I’m sick and I’m tired too I can admit, I am not fireproof I feel it burning me I feel it burning you I hope I don’t murder me I hope I don’t burden you If I do, I do The Neighbourhood — The Beach
После нападения, что пережил Йен, он решил начать свою жизнь с чистого листа. Новый город, новая школа, новое имя. Вообще, Клейтон — второе имя данное при рождении, поэтому никаких проблем с документами у Йена не было. Капитан футбольной команды, главная надежда университета в художественной отрасли — всё это было про него. Йен не преследовал цели стать популярным, он просто делал то, что ему нравилось, а популярность среди обоих полов — лишь последствия этой самой популярности. Ведь, будем честными, не будь он на каждом стенде в академии, вряд ли у него было бы столько друзей. Каждый день он лишь фальшиво улыбался и получал такие же улыбки в ответ. Йен не был самим собой с ними. Маска — вот, что он надевал на себя каждый раз приходя в академию. И, похоже, никто этого не замечал. Или просто не хотел этого делать. Всех всё устраивало. Окружённый вниманием, «друзьями», общением и популярностью, каждый свой вечер художник проводил в одиночестве, находясь в тёмной комнате общежития, наедине с собой и холстом, который заменял ему всё и всех. Йен был настолько занят учёбой, подработкой в клубе и рисованием, что совсем не писал ничего своему соулмейту. Он даже когда рисовал, надевал перчатки, чтобы просто так не пачкать свои руки. Йен повеселился от выходки своего соулмейта с рисованием этой ерунды у него на коленке, как никак — его первое послание. Но после, больше ничего не приходило, поэтому парень с головой ушёл в обучение. Лишь с одним человеком из Академии Йен снял маску отрешённости — Микки, мать его, Милкович. Йен узнал об этом парне почти всё, что смог. Он тоже жил в Чикаго, даже почти в том же районе, что и малыш Йенни, мать и отец погибли, закончил 11 классов общего образования; сейчас живёт в общежитии при академии, занятий не пропускает, годовой проект сдал на отлично, отношений, вроде, не имеет. Наблюдая за ним в академии, Йен понял, что брюнет довольно необщительный парень. Сторонится большого скопления народу, пугается резких звуков и никогда не здоровается за руку. Да, этот парень настолько зацепил Йена, что рыжий сталкерил. Мы ведь не выбираем тех, в кого влюбляемся. Да, Йен влюбился в этого очаровательного брюнета. И вы не вправе его за это осуждать. У них было несколько пар вместе, одна из которых — «История искусств Золотого века Французской живописи», по которой Йен совсем ничего не понимал, а вот Микки наоборот был одним из лучших. Поэтому, после занятий, он подошёл к преподавателю с просьбой помочь ему разобраться в этом, зная, что профессор очень занят, и обязательно спихнёт это на кого-нибудь. — Оу, мистер Галлагер, к сожалению, ничем помочь не могу. Давайте, я порекомендую лучшего студента потока и вы с ним договоритесь о дополнительной консультации, — преподаватель опустил нос в свою кучу листов, — Вы можете обратиться за помощью к мистеру Милковичу, по этой теме он лучше всех отвечал по домашним заданиям и эссе у него довольно неплохие. — Спасибо, мистер Ашер, сделаю всё возможное, чтобы его уговорить. Я пожалуй пойду, — Йен остановился в дверном проёме. — до свидания, — и выскочил за дверь. Осталось сделать самую сложную часть — уговорить Микки Милковича помочь Йену.***
На ланче он поставил перед собой цель — отыскать Микки и умолять его провести хотя бы пару занятий, потому что, если быть честным, Йен абсолютно не разбирался в «Золотом веке Французской живописи». И, возможно, его совсем немного привлекал один очень саркастичный парень. Нет, почти не привлекал. Совсем. Брюнет нашёлся в дальнем конце зала, проводя ланч в одиночестве, что совсем не удивило Галлагера-сталкера. — Эм, привет Микки. Не против, если я присяду? — Милкович поднял голову от тарелки и посмотрел на Йена. На рыжего уставилась пара удивлённых голубых глаз. — Даже если я скажу, что против, ты же всё равно не отстанешь? — Что есть, то есть, — Йен лукаво улыбнулся и сел напротив брюнета. — Эти идиоты так уставились на меня, будто я убил и расчленил чью-то семью, а потом иммигрировал в Россию и стал работать трансвеститом-певцом по воскресеньям, — Микки сидел с лицом серийного убийцы и все зеваки сразу же опустили лица в свои тарелки. — Знаешь, похоже на правду, — Йен усмехнулся, — На самом деле, мне плевать на них. Они как куклы, всегда приветливы, с этой фальшивой улыбкой и пожеланиями хорошего дня, но при удобном случае самыми первыми ударят тебя в спину, — Йен принялся поедать салат и непонятную субстанцию, напоминающую кашу. — Воу, думал, что тебе нравится всё это, — Микки обвёл взглядом зал. — На самом деле нет, кому такое понравится. Каждый день я желаю, чтобы они отлипли от меня и дали мне спокойно поесть, не заглядывая ко мне в рот, — Йен улыбнулся и подумал, что смущённый Милкович — самое милое, что рыжий видел в своей жизни. — Чего ты улыбаешься, считаешь меня идиотом? Да я и не собирался смотреть к тебе в рот, я просто задумался. Я бы никогда не предал своего друга, — пробурчал брюнет. «Если бы он у меня был», подумал Микки. — Я такого не говорил, — Йен доел непонятную субстанцию и взглянул на Микки. — В общем, я хотел прийти к тебе и умолять помочь мне с историей искусств. — Что, мистер Галлагер не разбирается в живописи Франции семнадцатого века, — Микки чуть понизил голос и стал старчески хрипеть. — Плохо, очень плохо. Вы разочаровали меня, молодой человек! Йен широко улыбнулся. У брюнета неплохо получалось пародировать их ректора. — Каков ваш окончательный вердикт, мистер Миклкович? — Я отвечу вам согласием только при одном условии. Галлагер слегка напрягся. — С вас взымается плата, в качестве предоставления мне N-ного количества напитков в вашем баре, мистер Галлагер. Йен выдохнул. — Согласен, — Йен протянул руку для рукопожатия. Он надеялся, что вот сейчас комнату озарит прекрасным голубым сиянием. Рыжий видел это лишь раз, когда сидел на лавочке в Центральном парке. Незнакомая девушка выронила из сумки какие-то бумаги, навстречу шёл парень, остановился и помог ей собрать листы. Когда он передавал свою стопку, их пальцы соприкоснулись. Появилось едва заметное мерцание меж пальцев. А девушка и парень, как зачарованные стояли и смотрели друг другу в глаза. Это было прекрасно. — Ну, вот и хорошо, — Микки проигнорировал протянутую руку, встал из-за стола с подносом и отправился на выход, перед этим быстро кинув. — Завтра в библиотеке во время ланча. Кажется, все планы Йена были нарушены.***
Йен был не из тех людей, которые сдаются без боя. Он начал терроризировать свои руки всякими надписями типа: «Конфетка», «Принц с голубыми льдинами в глазах», «Я уверен, что ты — темноволосая принцесса». Йен рисовал на пальцах звёзды, сердца и треугольники. Он был уверен, что если Микки — его соулмейт, ему никак не скрыть этих отметин. Боги, как он ошибся.***
Микки Милкович и Клейтон Галлагер сидели в библиотеке, обсуждая Французскую живопись, будучи одетыми в джемперы, закрывающие руки по запястья, и перчатки, когда на улице невозможно было находится в хлопковой футболке.***
Зачёт по истории искусств Йен, неожиданно для себя, написал на неуверенную, но всё же пятёрку. Он верил, что помогли ему именно три урока, проведённые Микки Милковичем во время ланча. И пусть здравый смысл твердил, что он проводил бессонные ночи, читая про этот чёртов золотой век, но Йену, конечно, было абсолютно на него плевать.***
— Знаешь, когда я на это соглашался, я не думал, что ты, похоже, мастер спорта по литрболлу**, — Йен наблюдал за тем, как парень выпивает уже пятый стакан довольно дорогого виски. — Я дал тебе три профессиональные консультации от самого образованного человека в этой отрасли, и ты смеешь мне жаловаться? Неблагодарный! — Микки наигранно фыркнул и пьяно захихикал. — Ладно, ладно, — рыжий поднял две руки вверх. — я сдаюсь, ты победил. Йен протирал стойку бара, когда Микки неожиданно спросил: — У вас всегда так мало народу? — Ну если учитывать, что сегодня четверг, то ты идиот. И идёшь в жопу, — Йен улыбнулся. — Бу, бяка Галлагер, — Микки уже был достаточно пьян, чтобы показать рыжему язык. — Наливай, давай, и не ворчи. А спорим, что я выпью больше тебя?***
Через два часа парни были уже изрядно пьяны, а Йен, похоже, оставил всю зарплату в кассе, оплачивая себе и брюнету алкоголь. Микки находился совершенно не в том состоянии, чтобы твёрдо идти на своих ногах. Поэтому Йен очень старался не упасть, когда дизайнер шатался из стороны в сторону, опираясь на плечо рыжего. Общежитие парней находилось не так далеко, чтобы они не дошли до него пешим ходом. Прогулка была достаточно весёлой. Микки шёл и мычал совершенно несвязную чушь про то, что он считал Йена тупицей, а рыжий оказался очень весёлым парнем, что-то про свою подругу и декана академии. Но вдруг хлынул дождь, смывая всё веселье под корень. Раздался оглушительный, для обоих парней, раскат грома. Гроза. Перелом жизней двух столкнувшихся дорог. Микки напрягся. Хмель, кажется, в секунду выветрился из его головы, а Йен просто ближе прижался к тёплому телу, ища поддержку. Парни ускорились, чтобы убраться подальше от этой роковой грозы и вбежали в общежитие. Микки выглядел потерянным, с его лица стекали капли дождя. Или… всё же не дождя? Брюнет на автомате пошёл к своей комнате, а Йен считал своим долгом проводить его. Рыжий довольно сильно отстал. Всегда дождь напоминал ему о случившемся и это довольно сильно ранило его, всегда. Когда Галлагер вошёл в комнату Микки, то увидел брюнета сидящим на полу, рыдающим и твердящим: «мама». Йен подлетел к этому несчастному милому комочку и заключил его в объятия. — Ну же, малыш, не плачь. Всё будет хорошо. Не сдавайся, — всё было настолько ярко и эмоционально, что Йену на секунду показалось, что он чувствовал то же, что и Микки. Гроза набирала обороты. Яркие вспышки и оглушительный гром. — Я… она… мама, она оставила меня, бросила, я…я так любил её. Действительно очень сильно любил. Я… так устал от этого, мне кажется это будет со мной вечно, я вспоминаю об этом почти каждую секунду, но, — он всхлипнул. — никогда так ярко не реагировал, она… она… — Микки продолжал рыдать. — Мик, не плачь, взгляни на меня, — Йен взял подбородок брюнета и приподнял его. — когда мне было шестнадцать, меня жестоко избили, настолько, что я буквально был выжжен изнутри. Мне было так больно, что я не хотел жить. Но я справился с этим. Я хочу, чтобы ты верил, что всё намного лучше, чем ты думаешь, — слёзы катились по лицам обоих парней и падали Йену на руку. — Я... прости, я не знал. Мне так жаль, что я принёс тебе боль, — Микки ближе прижался к тёплому телу. — Я думал, что ты напыщенный индюк, совершенно не знающий, что такое боль. Прости меня, Клейтон, — Микки уткнулся Галлагеру в плечо. На минуту, комната погрузилась в тишину. Ни звука. Лишь тяжёлое дыхание двух потерянных детей разрушало её. — Спасибо тебе, Галлагер. Действительно спасибо, — Микки обернул свои одетые в перчатки руки вокруг талии рыжего и сильнее прижался к нему. За окном прекратило громыхать. Пусть, до полной гармонии им оставалось далеко, но они открыли друг другу свои души, эмоции и мысли. — Ради тебя, я готов на любые жертвы.И это действительно пугает, — но слова остались без ответа, так как Микки уже посапывал на плече у Йена.***
Пробуждение было действительно тяжёлым. У Микки болело всё. Начиная от головы, заканчивая ногами. И, похоже, он простыл. Его тело, поперёк груди, обхватывала чья-то рука. Клейтон. Брюнету было немного стыдно за свою вчерашнюю истерику перед Галлагером. Но он довольно сильно ошибался на его счёт. И если быть честным, за ту неделю, что они провели вместе, рыжий ему очень-очень понравился. Возможно, Микки был влюблён. Но об этом никто не узнает. Микки откинул одеяло, стряхнул с себя руку Галлагера и поплёлся в душ. После водных процедур Микки переоделся в свежую одежду, вошёл в комнату и остолбенел. — Привет, Мик! — сказал Галлагер, хриплым ото сна голосом. — Как спалось? Клейтон лежал на боку, протирая сонные глаза. Его штаны сползли, поэтому Микки прекрасно разглядел виднеющийся на бедре циферблат. — Йен, — дрожащим голосом выдавил брюнет и, схватив свою сумку, бросился прочь из комнаты.