И ты не можешь мне запретить Когда над спящим миром бушуют вихри разрушений Ты не можешь мне запретить Ведь каждый миг любви — он, может быть, последний Флёр — Ты не можешь мне запретить.
***
Йоко не осознаёт, как ценна жизнь каждого живого существа. Она наступает на букашку, кривлясь лишь от одного вида многолапой твари, и ладонью придавливает паука к стволу дерева. Лицо перекашивается, а губы напоминают кривую линию. Блондинка убивает четверых наземных тварей за пятнадцать минут: те липнут к ней, как мухи к паутине. И ей нисколько не жаль ползучую гадость — одним меньше, одним больше, от этого их количество толком не изменится. — У нас, — объясняет она, имея ввиду морских существ, — особый запах. Знаешь, многие чуют его и голову теряют. Вроде, афродизиака. — Я не чувствую ничего подобного. — Конечно, нет. Ты же пил мою кровь. «Пил, — думает Учиха, — много, много раз». Сирена отличается особой избирательной брезгливостью к совершенно обычным вещам, но почему-то вид крови, кишок и прочих внутренностей её ни капли не смущает. «Размокшие тела» тоже не вгоняют ведьму в ужас: все детство те украшали центр морского города. Куда не посмотри — труп да кости. «Меня не напугать смертью, рыбка». Итачи твердит о том, что так нельзя, нельзя забирать жизнь у слабых существ. Это неправильно. — Почему же? На русалке — новый наряд и сандали. На русалке — красивая дорогая ткань и браслет из красного граната (дорогое украшение, простая прихоть). На русалке — заинтересованность и непонимание; сплошные «почему» да «зачем». Она хлопает ресничками, тычет пальцем во всё, что видит, и ведёт себя слишком странно для обычного человека. Одежда скрывает многое, но не всё. — Они не могут дать тебе отпор. Ты считаешь честным это? Она считается. Качает головой согласно, словно болванчик, и выставляет на показ собственные мысли. — Но ты же убиваешь людей, которые слабее тебя в разы, — Йоко не отводит от него взгляда, — это нечестно. Но правильно. Ты сильнее по праву, знаешь? Потому что тренировался с утра до вечера. Потому что хитрость отлично сочетается с редким умом. Потому что ты просто лучше. — У меня не было другого выхода, — брюнет не договаривает фразу. «У меня не было другого выхода, потому что воспитание и гены дают о себе знать; я не мог подвести клан». — Выход есть всегда, — русалка качает ногами, чувствуя как ветер скользит по коже, — только тебе он не нравится по той или иной причине. Они в саду особняка, вокруг спелые фрукты, свисающие с ветвь деревьев манящими плодами, и тускнеющая зелень. Осень — пора урожая, а не цветущего лета. Йоко говорит, что ей никогда не доведется увидеть зиму или весну с человеческой точки зрения, и это не очень-то её печалит. «Бывает». — Я не могу перестать быть шиноби, — рассказывает Итачи, по привычке проверяя окрестности на наличие врагов. В который раз. Мнительность на пару с паранойей из себя не вытравить, не избавиться от них даже с годами. Потому что это внутри, это на уровне животных инстинктов. — Так же, как и ты не можешь перестать быть русалкой. С самого рождения Судьба предначертала мне стать убийцей, и я в этом на удивление хорош. А ты в том, чтобы плавать. И петь. — Но я могу не быть ею. — Что? — Не быть русалкой, рыбка, я могу, — Йоко помнит, что сделала Ариэль, желая быть со своим принцем, — но не хочу. В этом и разница между нами: твоё бремя тебя тяготит. А иногда нужно плыть по течению, не волнуясь о последствиях. — Моя семья жаждет войны, — невпопад, но чересчур честно говорит мальчишка. — Они потеряли власть над деревней и с помощью жуткого кровопролития хотят вернуть прежнюю мощь. — Кто-то всегда хочет войны, ибо та правит миром, — Йоко придвигается ближе к парню, сжимая в ладони его ладонь. Так делают люди, русалка сама видела. — Тебе нужно будет сделать выбор? — Нет, — Итачи отрицательно мотает головой. — Решение уже принято. И это самое ужасное, что я делал или сделаю когда-либо. Йоко не спрашивает у Итачи больше ничего, она запускает пальцы в его длинные темные волосы, укладывая голову мальчишки к себе на колени, и напевает колыбельную родом из далекого детства. Учиха прикрывает покрасневшие от недосыпа глаза. Часы продолжают свой ход.***
— Нас называют Легионом, — как-то произносит девушка. — Мы выходим на берег и убиваем, косим людей направо и налево, словно бубонная чума. Шиноби кивает и тут же забывает её слова, отдаваясь другим проблемам. В «Ночь Всех Святых» Йоко держит Итачи за лицо, закрывая уши крохотными ладонями, и смотрит ему в глаза: — Не слушай, они поют. Учиха читает фразу по губам. Он кивает, а потом целует нерадивую сирену. На удачу.