Третий муж герцога Литерского ?

Риэль не мог сказать, что в Карумии все оказалось противно ему. Безусловно, было множество минусов. Среди них главным была невозможность пользоваться магией открыто. Те мелкие опыты, которые он проводил, отгородившись от всех дубовой дверью, не давали магии достаточной свободы. Это давило, вызывая головную боль и тошноту. Он ни в коем разе не хотел опечалить Кисиля тем, что его физическое состояние в Карумии приходит в упадок. В сложившейся ситуации вряд ли возможно что-либо изменить. Такая новость лишь опечалит возлюбленного. Кисиль и так достаточно переживал о том, что им не слишком комфортно на его родине, чтоб радовать его еще и этим. Несмотря на то, что Риэль много времени проводил, закрывшись ото всех, он старался быть в курсе событий, происходящих не только в доме, но и в стране. Привычка, выработанная за время жизни при дворе Генриха, никуда не делась. Один из слуг, сына которого он спас сразу по приезду в страну от воспаления легких, верой и правдой служил Риэлю, по несколько раз на дню клянясь, что душу продаст за мага в благодарность за сына. Проверять, насколько верным было это утверждение, маг никогда не планировал, а вот пользоваться для удобства услугами мужчины он никогда не отказывался. Этот же слуга нашел ему занятие, начав просить за своих односельчан: от кашля, от ожогов, от простуды. Им всем были нужны зелья. Они готовы были отдавать последние гроши, лишь бы выжить, победив болезнь. Ни разу Риэль не брал денег, выполняя регулярно просьбы слуги. Риэлю нравилось просто приносить людям помощь. Не тем, кто после дорогой покупки зелья типа поддержания мужской силы, шепчет за спиной дрянные слова. А тем, кому твоя помощь действительно нужна. Он не знал, в курсе ли его маленького увлечения Кисиль, но считал, что ничего, что могло бы расстроить мужа, он не совершает. Впрочем, и кричать на каждом углу о добрых делах он не собирался. Хвастовство не добродетель. Хотя, может, дело было в том, что отношения внутри их семьи изменились. Немного, неуловимо, но стали другие. Все они выросли за это время, поменялось видение мира. Возможно, перемены были связаны с этим. Кисиль пропадал, занимаясь какими-то делами. Ведь ничего бы не стало, если он, этот упрямый и самостоятельный граф, рассказал им, что он делает. Они были бы спокойны, зная, что Кисиль в безопасности, и все было бы отлично. Серых стражей, которых Кисиль приставил к ним, маг видел с первого дня. Такова уж его природа. Он искренне считал, что если Генрих всерьез возьмется за то, чтоб их достать, стражи не станут серьезной преградой. Их единственным достоинством была возможность нахождения в Тени. Это тонкая грань между миром бытия и небытия, которая не видна обычному глазу. Это место, где нет потребностей – ни голода, ни усталости не чувствуют стражи. Вот только находятся они там благодаря амулетам, а не исключительности своих способностей. И если король пошлет магов разобраться со сбежавшей семейкой, роль стражей будет совсем невелика. Говорить об этом Кисилю он не собирался. Риэль разбирался с проблемой самостоятельно, тщательно расставляя по дому магические ловушки и сигналки. Риэль никогда не жалел о своем выборе последовать за супругами. Он и не размышлял никогда о такой возможности, как сомнение в выборе. Возможно, он вел себя резко в последнее время. Он часто винил себя за такое поведение, но головные боли всегда рождали в нем волны раздражения. А действия Кисиля, вдруг решившего, что справится со всем в одиночку, только подогревали злость. Эжен искренне старался наладить не только отношения внутри семьи, которую он вдруг и резко принял спустя столько времени, но и улучшить настроение мага. Но дело было совсем не в том, о чем беспокоился юный мальчик. Риэля это печалило – он не хотел, чтобы Эжен забивал себе голову той проблемой, которой в принципе нет. Его любовь не станет слабей от того, что сейчас происходит. Ему не нужно слишком много, чтоб обожать тех, кто прочно сидит в его сердце. Проверено на короле. И нет, никому точно знать не стоит, что коварный монарх до сих пор не покинул сердце своего мага. Любовь ведь не проходит от того, что кто-то поступил плохо. Иначе, какая это любовь? Так подумать, и Кисиль, шпион в чужой стране, ее не достоин. Но он же любит Кисиля. А вот то, что он, будучи замужним мужчиной, делит место в сердце между семьей и посторонним мужчиной дело совсем иное, уже плохое. Но Риэль ничего поделать не может. Тем более, что он искренне считает, что об этом никто не узнает. Так что это не будет проблемой. Стук в дверь отвлекает его от размышлений. Эддрик с чашкой чая оказывается вполне вовремя, так что Риэль с удовольствием пускает его. - Ты опять грустишь в одиночестве? – спрашивает Риэля муж. - Я не грущу, - качает он головой. - Что с тобой, Риэль? Я не узнаю того человека, на котором женился. - Мне кажется, - аккуратно замечает маг, - что перемены в характере неизбежны с возрастом и кардинальной сменой места жительства. Он совершенно не хочет, чтоб его слова выглядели грубыми, но все равно, когда он произносит это вслух, кажется, что он дерзит. - Конечно, - тем не менее соглашается Эддрик, - все мы получили изменения в жизни. Даже Кисиль, который раньше никому не был должен. Но я беспокоюсь, что для тебя это были исключительно плохие перемены. - Не стоит, - голос мага смягчается, на губах появляется улыбка. - Не стоит беспокоиться обо мне. Все хорошо. - Я тебя люблю, - медленно говорит Эддрик, словно боясь, что Риэль не поймет. - Люблю и готов помочь, Риэль. - Я тоже тебя люблю, - тут же отзывается маг. Они нечасто говорят друг другу именно эти слова, сохраняя их значимость и ценность, не желая превращать их в пустословие вроде «привет» и «пока». - Риэль, - снова начинает Эддрик, но тот перебивает его: - Все образуется, Эддрик. Всему свое время и свой черед. Герцог улыбается. - Узнаю мудрого и невозмутимого королевского мага. - От него остались лишь воспоминания, - пожимает плечами Риэль. - Ты грустишь от этого? - Всему свое место и время, - повторяет Риэль. - Я не грущу о своем выборе, Эддрик. Я рад, что с вами. Они встречаются за ужином всей семьей. Риэль подмечает веселье в глазах Кисиля, легкую растрепанность Эжена. Граф сблизился со своим женихом в последнее время, как когда-то с самим Риэлем. Сейчас их сближение прилично обусловлено тем, что Эжен не задает лишних, неуместных для графа вопросов, в отличие от мужей. Он хочет поступать точно также, но страх за то, что Кисиль, проворачивая дела в одиночестве, натворит бед, не отпускает его. Он тщетно напоминает себе, что граф справлялся самостоятельно раньше, и у него это неплохо выходило. Предчувствие беды не отпускает Риэля, заставляя судорожно сжимать пальцы под столом. Кисиль вежлив и немного отстранен. - Как прошел день? – спрашивает Риэль, не обращаясь ни к кому конкретно. - Неплохо, - отзывается Эддрик первым, - но утомительно. От него нечасто услышишь подробности, если ничего страшного не произошло и если не просить, так что Риэль удовлетворен этим ответом. - Я был дома целый день, - мягко улыбается Кисиль, - но ты так и не обратил на меня свое внимание. «А потом жалуешься» граф не произносит, но Риэлю это понятно и так. - А я был на охоте, - весело заявляет Эжен и Риэль вспоминает, что тот говорил накануне что-то такое. - Я поймал лису. - Кстати, - мурлыкающе говорит Кисиль, - ее можно отведать, она на столе. Граф тыкает вилкой в блюдо с мясом. У Кисиля похоже получается завоевывать признание Эжена намного лучше, чем у Эддрика в свое время. Эжен тут же улыбается и берет внушительный кусок. Риэлю точно не хочется мяса сегодня, но раз такое дело, надо вкусить. - Как тебе новые знакомые? – спрашивает маг, отрезая тонкий кусок мяса. - Они, - Эжен пожимает плечами, - обычные. Но что-то смущает мальчика, что-то, о чем он не сказал. Иначе, зачем прятать глаза? В Карумии Эжену пришлось повзрослеть, пытаясь самостоятельно выстроить свою жизнь. Но сейчас в доме Кисиля он, похоже, оттаивает и расслабляется, вспоминая, что еще вполне молод. Не успеешь оглянуться, заведет роман на стороне. Риэль улыбается этой мысли. Ничего хорошего из этого, конечно, не выйдет, если у Эжена до сих пор есть сомнения по поводу них. Но Риэль надеялся на лучшее. - Возможно, нам тоже устроить охоту? – предлагает Эжен, резко сменив тему. - Плохая идея, - тут же отзывается Кисиль и Риэль вспоминает, что граф не любитель кровавых развлечений. - Ну, Кисиль, - фыркает Эжен. - Нет, - сухо отзывается граф. - Может просто пикник? – предлагает он компромисс, пытаясь заглянуть Эжену в глаза. - Можно съездить к озеру и покупаться, - предлагает Эддрик. - Завтра? – похоже, Эжену идея понравилась. - Нет, завтра я не могу, - хмурится Кисиль. - Может, дня через три? Как думаешь, Риэль? Он, и правда, до сих пор не участвовал в беседе. - Неплохая идея, - соглашается маг, чувствуя, как головная боль, ушедшая, пока он варил бальзам, снова возвращается. - Значит, решили, - бодро подводит итог Эддрик. Ночь Риэль встречает в одиночестве, удобно устроившись на подоконнике. Он глубоко вдыхает вечерний воздух, пытаясь успокоить боль, нещадно бьющую по вискам. Риэль часто отказывается от вечерних забав, чувствуя, что не готов к ласкам при такой боли. Он ссылается на дела или усталость, стараясь не замечать внимательных взглядов в спину. На шум у двери он оборачивается мгновенно. Но видимо слишком поздно – он успевает заметить лишь расползающиеся тела серых стражей. Кислота разъедает их тела в обход амулетов и медальонов, ограждающих их от всего немагического. А гости, столь бесцеремонно вошедшие, уже стоят напротив него. - Эдин, - мягко приветствует королевский маг лучшего воина Генриха. - Господин маг, - тут же откликается тот, не склоняя, впрочем, головы. Риэль швыряет разряд в Эдина и его спутника, но те достаточно ловки, чтоб уклониться. Шкаф с шумом рушится. Риэль слышит, как по коридору бегут. Он вновь пытается ударить противника, и, кажется, попадает в спутника Эдина. Но упускает самого воина из виду. Жидкость, попавшую точно в лицо, он смахивает в ужасе, отстраненно замечая, что головная боль уходит. Еще пара ударов выходят совсем кривыми. Он видит сквозь дымку, как дверь распахивается. Эдин подхватывает его за талию, одним ударом разбивая окно. Риэль с трудом вскидывает голову, чтобы увидеть, как кинжал, брошенный умирающим спутником Эдина, попадает Эддрику в область сердца.