После всего, что ты пережил, кому как не тебе знать, что мёртвым место среди мёртвых. Мне бы ни за что не справиться без твоей жалкой самоубийственной страсти к своей родне ©. Азазель
***
Насколько нужно верить, чтобы пойти за первой встречной, пообещавшей ему желанное? Насколько нужно быть отчаявшимся, чтобы следовать чужой воле… Саске сам не ведал этой грани, но фраза «он жив» взбудоражила его, словно пробудила ото сна. Давно забытое слово — надежда. Итачи… Он столько раз корил себя за смерть самого родного человека, что сбился со счёта. Вина должна была оставить Учиху давным-давно, но не оставляла, напротив, та вцепилась в него острыми жёсткими когтями, раздирая душу в клочья, и отпускать не желала. Окровавленное лицо старшего брата до сих пор мерещится Саске в кошмарах: Итачи смотрит на него чёрными пустыми глазницами и улыбается/улыбается/улыбается так, что становится до чертиков страшно. Нечто выдёргивает его из призмы сновидений — Я думал, что ты будешь сопровождать меня, — бросает Саске, собираясь в долгое путешествие. За время его дальних миссий, наваливающихся на него одна за другой, выходных понабралось довольно много. Да и Наруто не отказал другу в отпуске «по личной причине, о которой я тебе не скажу, как бы ты на меня не смотрел». — Зачем? — Йоко смотрит на того, кого предпочла бы не видеть совсем. Ей хочется спеть для Саске, потянуть его за собой, под толщу ледяной воды. Солёная морская вода могла бы заполнить глотку несносного человечка, его желудок и лёгкие — всё. Океану тоже хочется кушать, как и тем, кто в нём обитает. — У тебя есть карта. Мы встретимся в городе, а дальше я доведу тебя до места. — Возможно за тем, что я не доверяю тебе. Нисколько. — Так не иди, — Йоко предлагает самый простой выход из ситуации. — Ты мог бы остаться дома, в безопасности и в неизвестности. Я не могу ни заставить тебя, ни остановить. Это всецело твой выбор. Учиха не отвечает, продолжая собирать необходимое для долгого путешествия вещи, и ему совершенно точно не хочется больше говорить. Особенно с той, на кого нет управы. — Знаешь, — девчонка не затыкается ни на минуту, продолжая выводить узоры на отвоеванном ей же ковре. Хотя, никакой борьбы за место и не было, просто Саске предложил девушке кресло у крайней стены или диван в гостиной. Та отказалась. — Мне не хотелось приходить за тобой. — Ты уже говорила об этом. — Я могу повториться, — пожимает плечами она, переваливаясь на живот. — Мне это ничего не стоит. — Но хочу ли я слушать… — И опять же, — Йоко неприятно кривится, — мне нет до тебя никакого дела. Что хочешь ты или кто-либо другой совершенно не имеет значения. — Важна лишь ты и то, что ты делаешь? — Итачи так же важен. — Забавно, — Саске оборачивается к сирене, смотря на неё сверху вниз, — когда я, переполненный ненавистью, мчался за своим братом, меня так же ничего не волновало: только я и моя месть. Думаю, мы зациклены на одном и том же человеке. — Только разница в том, — протяжно тянет она, а затем усмехается, — что ты убил его, а я спасла. Саске нечего на это сказать. Ворона права, чёрт возьми. Мерзкая птица. Йоко меняет тему разговора: — Не злись, этой же ночью я уйду. У тебя так мало времени на то, чтобы попрощаться с женой и дочерью.***
Это не так уж трудно, знаете, сделать вид, что ты вовсе не исчезала. Йоко снова выбирается из океана, находит тайник с одеждой (Итачи ни с того ни с сего злился, когда сирена заявлялась на их встречу обнаженной по пояс) и добирается до чужого дома, ни капли не ускоряя шаг. Она двигается медленно, слегка лениво, осматривая места, въевшиеся подкорку: больница, маленькая и с небольшим рабочим персоналом, кафе и магазинчики, дом главы, школа и прочее. Всё на своих местах — никаких изменений. Вечно зеленая деревня, не терпящая новшеств. Стабильное живое дно. Когда блондинка оказывается в паре шагов от дома, то тут же замирает на месте, совершенно не понимая, что же ей делать дальше. Вдох-выдох. Это просто очередной заскок. Страх перед неизвестностью — его реакцией. Стучать в закрытую дверь русалке впервые: Итачи никогда не запирал оную, зная о гостье, не отличающейся особой тактичностью. И, видимо, пунктуальностью. — Доброе утро, — как ни в чем не бывало здоровается она, когда дверь открывается и на пороге предстаёт Учиха. Тёмная водолазка, чёрные брюки и ничего нового, за исключением взгляда. Так ли он смотрел на неё всегда? Нет, не так. С немым укором и напускным безразличием он никогда на неё не глядел. Будто всё… ох. Она легко проскальзывает внутрь жилища, задевая мужчину плечом. — Тебя не было три месяца. — Да, — кивает девушка и вздыхает, принюхиваясь. Дом не пахнет другой женщиной, только аромат старых свитков, свежей выпечки и самого Итачи витает в воздухе. Он никого не приводил, пока сирены не было. Никого. Ни единой живой души. — Мне стоит извиниться? — Нет, думаю, нет, — Итачи проводит ладонью по лицу, случайно цепляя повязку, и продолжает: — Я всё вспомнил. И Йоко не собирается уточнять, это просто бессмысленно: — О-о. — Возможно, — подсказывает русалке мужчина, упираясь плечом в стену и скрещивая руки под грудью, — ты хочешь мне что-нибудь рассказать? Рассказать что? Если Учиха каким-то чудом вернул себе воспоминания, то и говорить о былом не было смысла. Это же глупо — ностальгировать. — Саске скоро будет здесь. Итачи зло сжимает губы: — Ты не должна была ему говорить. Не должна была лезть не в своё дело. Я не просил. Это правда, не просил. Что же, у Йоко есть она сама (и голова на плечах), чтобы принимать решения, пусть они и слишком эгоистичны всегда. — И что с того? — блондинка скалится, демонстрируя острые клыки, и делает шаг вперёд, ближе к нему. Внутри загорается пламя. — Возможно, мне стоило дать тебе умереть, да? Отойти в сторону, как будто ничего не происходит. Будто ты не умирал! Хотя, нет. Ты был мёртв ещё до того, как твоё чёртово сердце остановилось! — Ты!.. — Не перебивай! — она зло шипит, сокращая расстояние до минимума. Ещё пара сантиметров и это было бы похоже на флирт. — Молчи и слушай! В кои-то веки. Он смотрит, как она кричит, переполненная жгучей яростью и праведным негодованием, не может оторвать взгляда. Впервые Йоко повышает голос на него, движется вперёд, словно дикая кошка, готовая вот-вот наброситься на жертву. Итачи жертвой не был, но ощущал себя именно так, — пойманным в ловушку. — Чертов эгоист, — бросает сирена, переводя дыхание. Запал не кончился, дальше будет только хуже. Учиха сглатывает вязкую слюну точно так же, как проглотил возмущение несколькими минутами ранее, и сокращает расстояние до минимума. Между ними больше нет и пары сантиметров расстояния. Он вплетает пальцы в волосы девушки, фиксируя руку на затылке, заставляет её подчиниться. — Что ты?.. У Итачи сухие губы и очень крепкая хватка. Йоко выдыхает, делясь кислородом с тем, кто так бесцеремонно заставил её замолчать. — Если, — он шепчет прямо в губы, — тебе неприятно, то я прекращу. — Мне непонятно. Я никогда раньше не… целовалась? Только с тобой, ещё в детстве. «Что же, — думает Учиха, — это безумно радует».