Я встретил родственную душу. А она - нет.

Насколько хватает человеческого терпения? Стилински ржет, заявляя, что может считать себя ангелом во плоти. Его терпения хватает почти на все. Почти. Что-то внутри уже не выдерживает под внимательно-рассеянным взглядом лучшего друга. Он готов принять все. Еще сам не знает об этом, но готов. Стайлзу хочется верить в это. И он верит, растягивая губы в нервной улыбке, отклеивая бесивший пластырь. — Уиттмор?! Это не может быть правдой! — когти едва не проходятся по шее, по надписи, что хуже клейма, но в последний момент МакКол качает головой и отходит к окну. — Чувак. Тише, — Стайлз нервно оглядывается на дверь, облизывая пересохшие губы. — Мой отец не знает, окей? И не узнает никогда. Это не то, чем стоит делиться с отцом. Пусть и до тянущего комка чувств где-то в груди хочется. Да и что бы он сказал? «Привет, пап. Это Джексон, мы иногда трахаемся, а еще он мой соулмейт, но мы ни за что не будем вместе»? Абсурдно даже для него. На самом деле все не так плохо, как кажется. Стайлз сильнее сжимает кулаки, понимая, что бредит. Все не просто плохо, все пиздец как плохо. Он это понимает, Скотт это понимает, и даже мать его Джексон это понимает. Но все молчат. И это тупая борьба с самим собой, заранее обреченная на провал. Стайлз слишком устал от всего, что творится в его жизни. — Какого хрена? Ты мог выбрать кого угодно, но, черт возьми, не этого! — Скотти все еще не успокаивается, и, если честно, его почти брату страшно. Да он даже в первые превращения так охренительно страшно не выглядел. По мнению Скотта, это Стайлз сейчас выглядит охренительно страшно, и никак иначе он не мог описать это состояние. — Это хрень с соулмейтами, бро, выбора и не было, — пожимает плечами Стилински. Он просто не мог больше. Не мог скрывать. Это и есть предел терпения. Он наступает у всех рано или поздно. Лучше бы поздно. МакКол уходит поздно ночью, почти силой вытягивая согласие напиться в пятницу. Чем не выход? Но все не то. Напиться сейчас означало признать свое полнейшее поражение. А этого делать он пока не собирается. Отчасти Стайлз благодарен великому провидению или карме, он в душе не ебет, что именно действует на них. Все тихо, спокойно, остались лишь нужные-тренировки-для-всех-членов-стаи-даже-для-тебя-Стилински и Уиттмор. Слишком много Джексона Уиттмора в его жизнь. Стайлз не выдерживает этого и просто захлебывается. Кулак впечатывается в стену. Стилински кривит губы и жалеет, что не может сломать гребанную стену между ними. Когда на экране телефона высвечивается пропущенный вызов, сердце тоже пропускает удар, сбиваясь с ритма. И он, как ебанная девочка ванилька, срывается с места, сжимая руль и ненавидя себя за радость в груди. Скотти бы посмеялся над ситуацией. Несется, словно щеночек, по приказу хозяина. И это настолько осточертело, что руки просто опускаются, и хочется лишь сдаться. И он почти делает это. Сам не заметив, как быстро удается добраться до места встречи, он пялится в наглые глаза. Смотрит прямо, кусая губы и пытаясь найти оправдание самому себе. Приехать, устроить что-то типа скандала и ударить по лицу. Стайлз не может поверить, что сделал все это. Цепляясь за последнюю соломинку, надеяться на лучшее. Это в стиле Стилински, определенно. Вот только и эта соломинка рушится, когда на нее слой за слоем опускают стены непонимания и равнодушия. — Стилински, ты тупой? — Уиттмор кривит губы в усмешке, почти не злясь за удар. И Стайлз не понимает, чего ему хочется больше. Врезать еще раз или обнять, прося прощение за вспышку чувств. — Я же сказал, что меня все устраивает. Кулак саднит, и перед глазами все расплывается. Как будто чертовы слезы вот-то потекут по щекам. Но Стайлз продолжает упорно смотреть лишь в глаза своей слишком проблемной половины, пытаясь отыскать хоть что-то, хоть каплю чувств, и не находя ничего. Это слишком больно вырывать из груди нелепое сердце. Слишком любящее сердце. Уиттмору плевать, он все сильнее стирает его в пыль. — Из нас двоих тупой здесь именно ты. Подумай о будущем! Падать. Падать на предельной скорости все ниже и ниже. Выворачивать себя наизнанку, пытаясь доказать то, что, похоже, важно лишь ему. Стайлз обычный подросток, не супергерой или что-то типа. И он не выдерживает. — Я и думаю о нем, — Уиттмор качает головой, будто не понимая, не видя. — Ты не из той лиги. — Да пошел ты, — Стилински кидает ключи на пол и уходит, с каждым шагом все больше теряя надежду. У него ничего не осталось. Просто пустота, как после первого поцелуя Уиттмора и Лидии, как после осознания, что на коже появилась хренова метка, как после ненавистного «ты мне не нужен». — Ну и куда ты? Стилински! Сам же придешь потом! Кажется, Джексон пинает что-то, буквально прожигая взглядом, ломая саму суть. Стайлз глухо смеется, сдирая пластырь. Они оба давно едут крышей. Сами загоняют друг друга в бесконечный лабиринт страхов. И сами же даже не пытаются выбраться из него, просто цепляясь в друг друга с такой силой, что кажется возможно переломать все кости. — Нахуй тебя, Уиттмор. На-хуй, — костлявые дрожащие пальцы сжимают руль. Водитель кусает губы и пытается, как делал это всегда, убедить самого себя. Дорога кажется слишком пустой и нелепой. Как и дом. Стайлз жмурится и старается взять себя в руки. Таблетки уже абсолютно точно не действуют, и что делать дальше он все так же абсолютно точно не знает. Надоедливый рингтон, поставленный в шутку Скотти. Стилински фыркает и устало смотрит на имя звонящего. Уиттмор. Кажется, что очень давно Стайлз с радостью брал трубку. Кажется, очень давно у него кружилась голова и ключом била энергия. Кажется, очень давно он не был в такой жопе. Поэтому парень сбрасывает вызов и идет открывать дверь лучшему другу. Пиво, нетфликс и МакКол. Почему бы и нет? — Окей, — Уиттмор втискивается в дверной проем, оттесняя растерявшегося соулмейта. И, черт возьми, в этот момент Стайлз готов признать, что счастлив. — Я готов подумать. Но все равно ничего не обещаю. — Пока этого хватит, — где-то над ухом раздается едва слышный облегченный вздох. Стайлз сделает все, лишь бы они до конца не разрушили связь соулмейтов. Стайлз сделает все, лишь бы быть с любимым человеком. Даже если для этого придется сломать стены. Даже если для этого придется сломать себя. Именно это он обещает себе, пялясь совершенно пустым взглядом в стекло в ванной. Искусанные губы дрожат, кривятся в усмешке, когда Стилински проводит пальцами по синякам и укусам. Он точно ебанный мазохист. Иначе какого хрена терпит все это? Стайлз испуганно замирает на пороге кухни. Ему кажется, что чертово сердце вот-вот проломит ему грудную клетку и прыгнет прямо в руки довольно скалящемуся Уиттмору. Этот придурок в одно мгновение рушит все планы, все воздвигнутые стены. Они разлетаются по кирпичику в разные стороны, как и чувства Стилински. — О, мой Бог. Джексон Уиттмор на моей кухне? Это что розыгрыш? — в горле пересыхает и все, что он может себе позволить это хрип. — Откуда-то оттуда выпрыгнет Дэнни и скажет «мы тебя провели, Стайлз»? — Хватит валять дурака, — хмыкает оборотень, кидая в парня упаковку с соком. — Оо, шут Стайлз всегда к вашим услугам. Спеть вам уничижительную балладу, мой король? — Раз я твой король, то ты должен выполнять все мои приказы, верно? — Джексон прижимает к себя парня, растягивая губы в знакомой только им двоим улыбке. — Как насчет поцелуя каждый раз, когда видишь? — Раз вы так хотите, мой король, — Стайлз хмыкает и подается вперед, обдавая горячим дыханием потрескавшиеся губы. — Но представь лица всех, если я тебя поцелую в школе. — Обламывать в такой момент можешь только ты. Вали ешь, а я поехал, — Уиттмор вновь высокомерно ухмыляется и шлепает ладонью по заднице. И Стайлз не понимает, как у него получается так невыносимо, до зубового скрежета, противно тянуть слова. — Вечером на нашем месте. И не смей трепаться, детка. — Мудак. Они сломали все, что только можно, забыв построить новое. Кирпичи давно разлетелись, теперь они падают в никуда. И Стилински чертовски страшно от осознания этого.