Господи, храни Интернет!

      Однако дело не сдвинулось с места ни через месяц, ни через два, ни через три.       А через полгода Виктор понял, что своему соулмейту он, похоже, не нужен.       Постепенно надежда на этого таинственного Кацуки таяла, становясь всё более призрачной, пока не превратилась в слабый-слабый огонек, который скорее только угнетал. Его вера стала его проклятием.       Это было как напоминание о том призрачном шансе того, что у него, шибанутого на всё голову, с толстенными тараканами в очаровательной серебристой головушке, появится такой же шибанутый человек, который ждать будет дома, на соревнования придет, да просто улыбнется по-доброму и только для него. Черт с ними, с этими отношениями, Виктор готов послать их куда подальше, лишь бы не одиночество, не пустая квартира, слишком большая для него и Маккачина, слишком серая и холодная, лишь бы не дыра в душе, которая постепенно превращается в бездну, чёрную дыру, засасывающую в себя Виктора.        Никифоров, честно, будет благодарен и за редкие встречи, если Кацуки не захочет бросать свою прошлую жизнь в Японии. Но, похоже, Кацуки не стремится встретиться с Виктором.       Через год Светка уходит из спорта — ей уже двадцать шесть, и у неё жених есть, с которым она уже давно планирует свадьбу. На её место из Москвы приезжает смешная Мила Бабичева — она уже дебютировала во взрослой группе и, в связи с успехом первого её сезона, была переведена к великому и могучему Фельцману, с соплей вырастившего самого Виктора Никифорова, а чуть позже появляется злой и колючий Юрочка Плисецкий, на которого тоже много надежд возложено. Гоша находит себе девушку — красавицу Аню, которая пока не спешит отвечать парню, но всё же на месте их отношения явно не стоят.       А Витя не меняется. Витя всё так же допоздна катается, уходит чуть ли не позже сторожа. Виктор наблюдает за жизнью других, сам же как будто застыв в ожидании какого-то чуда. Всё вокруг него замерло, как будто окутанное комой: серая квартира не серела и не светлела, все так же бетонные стены отдавали холодом, и лёд был всё тот же холодный, а тело болело одинаково сильно изо дня в день. Снова и снова, как по расписанию-программе, Виктор заставлял себя каждое утро просыпаться и делать то, что делает всегда.       И только изредка посматривал он в соцсети, ожидая, что хоть какая-то весточка от Кацуки придет. Хоть какая-то зацепка будет, а дальше он сам уж как-нибудь найдет его.       Ещё через год он перестает ждать, да и верить, в общем-то.       Он в шутку ругается с Юркой, который немного подрос, сильно улучшил свою технику, но всё ещё был маленьким, резким и чрезвычайно злым говнюком. Затем слушает оры Якова о том, что он безмозглый дебил, который всё никак флип вытащить не может, затем смотрит на то, как Гоша за Аней бегает, и вдруг осознает, что, возможно, не так всё плохо.       « — Ну, ничего, Витёк, прорвёшься,» — говорит он сам себе каждое утро, смотря на отражение в зеркале — он, кажется, стал немного нездорово бледным и худым, но это ничего, мелочи жизни. У него есть злой Юрка и орущий Яков, озорная Мила с Гошей и Маккачин. Не совсем же он одинок, ну?       « — Прорвешься, только терпи,» — повторяет он, когда Аня-таки обращает на Поповича внимание, и у них пышным цветом на весь «Клуб чемпионов» цветут шуры-амуры. Витя улыбается, чтобы его не жалели, да и сам себя жалеть не позволяет. Он красивый и безбожно талантливый, у него херова туча спонсоров, а фанатов — в разы больше, и он ещё достаточно молод. Заживет ещё, как только эта дичь с соулмейтом от головы отойдет.       « — Ничего не прорвешься,» — вдруг понимает он, сидя одним дождливым утром на кухне. На столе перед ним — очередная медаль, только вчера привезенная из Марселя. Золото этой медали блестело чуть ярче, чем остальные награды, стоящие за стеклом на полках, но сияние его все такое же холодное и бесполезное.       Огонёк надежды уходит на дно, а тьма восстаёт, поднимает грозную голову, а внутри всё стынет. Виктор разбит и искалечен. Впереди Виктор видит сплошь тернии и ни одной звезды.

***

      Юри кажется, что он сейчас начнет кричать.       Виктор почти перестает давать интервью и появляться в обществе, по большей части его можно видеть только во время соревнований.       Юри со стороны вынужден наблюдать, как лживее становится ослепительная улыбка. Ему казалось, что Виктор постепенно затухал.       И мысль, что виной тому он, Юри, была невыносимой.       — Я тебя ударю, если ты после этого будешь заявлять, что ты ему не нужен, — заявляет Пхичит во время просмотра записи выступления Никифорова с финала Гран-При. На нем Виктор взмывает в высь в своём коронном прыжке — четвертном флиппе, будто отчаянно пытаясь взлететь, будто рвется куда-то прочь, сам не зная куда. У Юри замирает сердце, а запястье обжигает болью.       Он заставляет Виктора страдать.       — Я… Я должен ему помочь.       Пхичит рядом саркастично похлопал.       — Браво, Юри, наконец! Просто сделай уже это.       Юри решительно кивает, берет в руки смартфон и даже открывает приложение с соцсетью. А затем сморит на экран телевизора. Виктор Никифоров, ожидаемо, взял золото, побив собственный мировой рекорд.       Руки его дрогнули, а в голове появилась новая мысль.       — Пока рано, — тихо говорит он. — Но я напишу ему.       Не слушая возмущения и доводы Чуланонта, он выходит из аккаунта, нажимает кнопку регистрации и быстро вводит в нужное окошко своё имя. Пхичит перестает возмущаться и теперь просто смотрит с удивлением за действием Юри, который уже создал ещё одну страницу и грузил на аватар какую-то фотку с мягкой игрушкой-пуделем, похоже, наугад выбранную из галереи.       — Я ещё не достаточно хорош, нужно бы ещё потренироваться, но, возможно, ему станет легче, если я хоть что-то ему объясню.       Пхичит ожидаемо молчит первые пару секунд, поджимая губы и хмурясь, явно обдумывая ситуацию. А потом вздыхает так, будто на его плечи ложится тяжесть грехов всего мира, и вымученно улыбается.       — Ты же не отступишь, дурашка, — усмехается таец. — Напиши ему.       Юри кивает. У него не занимает много времени поиск страницы Виктора, и, прежде чем нажать на кнопку «Добавить в друзья», он вздыхает, собираясь с мыслями и отбрасывая все страхи и сомнения.

***

      Виктор смотрит на заявку в друзья.       «Кацуки Юри хочет добавить вас в друзья.»       Это какое-то мракобесие, серьёзно.       Два года поисков, страхов, ложных надежд и отчаяния, чтобы в самый последний момент, когда до пересечения заветной грани полного равнодушия пришло… Это.       Никифоров понимает, что тихо смеется, отчего стоящий рядом Юра смотрит на него с опаской.       — Старик, ты чё? — спрашивает он с напускной с насмешкой. — Совсем из ума выжил?       Вместо ответа Никифоров широко улыбается и смотрит на Юрия с каким-то немым вопросом в глазах, из-за чего по спине у мальчика пробегают мурашки.       — Вить, ты… Чё там у тебя?!       -Он… Он мне в друзья добавляется, — тихо, как будто сам не уверен в своих словах, говорит Никифоров. — Ну, не пиздец ли?       Юра закатывает глаза — для виду, конечно, — и смотрит в экран.       — Пиздец, — шокировано выдыхает Плисецкий, садясь на скамейку рядом с Никифоровым. А затем, чуть подумав, добавляет. — Я бы послал его к хуям.       — Почему?       — Ну, хотя бы потому, что этот мудак игнорил тебя два года. Два ебучих года, Вить, и только после этого он присылает тебе одну чёртову заявку в друзья. Кацуки Юри — до пизды эгоистичный козёл, — зло шипит Юра, сводя тонкие брови к переносице и будто бы шипя, как злой кот, вкладывая в каждое слово лошадиную дозу яда и желчи.       Виктор замечает, что в его словах есть доля смысла. Кацуки заставил его страдать, даже несмотря на то что они соулмейты. Идти сейчас к нему с распростёртыми объятьями — не уважать себя. Но внутри всё болит и сжимается, а седьмое чувство во всю кричит цепляться за этот шанс.       Тем временем Юрий тыкает пальцем в экран смартфона Виктора и открывает страницу Юри.       — Тебя, походу, разводят, — говорит он уже чуть более спокойно, но глаза его рассеяно бегают по экрану, выдавая внутреннюю бурю Плисецкого. — Информации никакой, даже на аве картинка из интернета. Это фейк.       Виктор отпихнул тут же насупившегося Юру от экрана и посмотрел сам. Действительно, помимо имени ничего указано не было, что вызывало подозрения.       Но Виктор решает рискнуть и добавляет Юри в друзья.       — Ну, я хуею с тебя, старик, — только и говорит обиженно Юра, уходя от Виктора на каток отрабатывать прыжки.

***

      Кацуки Юри написал ему часа через три после того, как добавился в друзья. Всё это время Виктор был до того рассеян, что часто заваливал прыжки и забывал части программы, в любой свободный момент проверяя личные сообщения, на что Юра только презрительно хмыкал и что-то бормотал под нос, явно недовольно и зло, затем стремительно отъезжал на противоположный край катка с видом крайней степени обиды на пренебрежение своими советами. Кончилось всё тем, что у Якова лопнуло терпение, и он буквально силой выгнал Никифорова с катка и отправил домой, крича, чтобы больше такой херни не было.       Впервые за долгое время Виктор действительно спешил домой. Уже в своей квартире он небрежно сбросил верхнюю одежду поверх сумки с коньками где-то в прихожей и тут же достал телефон, усевшись прямо на полу у стенки. Его уже ждало сообщение:       Поздравляю с золотом в Милане.       Виктор рассеяно моргнул — на какой-то миг из головы у него вылетели все мысли.       « — Очень надеюсь, что он просто заводит разговор издалека,» — зло думает он и яростно застучал по экрану, набирая короткий и сухой ответ.

***

      Спасибо.       Юри готов был начать визжать. Он не знал, что писать, как начать разговор, и вообще начинал терять связь с этим миром. Нужно было объяснить всё, и в голове вертелись сотни мыслей, но ни одна из них не казалось достойной.       Чувствуя, как к горлу подступает паника, Юри решает сказать в лоб.       Простите, Виктор, я веду себя как маленький ребёнок, но я действительно Ваш соулмейт.       К сообщению он прикрепил фотографию своего запястья с меткой и отправил. Ответ последовал незамедлительно.       Почему ты так долго игнорировал меня?       Юри поджимает губы. Сил почти нет, ему хочется бросить всё как есть и постараться забыть, но отступить он уже не может.       Это действительно глупо, но сначала мне нужно кое-чего добиться. Считайте это делом чести. В Ваших правах злиться, но, прошу, попытайтесь меня понять.       Сейчас его доводы казались даже самому Юри как-то совсем уж неубедительно и звучали скорее как жалкая попытка оправдаться, отчего Юри захотелось пробить себе лицо фейспалмом.       Чего именно добиться? — пишет Виктор.       Если я скажу Вам, то Вы сразу сможете найти меня. Умоляю, Вы стоите на вершине мира фигурного катания и, я уверен, продолжите побеждать и удивлять нас, а я же не представляю из себя ровным счетом ничего. Вы достойны лучшего, и поэтому я не смогу простить себе, если буду претендовать на Ваше внимание, будучи никем.       Для меня это будет невыносимо.       Ответа долго не было. Юри с каждой минутой нервничал всё больше, то вскакивая и меря шагами комнату, как загнанный в клетку зверь, то возвращаясь на место, проверяя сообщения, то нервно крутил телефон в руках.       Наконец Виктор ответил:       Я, вообще-то, очень испугался, что ты решил забить на меня.       И, ты прав, я зол на.       Но если ты действительно тот самый Кацуки Юри, то лучше бы тебе быстрее достигнуть своей цели.