Третий муж герцога Литерского ?

Глаза Кисиля, когда Эжен заносит домой тушку лисицы, надо видеть. Такого ужаса он еще не наблюдал. - Зачем ты тащишь его сюда? – шипит граф, вскакивая с кресла. Какие-то бумаги падают на пол. - На кухню, ясно? - Кисиль? - Я не любитель кровавых туш, так что повторяю… - голос графа набирает высоту и Эжену становится весело. - Ну! Это моя первая жертва с такой охоты. Неужели ты не хочешь меня похвалить? - Нони! – кричит Кисиль. Слуга вбегает мгновенно. - Убрать! Живо! – Кисиль указывает на лису и слуга тут же бережно забирает мертвое тельце. Эжен не слишком доволен окончанием представления. - Ты – принимать ванну, - продолжает отдавать распоряжения граф нервным высоким голосом. - Потом придешь ко мне. Обниму, поцелую. Поздороваемся. Эддрик, бывший герцог Литерский, довольно быстро привык к жизни в другой стране. Он даже не ожидал от себя, что для него это будет так просто. Здесь никто не видел в нем младшего сына. Не приходилось добиваться торговли, договоров и союзов кропотливыми переговорами, угрозами и взятками. Нет, говорить не о чем в стране, где весь государственный принцип построен на торговых отношениях, от переговоров и взяток деться некуда, но здесь его рассматривали как полноценного игрока на рынке деловых взаимоотношений. Не оборачивались на Кисиля за его спиной. Не расценивали его, как заигравшегося младшего супруга. Фамилия Глиссер, безусловно, играла свою роль, но в другом ключе. Когда они только приехали в Карумию, Кисиль был приятно внимателен и предупредителен. Не окунался с головой в дворцовые интриги, посвящая себя введению семьи в новой жизни в незнакомой им стране. Приятные и нужные знакомства, кофе в постель и долгие разговоры в библиотеке о принципе построения торговых и политических отношений в Карумии. Эддрик искренне считал, что граф Глиссер сделал много для того, чтоб они с Риэлем чувствовали себя комфортно на новом месте проживания. Конечно, его отношения с Кисилем тогда были омрачены дурной выходкой графа с подстроенным побегом Эжена. Эддрик считал, что мальчик не готов к такому повороту событий, что это плохо отразится на его психике. Но Кисиль поставил его перед фактом. Все уже случилось, так что нужно было только найти в себе силы простить графа за такое самоуправство. В плане иностранного шпионажа такой поворот событий сыграл решающую роль, забив, так сказать, последний гвоздь в недовольство традиционных семей. Они высказались о том, к чему приводят одни только мысли о свободном выборе для младших супругов, и Эжен – лучший тому пример. Так что вместо свадьбы тогда вышел грандиозный скандал. Кисиль долго извинялся, поясняя, что Тори обязан привести Эжена в его, Кисиля, поместье. Так что Эжен должен был оказаться там даже раньше, чем они. Однако, этого не произошло. И это был очередной повод для серьезного разговора с Кисилем. Карумия была совершенно иной страной, нежели Кальрадия. Это чувствовалось в скупом убранстве домов, отсутствии садов и других наружных украшений. Семья Кисиля, люди практичные и увлеченные семейным делом, отнеслись к внезапной женитьбе сына (и брата) с вежливым интересом, и его решение не оспаривали. Титул графа Кисиль уже давно носил за личные заслуги. Конечно, и речи не могло быть о том, что в Кальрадии такое сошло бы с рук сыну любой знатной семьи. Но наступило время привыкать к другим порядкам. Самое печальное было в том, что Риэль, вначале так зажегшийся новой страной, достаточно быстро потух. Превратившись из их любимого мужа, в того самого королевского мага, которого Эддрик знал еще в Кальрадии. Разница была лишь в том, что в голосе Риэля теперь частенько проскальзывали нотки эмоций. По большей части плохих: злость, раздражение, печаль, обида. Эддрик искренне не знал, как поступить, чтобы исправить это. Кисиль на родной земле стал довольно самостоятельным и самую каплю жестким. Так что вряд ли это был тот человек, которого Риэль мог привычно опекать. Конечно, Кисиль позволял так к себе относиться, но и маг дурачком не был, понимая, что граф Глиссер не лучшая кандидатура для ласковой опеки. Кисиль, сняв в Карумии полностью все маски, оказался вполне самодостаточной личностью, способной о себе позаботиться. От этого чувства Эддрика к нему ничуть не ослабли, скорей наоборот. Появилась охотничья страсть. Ему доставляло извращенное удовольствие доказывать этому мальчишке, что он до сих пор остается главным. В доме и постели. Покушения на их жизнь тоже не стали приятной особенностью жизни в Карумии. Но граф Глиссер, после первого нападения, весь бледный, в крови убийцы, пообещал решить этот вопрос немедленно. Эддрик сильно сдерживал себя, не потребовав с того отчет о том, как он собирается бороться с наемниками. Бывший герцог хорошо помнил, что граф Глиссер сейчас старший муж. Он также помнил, что в Карумии это несколько другой титул, но он считал, что обязан позволить Кисилю быть старшим, состоятельным в обеспечении и защите семьи. Риэль тогда с ним согласился. Но Эддрик точно знал, что его карманы полны ядов и кислот. Да и сам он носил в рукаве тонкий стилет. Может, это и было неверным решением, позволить Кисилю утвердиться за счет такого серьезного вопроса, но Эддрик не собирался менять решения. Появление Эжена вселило в Эддрика надежду, что Риэль займется мальчиком и ободрится. Однако за прошедшее время Эжен достаточно изменился, чтоб быть в состоянии вести диалог и не истерить. Будучи честным с собой, Эддрик признавал, что рад изменениям, произошедшим с Эженом. Мальчик вырос и стал вполне приятным человеком, способным не только стать украшением их семьи, но и вести диалоги, решать проблемы, а в будущем, возможно, иметь собственный бизнес, приносящий семье доход. Вот только Риэль все также оставался не у дел, проводя слишком много времени в своих покоях. Он варил и коптил что-то в комнатке, выделенной ему для работы с зельями. Возможно, это было ему интересно, но Эддрик искренне считал, что душа и личность любимого погибают там, за стенами среди ядовитых паров зелий. Ревность мага, вдруг вспыхнувшая к Кисилю, добавила сложности в их мирок. Риэль наотрез отказывался слушать разумные доводы о невиновности Кисиля. Уперся и ревновал, словно впервые влюбившийся юнец. Изредка Эддрик чувствовал даже обиду на такое пристальное внимание Риэля к Кисилю. Помимо графа в их семье был еще и Эжен, и он, Эддрик. Так что зацикленность мага он не понимал. Впрочем, граф, правда, словно сорвался в последнее время с цепи, проводя вне дома большую часть суток. Не сказать, чтоб Эддрик тоже ревновал. Но он определенно скучал по отсутствующему мужу и сгорал от любопытства о его делах. Кисиль только отмахивался – пустяки, ерунда, все под контролем. Так что Эддрик искренне надеялся, что это не проблемы, а жажда деятельности, проснувшаяся в графе. Приятным сюрпризом для Эддрика стало и то, что Эжен легко влился в среду местной знати и даже, некоторое время спустя, завел себе приятелей. Не хотелось думать еще и о том, что и у самого младшенького в их семье тоже душевные проблемы. Когда они только начали жить в Карумии, Кисиль сразу сказал, что их главная задача – жить в собственное удовольствие, но если у Эддрика или Риэля появится желание заняться каким-либо делом, он будет рад и поддержит. Эддрик искренне не мог сообразить, чем можно заняться. Чтоб это было не только ему по душе, но и прибыльно, и выгодно. Дело пришло к нему само, совершенно случайно. На одном из балов, куда постоянно таскал их Кисиль с целью познакомить с «нужными» людьми, он разговорился с генералом Карумийской армии и дал ему несколько советов, исходя из личных знаний родной страны. Так и вышло, что он стал военным советником в текущей войне. Эддрик старался не думать, насколько такие действия являются предательством. Он считал, что после того, как он позволил иностранному шпиону закончить свою миссию по развалу страны, при этом частенько помогая ему, после того, как он сбежал из собственной страны, нет смысла рассуждать о предательстве. Так что теперь он с удовольствием занимался планированием военных действий вместе с генералом Хофманом. Так что сейчас, возвращаясь с очередного совета с генералом, он искренне не понимал, с чего на него нашли столь философские размышления. Приятным сюрпризом для Эддрика стал Кисиль. Граф Глиссер расположился в гостиной, задумчиво теребя корешок книги, которую, похоже, и не открывал. - Какой приятный сюрприз, - улыбнулся Эддрик. - И не говори, - отозвался Кисиль, хотя его взгляд до сих пор где-то блуждал. - О чем думает мой старший муж? – игриво-заискивающий тон отвлек графа от размышлений. - Эддрик, я же просил! - Я не схожу с ума от осознания того, что стал вторым мужем. Если ты не забыл, изначально так и предполагалось. Так что моя психика вполне цела, - рассмеялся Эддрик. Они уже не раз вели подобные разговоры. - Люблю тебя, - тихо отозвался Кисиль, упираясь лбом в плечо мужа. - И я тебя, - сказал Эддрик, приглаживая волосы Кисиля. – О чем ты думаешь? - О том, что я хотел, чтоб вам тут было лучше, чем в Кальрадии, но не вышло. - Кисиль, мы со всем справимся, - Эддрик подцепил подбородок мужа и заглянул в печальные глаза. Кисиль так искренне старался держать при себе переживания такого рода, что Эддрику постоянно хотелось забрать эти мысли и заботы из и так занятой головы графа. - Это точно. Даже с трупом. - Каким трупом? – насторожился Эддрик. - С трупом лисицы, - недовольно ответил Кисиль. - Ты о чем? Эжен тихо кашлянул на входе. - Это чудовище, - ответил Кисиль, пристально оглядывая Эжена, - притащило прямо в гостиную окровавленный труп лисицы. Эжен тихо засмеялся. Мокрые после ванны волосы разметались по плечам, на влажных губах сияла улыбка, и в этот момент Эддрик искренне верил, что они действительно со всем справятся и будут жить так, как написано в книжках – долго и счастливо. - И в чем проблема? - Я ненавижу трупы животных, - нахмурился граф, - еще с детства. После того, как чертов братец подсунул мне на подушку тельце птички. - О, детские страхи, - понимающе улыбнулся Эжен, - тебе пора от них избавиться, в твоем-то старческом возрасте. - Что? – Кисиль угрожающе приподнялся, в глазах сияла готовность к игре, - кого ты назвал стариком? А ну иди сюда! Они выбежали из гостиной, громко топая ногами. Эддрик улыбнулся и велел подать ему чай. Определенно, сегодня был неплохой день.