Моя колючая кожа — это печальная память: Я знаю о смерти больше, чем можно себе представить. В железобетонных склепах, на стенах замшелых слизни, Но я хочу видеть небо, я пробуждаюсь к жизни ©.
Итачи не покидает «дом» вот уже две недели, он отсылает Кисаме на базу с безупречно выполненным заданием и просит передать Лидеру, что Учиха… задержится тут. На немного. Совсем на чуть-чуть. Пейн не станет задавать лишних вопросов, он молча махнёт рукой и отправит Акулу отдыхать, до следующей стоящей миссии. Нет ему дела до того, чем занимаются его подчинённые в свободное от работы время. И, что же, Учиха благодарен Пейну за это. Быть нукенином означает оставаться свободным и совсем немного одиноким. Шиноби просыпается с рассветом, пьёт чай на веранде и с каждым новым днём к нему приходит осознание неизбежного. Красок становится меньше, кровь приливает к голове, а из глаз… Итачи чувствует адскую боль каждый раз, когда меркнет мир. И на пальцах остаётся вязкая блёклая влага. Его время истекает. Тик-так… Она приходит спустя неделю, возвращается в ту же деревню, перешагивает тот же самый порог гостиничного номера. В руках — сумка, набитая начищенными до блеска склянками. В руках — его теоретическое спасение. Йоко не объяснила, в чём заключается её помощь, точнее, так и не смогла выразиться правильно, разложить истину по полочкам. Магия — и всё. Магия — итог. — Чакра, — рассказывает девчонка, вырисовывая на столе невидимую спираль, — заперта внутри каждого человека. Вы рождаетесь с чакрой, живёте с ней, учитесь ею пользоваться, а потом… умираете. И чакра гаснет, как огонь под проливным дождём. С магией то же самое: она внутри каждой морской твари, теплится где-то, греет. — Твари? — брови вздымаются кверху. На лице — немой вопрос. — Я могу так говорить, ты — нет. Смирись. Она приходит и вместо хвоста — две ноги. А сегодня не Ночь Всех Святых, даже не близко. Учиха открывает дверь, ёжась от уличной прохлады, и думает, что это очень странно, — видеть русалку вне воды. Привыкнуть до сих пор не так уж просто. — У тебя ноги. — И у тебя, — просто отвечает сирена, смотря на него сверху вниз. Руки на боках, глаза-сталь. То, что она будет делать сейчас, находится за гранью понимания. — А теперь раздевайся, начнём. Ещё недавно Йоко сказала, что хочет Итачи, но не уточнила каким образом. В чём выражается это её собственническое, эгоистичное «хочу». Возможно… в этом «раздевайся»? — Прости, что? Итачи так и замирает на месте. И впервые мёртвое лицо будто оживает на долю секунды. — Сними с себя майку, ложись на кровать, лицом в подушку, и не двигайся, — приказывает Йоко, ставя сумку на прикроватную тумбу. — И, пожалуйста, не кричи. — Мне будет больно? — Адски больно. Учиха послушно стягивает майку с тела, аккуратно складывая ту на рядом стоящий стул, и ложится на кровать, животом чувствуя прохладу хлопкового покрывала. Мурашки бегут по телу. Он укладывает голову на подушку, запуская ладони под неё, обнимая, и выдыхает. Подпускать кого-то так близко — странно. Попахивает доверием, немного извращённым, но всё же доверием. — Я не поблагодарил тебя, — говорит Итачи, пока русалка вымазывает собственные руки дурно-пахнущей чёрной жижей. — Не стоит, — Йоко отрицательно мотает головой, заползая на кровать, и усаживается на голую поясницу брюнета. — У нас сделка, помнишь? Я помогаю тебе, а ты — мой. Это логично. — Погоди, я так и не понял, что ты!.. Шиноби морщится, прикрывает глаза и не заканчивает предложение. Сирена запускает пальцы внутрь его тела, каким-то чудом минуя эпидермис, мясной покров и кости. Это похоже на медицинское дзюцу, но нет. У Йоко нет чакры… у неё есть магия. — Не смотри. — Почему?.. Что-то шлёпает о пол. Учиха думает, что это его болезнь, крохотные крупицы той…***
Итачи смотрит на серое дождливое небо, моргает, потому что вода мешает видеть, и улыбается. Он смог… он проиграл Саске. Наконец-то… Окровавленные пальцы дрожат… Вдох-выход. В последний раз. «Я люблю тебя, дорогой брат», — невысказанная фраза зависает в воздухе, тонет меж раскатов яркой молнии.***
Под ногами хлюпает вода, приятно обхватывая босые ступни девушки, а мелкие камушки не приносят никаких неудобств. Она шагает вперёд, прекрасно осознавая происходящее. Миссия во имя спасения. Удобный повод забрать своё. Йоко — странная. Йоко смотрит, как Итачи умирает. Смотрит. Не отрывается. Вот как выглядит смерть. Вот как умирают люди! — У русалок два сердца, — Йоко опускается рядом с Учихой, становясь на колени, и проверяет слабый пульс Учихи; вообще-то неважно жив брюнет или нет, оно всё равно сработает, — знаешь, прозапас. От него мало толку, но оно… сильнее человеческого, рыбка. Я оставила его для тебя. Пожалуйста, живи. Живи. Удар. Пожалуйста. Дыши. Радуйся! Ну же… — Ты так мало видел на этом свете, — Йоко гладит шиноби по прохладным влажным щекам, — так мало. Жил ради других, во славу семьи и дома, но не для себя. Всё, что ты знаешь, — это смерть. Всё, что ты умеешь, — это убивать. Сирена выдыхает, между пальцами искрит магия: — Всё, что моё, должно смеяться и радоваться. Всё, что моё, не умирает, милый. И ты не умрешь… Не сейчас. Русалка нависает над Итачи, клоня голову в бок, и упирается ладонями в сырую землю. Она сидит на нём верхом, совершенно не стесняясь своей наготы, и целует его в бледные губы. В первый раз.Целый мир на мгновенье перестанет вращаться. И смотреть — не насмотреться, и дышать — не надышаться. Не нарушим молчания. Излучая сияние ©.