Pain! You break me down, you build me up, believer, believer Pain! I let the bullets fly, oh let them rain My luck, my love, my God, they came from... Pain! You made me a, you made me a believer, believer Imagine Dragons - Believer.
Мазок покрывает холст. Кисть рисует причудливые узоры, едва касаясь полотна. Будто боясь спугнуть две фигуры, расположенные на картине. Одно неверное движение, и они сбегут. Комнату наполняет синтетический запах масляной краски и растворителя. Картина — рассказ жизни маленького мальчика. Имеющая большое значение для рисующего. В обрамлении двух вековых дубов стоит беззащитный малыш, тянущий девушку за юбку, подальше от бури. Они замерли в мгновении от падения в пропасть. Но где-то за пеленой облаков виднеется тонкий лучик света. Картина, рассказывающая историю целой жизни. И слишком важная для художника.***
В мире, где любой порез, синяк или ушиб ты делишь со своей родственной душой, сразу отпадает желание лазать по деревьям, словно Тарзан, учиться кататься на велосипеде без наколенников, или перелезать через высокие заборы. В свои двенадцать лет, Йен был прекрасно осведомлен о том, кто такие соулмейты. В общем-то это была полностью заслуга Фионы. Когда ему было десять, он в первый раз столкнулся с новым, непонятным для него словом: «соулмейт». В тот день из соседней комнаты послышался визг, а затем из неё, прыгая на одной ноге, появилась Фи. Она дёргала кистью, указывая на своё запястье и кричала на весь дом: «Его зовут Джимми!» Как Йен понял, родственные души могут общаться через собственное тело. Что бы ты не написал на себе - это тут же отразится на твоём соулмейте. Джимми оказался интересным, довольно привлекательным и очень весёлым парнем. Чуть вьющиеся волосы, цвета векового дуба, крепкое телосложение, точёные черты лица и губы, сжатые в полуулыбке. Йен любил его. Фиона буквально жила Джимми — всё своё свободное время она проводила с ним. Йену её не хватало Как бы жутко это не звучало, но Фиона была для Йена единственным родным человеком. Родители умерли, когда мальчику не исполнилось и двух лет. Передозировка. На самом деле очень глупая, по мнению Йена, смерть.***
Фиона почти каждый вечер наряжалась так, словно шла на светский раут, она выглядела как сошедшая с картинки модного журнала модель. К слову сказать, выглядела она просто потрясно. Вообще, Фиона была очень красива. Мягкие, чуть припухлые губы, тёмные каштановые волосы, с рыжеватым отливом на солнце, огромные карие глаза, обрамлённые густыми ресницами. Тонкая, женственная фигура. И, как вишенка на торте — какое-нибудь облегающее платье, превращающее её в принцессу Диану*. Фиона была очень счастлива. Но жизнь — не диснеевская сказка. Здесь не существует «долго и счастливо». Конечно, Фиона и не думала о том, что не всегда твой соулмейт — принц на белом коне. Не имеющий недостатков и с огромной любовью к тебе. В итоге, Джимми просто исчез. Фиона ждала. Даже слишком долго. Она не хотела и думать о том, что её предали. Ну а затем пришло письмо всего с одной фразой, после которой воздух из лёгких пропал, без шанса на обратное поступление, сердце предательски кольнуло, а перед глазами наливалось тёмное марево.***
«Я женюсь» И два слова навсегда заморозили сердце Фионы. Разрушили её воздушные замки. В тёплой комнатке двухэтажного дома, где-то в Чикагском гетто, на постели сидела, всхлипывая и дрожа, очень красивая молодая девушка. Рядом, положив маленькую ручку на спину девушки, её успокаивал грустный четырнадцатилетний рыжий мальчишка, вторя в темноту комнаты лишь: «Не сдавайся»***
Фи не опускала руки. Она старалась, пытаясь оставить прошлое там, где ему самое место. Но только спустя год она смогла наложить швы, на вечно кровоточащее сердце. Фиона загорелась идеей создать свою сеть ресторанов. Маленький семейный бизнес. Она буквально жила на работе, пропадая там целыми днями, поначалу зарабатывая копейки, но счастье рано или поздно должно было постучаться к ним в дверь.***
Йен ходил в самую обычную школу. не смотря на то, что она находилась не в самом благоприятном районе. Рыжик был очень общительным парнем, но своим другом он мог назвать только одного человека — Фила. Русые кучерявые волосы; глаза цвета утренней росы; тонкие губы и чуть вздёрнутый к небу нос. Он был категорически против «Фила», «Филипа», и прочих, дурацких, по его мнению, вариаций его имени. Поэтому он — Лип. Просто Лип. Первая сигарета, отзывающаяся головокружением и рвотными позывами; первая совместная вечеринка, после которой похмелье приследовала их весь день; первый проигрыш в «Марио карт»(Йен считал себя профи в этой игре, и как он умудрился проиграть не понимал); первое признание всей школе в своей ориентации, и его последствия. Через всё это они проходили вместе. Вообще-то Йен очень нервничал из-за того, как Лип отреагирует на его каминг-аут. Но все сомнения развеялись тем же вечером. Они сидели на полу в комнате у Йена и раскуривали одну сигарету на двоих. — Л-и-ип? — Йен попытался скрыть дрожь в голосе, что, будем честными, вышло прескверно. Просто то, что сейчас будет озвучено — слишком важно для Йена. — Чего? — Лип развернул корпус к Йену и взглянул ему в глаза глупо улыбаясь. — Ты же не перестанешь со мной тусить после того, что сегодня произошло? — Йен закусил губу, в надежде, что это прозвучало не слишком жалко и уставился на Липа. — Нет, чувак, ты придурок? Не моя забота с кем ты спишь, я дружу с тобой слишком долго для того, чтобы такие вещи волновали меня, — Йен вздрогнул и облегчённо выдохнул. — Я же не слепой и всё уже давно заметил и понял. Но видеть как ты этим занимаешься я точно не хочу, — Лип захихикал. Напряжение, что витало в комнате до этого диалога — испарилось. И парни продолжили обсуждать набирающего популярность канадского актёра Ноэля Фишера.***
Йен всегда очень хотел быть художником. Создавать собственные миры, героев, показывать мысли и эмоции, делиться своим опытом, просто выражать себя. Он даже ходил в художественную школу. Но работы, которые он относил на конкурсы, вечно занимали последние строчки. После первой неудачи у многих людей опускаются руки, но Йен не желал сдаваться. Да и Лип, вообще-то, его поддерживал. Ведь, если сейчас ничего не выходит, это совсем не значит, что потом не получится. Йен рисовал и рисовал, повсюду таская с собой альбом для набросков, перенося на бумагу всё, что видел. — Мисс Брик сказала, что если буду чуть больше рисовать с натуры, будет получаться намного лучше, — хвастался он Фионе после занятий в художке. — Вы очень талантливый, мистер Галлагер, — с гордой улыбкой ответила Фиона. Она очень гордилась своим братом и готова была отдать всё на свете, лишь бы улыбка снова озарила лицо Йена. — Знаешь, Фи, первая моя по-настоящему гениальная работа будет посвящена тебе, — протараторил Йен и скрылся за дверью своей комнаты, надеясь на то, что его пунцовые щёки никто не заметил. Фиона уверенна на всё сто, что так оно и будет.***
Фи всегда хотела быть владелицей собственного бизнеса, создать свой ресторан. Это было её детской мечтой. Обустроить всё так, как хочется только ей. Она заложила в ломбард всё самое ценное, что нашла в доме. Поставила на кон слишком многое и просто обязана была победить. Либо всё, либо ничего. И белая полоса с ноги распахнула дверь в жизнь Фионы.***
Сеть ресторанов «Финомен»** разрасталась по Чикаго со скоростью света. А рецепт ведь был так прост: создать стильную модерн-обстановку в зале, быть чуткой к персоналу и клиентам. Меню, согласованное с маленьким привередой Йеном, приемлемые цены и качественные продукты. В семье появлялись просто огромные деньги, которые никто тратить не спешил. У них и так было всё необходимое. Они были друг у друга, и этого оказалось достаточно.***
Йену было шестнадцать. Бизнес Фионы не сбавлял своих оборотов. Стали появляться озлобленные конкуренты, готовые на любую подлость, лишь бы Фи отступилась и сошла с дистанции. На улице шёл дождь и слышались редкие раскаты грома. Йен шёл домой с художественной школы и впал в размышления. Все те два раза, что он пытался связаться с его соулмейтом окончились провалом. Это немного разочаровывало, но он был уверен, что они ещё обязательно встретятся. Лишь один раз на его теле появлялась метка: восемь лет назад — прокусанный до крови большой палец. Довольно неприятное зрелище. Самое интересное, что боли ты не чувствуешь, но буквально видишь её. Тогда тоже была похожая погода. Дул сильный ветер, шёл ливень и гремел гром. Это было символично. Йен шёл в своих любимых, протёртых почти до дыр конверсах, шлёпая по маленьким лужам, оставляя маленькие капли на джинсах. Из ушей торчали белые провода наушников, и где-то в глубине кармана валялся телефон. Гром начинается совершенно неожиданно. Крах! Хрясь! Йена хвастают за ворот ветровки и затаскивают в подворотню, попутно оглушая его ударом тупого предмета о затылок. Ноги подкашиваются, сердце гулко стучит, ускоряя свой ритм, перед глазами плывёт, а в голове ворох мыслей, конца которым нет. "Неужели это конец? Неужели вот так, в грязной подворотне, избитый и сломанный, он встретит свою смерть. Бум! Бам! Йен лежит в луже, свернувшись калачиком, плотно прижав ноги к груди, попутно обхватив руками голову. По его животу начинают бить мыски чьих-то ботинок, прогоняя воздух из лёгких. Ему кажется, что от его внутренностей осталась только желеобразная масса. Грох! Шафарк! Глаза застилает пелена слёз. Только сейчас приходит осознание того, что он, шестнадцатилетний мальчишка, не сможет противостоять банде грязных старых ублюдков. Йена резко дёргают вверх, больно оттянув волосы к позвоночнику. Его придерживают за подмышки, и начинают наносить сильные точные удары прямо по лицу. Настолько больно, что уже совершенно нет ни желания, ни сил к сопротивлению. Ничего уже нет. Лишь стойкое желание, чтобы это наконец прекратилось. Шкварк! Хрясь! Йен, еле стоя на ватных ногах, предпринимает попытку вырваться из кольца чужих рук, но ощутимый удар в грудь выбивает воздух из лёгких и пресекает любую попытку к бегству. Кажется, ему сломали рёбра. Грах! Бум! Йен вновь оказывается на асфальте, как это произошло он и сам не понял. Похоже, он отключился на пару секунд. Его снова бьют по животу. С каждым новым ударом в голове Йена лишь один вопрос: «За что?!» Раскаты грома прекращаются вместе с последним ударом ботинка о лицо. Но следующие четыре слова, ощущаются больнее, чем всё то, что происходило ранее. — Передай привет Фионе, голубок. Йен был сломан. Убит. Его просто выжгли изнутри. Он хотел умереть прямо здесь, чтобы больше никогда не чувствовать себя таким ничтожным. Он стал рычагом давления на самого дорогого человека в его жизни. Чью-то мечту хотели разрушить благодаря одному неосторожному, глупому шестнадцатилетнему мальчишке. Но желания разрушать мечту Фионы у Йена не было. Огонёк в глазах потух. Перед тем, как провалиться в темноту, Йен успел разглядеть лицо человека, склонившегося над ним, и ищущего что-то в карманах рыжика. Усатый мужчина, тридцати лет, явной восточной наружности, угольные волосы с проплешиной на лбу. Когда они уходили спин было три. А затем — пустота.***
Йен просыпается в больнице. Противный писк раздаётся у него над ухом. Всё тело — минное поле, куда не дотронься: везде взрыв боли. Живого места не осталось нигде. Йен не мог молчать. Он всё рассказал Фионе, но умолял не оставлять бизнес. Стать виновником разрушения чьей-то мечты - это было слишком тяжёлое бремя. Затем начались бесконечные походы по полицейским участкам. Показания. Опознание подозреваемых. Бесконечное ожидание. Кутерьма с подозреваемыми и их дознаванием длилась около двух месяцев. А потом их просят явиться в участок на опознание. Говорят, что если показания Йена верны, то всё трое были задержаны, после проверки камер на месте преступления. Вчера в подворотне они убили мужчину железной палкой. Люди не умеют меняться. Йен проходит в комнату, что находится за железной дверью. Металлические прутья заменяют окно. Перед ним стоит тот самый азиат и два упитанных, морщинистых, напоминающих кильку, седых мужика. В зелёных глазах Йена плещется океан презрения к этим отвратительным людям. Он, не медля, твёрдо произносит: — Это они.***
Буквально через час в участок является голубоглазый брюнет, чтобы забрать вещи отца. Говорят, судьба — очень злая шутница.***
Тем же вечером по радио передавали: — Вчера, в тюрьме Стивена-Джеймса, в Чикаго, были убиты трое преступников, сокамерники зарезали их во сне. Причины нападения и виновники устанавливаются.***
Йен поступает в школу при архитектурной академии в Нью-Йорке. Он пытается не думать о том, что с ним сделали, но пока пытается избегать ночных прогулок. Преступники наказаны — это самое главное. Йен помогает Фионе в ресторанах, зависает вечерами у Липа и готовится к переезду. В его глазах вновь загорается тот потухший год назад огонёк. Он сможет сделать всё, если захочет. Он же Галлагер.***
В Нью-Йорк он переезжает жить один. Лип доучивается десятый и одиннадцатый классы в Чикаго, а Фи просто не может оставить бизнес. Йен всё понимает. Академия предоставляет Йену общежитие. Хоть у него есть деньги, чтобы снять отдельную квартиру, жить вместе с кем-то кажется ему более безопасным вариантом. Заканчивая обучение в архитектурной школе с отличием, он готовится к поступлению в университет. Его работы занимают только первые строчки на конкурсах. И тут ему в голову приходит самая замечательная мысль на свете.***
Эскиз, на который Йен потратил больше двух месяцев, наконец-то готов. Уже самый конец августа, и совсем скоро начнутся первые лекции в академии. Йен сломя голову бежит в салон. Его запись ровно на 2:30, главное не опоздать. На его бедре набивают чёрно-синий циферблат с медной стрелой, которая указывает на четыре часа. Заканчивают набивать тату в 4:00. Символично? — Конечно. Йен оставляет послание на коленке, как в прошлый раз, пару лет назад. Тогда Йен ударился о край тумбы, и на его ноге расплылся огромный фиолетовый синяк. Произошло это сразу после того, как он вернулся с опознания преступников. И, наш умник решил, что будет очень оригинально написать на коленке короткое: «Прости:)». Теперь Йен уверен в том, что он найдёт этого человека. Кем бы он ни был.***
Последний мазок лёг на холст и поставил финальный штрих чёрной полосы