Приятна дорога в ад, маршрут бесконечно долог. Один проникающий взгляд, твой мир безвозвратно расколот. Возможно ли прорасти в снегу без тепла и света, Я знаю мне нужно уйти, чтобы спасти. Я сделаю это. Флёр — Я сделаю это.
***
Итачи становится главой АНБУ в тринадцать лет. Груз ответственности ложится на его плечи, как небо на самого Атланта. Оступишься — небесная гладь свалится на ни в чём неповинных людей. Какое пространство для действия. Ещё один шанс начать всё заново. Что же, всё идёт по плану. В его возрасте подростки не стремятся быть первоклассными убийцами: они сдают экзамены на чуунина, ухаживают за местными красавицами и говорят родителям о том, что они уже достаточно взрослые, чтобы принимать самостоятельные решения. У Итачи права на нормальность нет и не было никогда. Такова его Судьба. В тот же год Данзо даёт Учихе право выбора: убить всех или быть убитым со всеми. — Если ты собственноручно уничтожишь свой клан, — говорит старейшина, — то я позволю Саске жить. Данзо упоминает младшего брата нарочно, давит на самое слабое место, на чертову гноящуюся рану, и качает головой, опуская глаза в пол. Будто сам он здесь совершенно не причём… будто он сопереживает. Итачи в наигранное сочувствие верит слабо, но решение принято давным-давно: Коноха останется непричастной к бойне, а Учиха — да. Его запомнят убийцей, безумцем… предателем. — Вы знаете, что я отвечу вам. С самого начала знали. Данзо важно кивает. У него таких вот обретенных мучеников больше, чем нужно. И каждый из них голову на отсечение отдаст за благое дело и родную деревню. А Конохе жертвы такие нужны? Она что, божество какое? Знаете, то, что обычно по кровавым мешкам, которые сами обрекают себя на ужасную участь. Во благо кого-то/чего-то там. — Будь готов приступить к миссии по первому же требованию. — Есть, Данзо-сама. Итачи думает, что в последнюю минуту у него дрогнет рука, что он просто не сможет сделать это. Только не мать, только не отца. Как, вообще, можно убить тех, кем дорожишь больше всего? Мысли о брате жужжат в голове: мёртвое тело Саске, а рядом… рядом Итачи, который просто не смог его уберечь. У него не хватило сил. Данзо упоминал о миссии, его последнем задании в качестве шиноби Листа. Что же, значит приготовления к бойне почти завершились. Старейшины впечатляют своим желанием поскорее закончить то, что ещё даже не началось. Он тормозит рядом с кондитерской лавкой, отходит чуть в сторону и проводит ладонью по лицу, отгоняя от себя панику. Холодная голова. Трезвость ума. Непоколебимая уверенность в собственных действия. Да как бы не так! А что, если Итачи ошибается? Что, если он выбрал не ту сторону? Быть может, отец прав: можно уничтожить верхушку, не тронув никого из жителей Листа. «Никто даже не заметит исчезновения стариков». Улицы родной деревни вызывали лишь тоску. Под сердцем тянуло, а внутренности скручивало в тугой узел. Мальчишка сполз по стене, ловя на себе заинтересованные взгляды частых прохожих. Взгляд опускается на собственные ладони — те дрожали. Чёрт, у него никогда раньше не тряслись руки. — Дьявол побери. Выхода нет. Решении принято.***
У Вороны пронзительные голубые глаза и бледная кожа. Она говорит плавно и тягуче или, наоборот, слишком торопливо, невнятно. А ещё, у неё светлые волосы чуть ниже плеча и острые клыки, чтобы «раздирать глотку врагам». Итачи думает, что его Птичка очень красивая. — И что это? Он смотрит на раковину, забитую белым и розовым жемчугом, и не понимает, зачем ему это нужно. — Люди говорят, будто эти штуки очень ценятся у вас, — Йоко вываливается на берег, оставляя часть хвоста в пресной воде. — Или как-то так… Я особо не слушаю двуногих, они иногда такие глупости говорят. Или делают. Учиха фыркает, сжимает в руке маленький камушек, ловко запуская тот в воду: — Ты абсолютна права, Ворона. Светловолосая щурит глаза, хмурит лоб и выдыхает. Она вытягивает руку вперёд, хватая Итачи за ногу, и тянет его ниже. Так, чтобы головой улечься на его тёплый живот. — Мои уши к твоим услугам, рыбка. — Скоро всё закончится. — И ты закончишься? — И я. Итачи смотрит на звёздное небо, гладит чужие жёсткие волосы и не чувствует себя счастливым. Он — мёртвый. Он — неживой. Руки по-прежнему дрожат. — Тебе нельзя помочь, — не вопрос, а утверждение. — Нельзя, — отвечает Учиха. — Только не мне. Он говорит пора. — Если ты сделал выбор, Итачи, — Йоко не закрывает глаза, царапает острыми ногтями тёмную кофту, оставляя редкие затяжки на ткани, и смотрит в чащу леса, — то не отступай. Правильный или неправильный выбранный путь — не важно; он твой. И последствия от собственного решения разгребать не кому-то, а тебе. — Знаю… — Ты сомневаешься, не так ли? — русалка бьёт хвостом по водной глади. — Не задавай вопросы, на которые я не могу ответить, Йоко, — шиноби путает «не могу» с «не хочу». Она кивает. Это их последняя встреча за долгие, долгие годы…***
— Я могу помочь, — говорит кто-то в оранжевой маске и повторяет снова: — Меня зовут Мадара*. И мне нужна помощь. — Помочь с чем? Шаринган в глазах незнакомца пугает: — О, ты знаешь.