром и вечером. Папайрус не мог понять, почему он был здесь. У захватчиков не могло быть так много закрытых повозок, чтобы держать каждого взятого в плен поодиночке. Так почему именно он? Папайрус никак не мог этого понять. Но затем дверь заскрежетала и открылась. Скелет заморгал от яркого солнечного света. Его глаза болели, но он не хотел закрывать их. Тепло разлилось по его костям, и он почувствовал, как все его тело немного расслабилось. Достаточно чтобы почувствовать себя каплю лучше. Однако люди, стоявшие по ту сторону, не протягивали ему миску с едой. Вместо этого они одарили его тяжелым взглядом, указывая на выход. — Выходи. На мгновение Папайрус уставился на них. А затем поднялся на колени и пополз к дверце. Его клетка была такой маленькой и низкой, едва ли выше чем собачья конура. Когда Папайрус сел на край и свесил ноги вниз, стражники дали ему несколько секунд, чтобы привыкнуть к яркому свету. Небо над головой скелета, как всегда, было ясным. Ярко светило Солнце, и, казалось, на самом деле было теплее, чем следовало бы в это время года. Как только Папайрус снова смог нормально видеть, его глаза расширились. Это была не пустыня. Это был даже не Дуринелль, пусть он был там всего пару раз, но Папайрус знал — это не дом его народа. Его родной город стоял в песках, и не редко его могло засыпать им. Вместо привычного бежевого песчаника городских улиц и зданий здесь всё было белым и серым. Земля была покрыта серым камнем, а здания, окружающие его, были белыми, как редкое облако в пустыне. Мрамор. Их больше не было в Дуриннель. Папайрус не был уверен, что знает, где находится, но в их пустыне точно не было такого места, как это. Вскоре, однако, у него больше не было времени глазеть по сторонам. Охранники подтолкнули скелета к одному из зданий, к огромной, украшенной драгоценными камнями и резьбой двери. Когда Папайрус взглянул вверх, он понял, что это был дворец. Он был огромным, совершенно белым, если не считать золотых куполов на верхушках башен. Когда-то он счел бы это прекрасным, но сейчас ему было все равно. Его душа казалась тяжелой в грудной клетке, когда он шёл, куда его вела охрана. Какое значение имела красота, когда его племя было убито и захвачено в рабство, его брат взят в плен, а другой брат пропал без вести? Полотнища его длинной одежды развевались вокруг его ног, когда ветерок ворвался внутрь через открытую дверь. Горячий ветер, очень похожий на те, что дуют в пустыне. Тем не менее, все было совершенно по-другому. В пустыне ветер никогда не переставал завывать. Не было ничего, что могло бы остановить его, кроме случайных песчаных дюн. Здесь, однако, был только один небольшой ветер, гулявший в переходах и коридорах, которые были близки к внутреннему саду. Ветер быстро затих. Папайрусу никогда не нравилось находиться внутри зданий. Даже дома в Дуринелле были слишком строгими, несмотря на их большие окна и общее отсутствие дверей. Место, где сейчас был Папайрус представляло собой длинные коридоры и залы увешанные яркими пестрыми тканями в пол, окон здесь не было, а потолки были выкрашены в золото, что бы отражать естественный свет с улицы. Но это не вызывало восхищения, для Папайруса это выглядело как вычурная клетка для канарейки - тюрьма, а не дом. Скелет едва сдерживал истерический смех, понимая что да, это определенно было тюрьмой для него. Он не видел другой причины, по которой он был здесь. Его провели в комнату, гораздо более светлую, чем коридор. Воздух был влажным и странно холодным. Широко раскрыв глаза, Папайрус изучал пространство вокруг. Потолок, выкрашенный в пастельные тона, поддерживался огромными украшенными колоннами, а стены были естественного белого цвета. В центре комнаты был огромный бассейн, который занимал большую часть комнаты. Как только стража завела Папайруса в зал, к ним тут же подошли три женщины, и, не говоря ни слова, одна из них схватила его за запястье и потащила к ещё одному бассейну, — который скелет сначала не заметил, — поменьше, что был в углу комнаты. Охранники не сказали ни слова и только стояли у двери. Они просто позволили им забрать его. Папайрус не протестовал. В этом не было никакого смысла. По крайней мере, до тех пор, пока женщины внезапно не начали стягивать одежду с его плеч. Отскочив, Папайрус схватился за ремень на своём плече, крепко удерживая его на месте. — Что ты делаешь? Одна из служанок бросила на него раздраженный взгляд, но скелет решительно покачал головой. Его голое тело не было предназначено для того, чтобы кто-то, кроме членов семьи, мог его видеть. Это было не по правилам. Тем более, что эти женщины даже не были из дуриней. Быть с непокрытой головой было достаточно неудобно, но он не подумал захватить свой головной убор, прежде чем они с братом покинули палатку. Его душа болезненно запульсировала от напоминания о Слиме, но он проигнорировал это, удерживая взгляд женщины напротив. — Будьте благоразумны, — в конце концов вздохнула другая женщина. Её дхурский был с сильным акцентом. Папайрус уставился на неё, не совсем уверенный, насколько неразумно он поступал. — Ты просто не можешь выглядеть как варвар, стоя перед Его Величеством. Весь покрытый песком и одетый вот в это. — Прошу прощения? — Ответил Папайрус, чувствуя себя оскорбленным. Как грубо. Дуринейцы, конечно же, не были варварами. Они не были теми, кто вырезал племя торговцев без предупреждения, ухмыляясь при этом. И его одежда была хорошего качества. Настолько высокого, насколько это было разумно носить во время путешествия. Затем он замер, осознав, что сказала женщина напротив. — Его Величество? Папайрус почувствовал, что его руки начинают дрожать от перспективы снова увидеть этого монстра. Пожалуйста, нет. Его душа ускорилась, сильно ударяясь о реберную клетку, будто пыталась сбежать из этого места. Нет. Женщина снова вздохнула. — Да, его Величество хочет тебя видеть. А теперь давай мы тебя искупаем, чтобы ты хорошо выглядел, когда он тебя позовет. Поняв, что он не сможет выбраться из этого, Папайрус больше не смог найти в себе сил протестовать. Он должен был предстать перед монстром, который уничтожил его племя. Заковал в цепи его жениха. Оттолкнул и причинил боль его брату. Убил детей из их племени. Позволив им раздеть себя, скелет уставился в стену, ничего не видя перед собой. Его дыхание участилось. Не говоря ни слова, Папайрус позволил отвести себя в воду и сел. Он отметил, что температура воды была приятной. Чуть выше чем температура его собственного тела. Дыхание скелета снова постепенно выровнялось, когда женщины начали тереть его тело с удивительной нежностью. Казалось, они были полны решимости избавиться от каждой песчаной мозоли в каждом его суставе. Против своей воли Папайрус почувствовал, что расслабляется под давлением. Его веки отяжелели, и он зевнул. Звезды. Он не спал уже несколько дней, исключая те короткие беспокойные сны. Он закрыл глаза… Кровь. Крики. Папайрус застыл, не в силах пошевелить даже пальцем. Его тело было слишком тяжелым. Перед собой он мог видеть Санса, Слима, Андайн. Ред и Фелл. Герсон, Гриллби - все они были здесь. И все они были в крови, их покрывали огромные раны, и их становилось все больше. Меч сверкал на солнце, когда чудовища вонзали их в плоть его друзей, делая больно. Перед ними стоял скелет. Скелет с лицом короля. Его руки были покрыты багряной кровью, и он ухмылялся, упиваясь их страданиями. Причинял боль семье Папайруса. Его дыхание стало тяжелее, душа билась в груди, словно загнанная птица. Он не мог ничего сделать. Он не мог двигаться, мог только смотреть… Кто-то легонько встряхнул его. Со вздохом Папайрус открыл глаза, чувствуя, что начинает дрожать. Его душа колотилась о ребра так же сильно, как и во сне. Третья женщина встретилась с ним взглядом, полным беспокойства. Никто не произнес ни слова. Однако женщина, что говорила с ним ранее, опустилась на колени позади него, начав разминать его плечи. Она дышала спокойно и громко. Благодарный за эту незаметную маленькую поддержу, Папайрус изо всех сил старался подражать ей. Как только его дыхание замедлялось, и ему больше не казалось, что его грудная клетка вот-вот разорвется, он понял, что вода остыла. Одина из женщин подала ему знак подниматься. Чувствуя, как его щеки слегка порозовели, он повиновался. Выставлять напоказ свое тело вот так было неудобно, какими бы равнодушными ни казались женщины. Одина из них вдруг подняла красивую мантию из красной ткани с золотой вышивкой на ней. Она посмотрела на Папайруса так, словно спрашивала разрешения. И скелет жалобно кивнул. Это была довольно изысканная одежда, но ему не понравилось то, что это подразумевало под собой. Все его тело закричало от дискомфорта, когда они одели его в гладкую ткань. Сглотнув, Папайрус протянул руки, когда они обвязали пояс вокруг его талии. В этот самый момент двери почти беззвучно открылись. Вошел ещё один скелет. Его сандалии мягко постукивали по полу. При виде него служанки тут же упали на колени, низко кланяясь. Папайрус только уставился на него. Скелет – явно мужчина, чья светло-голубая мантия была завязана на мужской манер, – был, мягко говоря, невысокого роста. Это было первое, что Папайрус заметил. Во-вторых, золотые браслеты и кулоны вокруг его запястий и шеи, которые позвякивали, когда он двигался. Вновь прибывший лучезарно улыбнулся Папайрусу, немедленно направляясь к нему. Улыбка была доброй, но скелет почувствовал, как в нем снова нарастает страх. Леденящий ужас распространился, прошиб его начиная с самой глубины его существа, вплоть до кончиков пальцев. Папайрус не двигался, пока монстр перед ним изучал его. Папайрус также не отводил взгляд от незнакомца. Но затем улыбка собеседника превратилась в ухмылку, и он казался весьма довольным. — Приветствую, — сказал он на беглом дхурском, одарив Папайруса почти веселым взглядом, — Я наследный принц Блу. Вы можете называть меня ‘Ваше высочество’, поскольку я предполагаю, что вы, дуринейцы, не знаете, как разговаривать с членами королевской семьи. И должен сказать, я приятно удивлен. Мой брат сказал, что ты красивый, но я не думал, что варвар действительно может соответствовать этому описанию. И все же, похоже, он был прав. Ярость поднялась в груди Папайруса, стоило ему только услышал, как кто-то так оскорбительно отзывался о его народе. Каким бы приятным ни был голос Блу, или насколько сильно он, казалось, верил, что делает ему комплимент, это было возмутительно. Однако то, что Блу сказала дальше, заставило Папайруса забыть о своем гневе. Все его тело похолодело от следующих слов. — Я думаю, из тебя получится превосходная королева.