If you know what I feel

Как я и предполагал, ничего интересного этот вожатый, имени которого я даже не потрудился запомнить, сказать мне не смог. Прочитал лекцию, которую я слушал уже в третий раз. О том, что телефоны мы обязаны сдать, на что я ответил, что даже не брал его с собой, что все деньги тоже надо сдать, и вожатый снова прослушал увлекательную историю о том, какой я предусмотрительный, и ничего не брал. Когда он наконец закончил, я решил, что все-таки, скучал по этому месту и пошел на выход из душного здания. Мне хотелось погулять. Так же я понял, что народ из других областей пока не приехал, и нас в отряде только девять человек. Более того, ни одной девчонки. Это меня совсем не обрадовало, ведь ходить в парах с парнями мне совсем не хотелось, а по этому чудо-лагерю передвигаются только так. Чертовы пережитки социалистических времен! Проходя мимо еще одного блока комнат, в приоткрытую дверь я заметил тонкую фигуру, сидевшую на кровати, как и я недавно, свесив ноги и читая что-то. Сначала я хотел заглянуть и приглядеться к заинтересовавшей меня персоне, но любопытство не взяло верх, так что, я просто прошел мимо. Конечно, можно было бы погулять по балкону, но тогда какой-нибудь приставучий любитель поболтать за жизнь обязательно бы увязался вслед за мной, а мне хотелось тишины и одиночества. Я вышел во двор, вдыхая свежий утренний аромат только что скошенной травы. Как же я любил этот запах. Пожалуй, самый любимый из всех. Моему взору тут же открылась чудесная картина: огромная территория "Океана", засеянная зеленой травой. На полкилометра, не меньше, протянулась аллея, ведущая к морю, а прямо по ее центру красовался синий фонтан, длиной с саму аллею. Было в этом что-то завораживающе-прекрасное, когда фонтан начинал работать, и многочисленные тонкие струйки воды сверкали на солнце. Я спрятался в тени и наблюдал за столь любимой моим сердцем картиной. Внезапно меня посетило желание покурить, и я злорадно припомнил "просьбу" своего нового приятеля. Как бы сильно мне не хотелось сделать гадость этому нахальному товарищу, чувство самосохранения у меня еще работало, и я знал, что мне будет, решись я покурить прямо в комнате. Быстрым шагом я добрался до своей комнаты, в которой, к моему счастью, никого не было, достал из-под подушки оставленную там пачку сигарет, спрятал в карман и двинулся туда, где меня точно никто не застанет, даже в этом, напичканном камерами наблюдения по самое не хочу, месте. Первый этаж, второй, третий. Я переступал через несколько ступенек сразу, подгоняемый адреналином, наконец, четвертая лестница, и я уже был на крыше. Замедлив шаг, я прислушался, нет ли тут кого, а убедившись, что я здесь один, отошел подальше от лестницы, спрятавшись за подобие колонны, обшитой тем же, чем и поверхность крыши. Знаете, когда асфальт только положили, и он еще мягкий настолько, что можно согнуть его в руке при желании? Таким материалом еще обшивают крыши гаражей? В таком месте тебя обволакивает этим приторным запахом резины и чего-то еще, и мне совсем не нравился этот запах. Еще раз внимательно оглядевшись по сторонам, я прижался спиной к колонне и съехал на землю. Затем достал из кармана пачку сигарет, вынул одну из белых толстых полосок, зажал ее губами и поджег край, втягивая ядовитый дым в легкие. Не смотря на все губительные последствия, о которых я слышал миллион раз, я любил курить. К тому же, для чего мне было бросать? Никто из моих знакомых даже ни разу не просил об этом, беспокоясь о моем здоровье, а меня все устраивало. После третьей затяжки я закрыл глаза от наслаждения. Голод сказывался, и от клубов дыма, полностью окутавших меня, закружилась голова. — Кхм-кхм, — послышалось за спиной. От неожиданности я подпрыгнул, как ошпаренный, отшвыривая сигарету в сторону, ожидая увидеть здесь какого-нибудь охранника, или еще хуже, принципиального вожатого, который тут же позвонит моей мамочке и от души нажалуется. Но к моему счастью, тут же сменившегося раздражением, это был всего лишь тот белобрысый парень. — Черт, пошел ты, чувак! Просто пошел ты так пугать, какого ж хрена ты вечно оказываешься не в то время не в том месте? Ты меня преследуешь, что ли, не могу понять!? — завелся я. Ответом на мою истерику был лишь ошарашенный взгляд и намек на улыбку. Да, готов поспорить, в душе этот гад злорадствовал на полную катушку, что заставил меня подергаться. Уже в который раз. — Нужен ты мне, — усмехнулся Кирилл, — я, может быть, помедитировать пришел, а тут ты. Задымил весь воздух своим куревом, фу таким быть! — Пошел ты, ясно? Нечего ходить за мной, тогда и нюхать не придется, — совсем по-детски надув губы, я сложил руки на груди и нагнулся за оброненной сигаретой, и мне было плевать, как глупо звучали мои слова. Ну конечно, следил он за мной, как же. По большому счету, мне было плевать, как он тут оказался, но этот засранец действительно заставил меня хорошенько подергаться. Того и гляди, паранойя разовьется. Подняв на половину истлевшую сигарету, я сильно затянулся и выдохнул почти в лицо уже успевшему надоесть Кириллу. Уж кого-кого, а этого парня я хотел видеть сейчас меньше всего. От этого он заметно покраснел и закашлялся. — Ну тебя нахуй, еблан, — откашлявшись, пробормотал он, — говорил же, что не переношу этот запах, ты совсем охренел!? — но я ничего не ответил, лишь пожал плечами, последний раз затягиваясь и туша окурок о землю. Странно, но ни он, ни я не собирались никуда уходить, будто так оно и должно было быть. Я кинул незаметный взгляд на него и отметил, что этот придурок обладает весьма симпатичной внешностью, а волосы его оказались не просто светлыми, а пепельно-белыми, такое бывает только в рекламах краски для волос, где глупые барби-подобные девахи рекламируют свои выжженные супрой волосы. — Эй, ты что, крашенный? — внезапно решил поинтересоваться я. Кирилл бросил на меня не дружелюбный взгляд, затем перевел его на не ровные кончики своих волос, и обиженным тоном проговорил: — Ну я же не такой еблан, как ты, чтобы волосы красить. Тоже мне, нашел педика, — фыркнул он. "Да какого хрена он меня под пидора подписывает!?", — подумал я и, сделав шаг к своему собеседнику, больно пихнул его дистрофичное тело в бок. Тот заметно пошатнулся и рухнул на землю, больно ударившись локтем. — Эй, ты что творишь, дурак, я же прикалываюсь просто! — скривившись от смеха и боли одновременно, выдал он. — Ой, простите, не знал, что когда тебя называют пидором, на это не надо никак реагировать, — съязвил я, протягивая ему руку. Тот уцепился за нее, поднимаясь на ноги и стряхивая пыль с драных джинс. — Болит, придурок? — из вежливости поинтересовался я, хотя локоть моего соседа по комнате выглядел не очень хорошо с сочившейся из-под тонкой кожи кровью. — Болит, ты как думал? А-а-у! — протянул он. — Ну чего ты стонешь, как баба? Это всего лишь царапина. Жить будешь. — Да пошел ты, Димон! Мало того, что выглядишь, как пидор, так еще и дерешься так же, — залился смехом он. Стараясь сдержать улыбку, я серьезным тоном сказал: — Ты что, мазохист, что ли? Тебе еще раз двинуть? — но не выдержал и рассмеялся, при чем, сам так и не поняв, над чем. Так мы ржали со смеха друг друга, и никому не казалась эта ситуация странной или дебильной. — Слушай, ты бы завязывал с этим делом, — отсмеявшись, вполне серьезно сказал он, указывая на затоптанный бычок. — С чего бы это? — возмутился я. Он ничего мне не ответил, только бросил: — Забей, пошли отсюда. Я лишь пожал плечами и, не понять, почему поплелся за ним.