Вечное лето. Я знаю, уж я-то знаю. Птицы носят чешую, А рыбы в перья одеты. Я знаю, уж я-то знаю. Это всегда лето Под водой. Я знаю, я знаю… На дне морском птицы носят чешую, А рыбы — перья. Я знаю, я знаю ©. Ширен — на дне морском
Йоко высовывается из воды и забирается на огибь деревянной лодки, опираясь локтями в древко. Улыбка у неё широкая и довольная, явно предвкушающая. На светлых волосах виднеются тонкие тёмные водоросли: ныряла русалка глубоко, наслаждаясь чистой морской водой. Итачи на секунду кажется, что синий глаз сирены дёргается и идёт плавной волной. Будто у неё… защитная плёнка на яблоке или прозрачное веко под телесным. Учиха мысленно ставит пометку рядом с «любопытно» и «спросить позже». — Ты готов? — спрашивает сирена. Крохотные мокрые пятна темнеют на подсушенном солнцем дереве. Нет, не готов. Серьёзно. Он совершенно точно в панике и мысленно прикидывает, как сбежать отсюда. По воде — отличный вариант. И чакры хватит, и чувство самосохранения поддержит. Если бы не эта очаровательная улыбка… дьявол побери. Если бы не она! То Учиха сидел бы дома и пил чай, а не гнездился в крохотной лодке вдали от суши. Самоубийством он давно не помышляет, а тут потянуло… в тот же омут. И с головой. Мужчина проводит ладонями по лицу и глубоко вздыхает. Указательный палец неосторожно цепляет повязку на глазу, отчего та едва не сваливается. Резко брошенное ругательство вызывает у Йоко смешок. И Итачи щурит единственный глаз в ответ, поджимая губы: — Смеёшься надо мной? — Я бы не посмела, — уверенно произносит сирена, а в глазах столько издёвки. Трудно сдержаться и не пойти на провокацию. Итачи резко подается вперёд и несильно тянет русалку на себя, от чего та, всё же, удивленно охает, но послушно оплетает ладонями крепкую шею. Целоваться — это правильно; это хорошо и приятно. Когда крепкая рука гладит влажную кожу, пальцы пробегают вдоль хребта, пересчитывая позвонки, тогда Йоко хочется зажмуриться. Он накрывает чуть приоткрытые губы девушки своими и резко углубляет поцелуй. Горячий язык скользит внутрь, проходит по нёбу. Все вкусовые рецепторы улавливают чрезмерное количество соли. — После поцелуя с тобой, — говорит шиноби, облизывая солоноватые губы, — мне хочется выпить. — Прошу прощения? Блондинка выглядит донельзя оскорбленной. И Учиха не может не рассмеяться. За что тут же получает тычок в бок и сварливое бурчание. — Прости-прости! — Ни капли искренности или раскаяния, лживый человек. Хвост бьёт по дну лодки. Плавник задевает сумку со склянками. И это отрезвляет. Йоко собирается показать Итачи лишь крохотную часть своего дома. Как прихожую, говорит она и разводит руками. Хочется сказать: коридоры так не выглядят. Они не огромные и пугающие, с монстрами под тёмно-синим слоем паркета/потолка. Вместо полок со сменной обувью — острые рифы. А добрые хозяева угощают чаем, а не пытаются проглотить гостя с потрохами. В океан им двоим путь заказан: людей на дне морском жалуют лишь в качестве закуски, а оборотное зелье облик только на время изменит (три-четыре часа). Магия в случае чего из-под толщи воды не вытащит — Океан* сильнее; он эпицентр всего. Их Мать. — Там, внизу, лишь небольшое поселение сирен, — начинает Йоко, — и нам стоит поторопиться, пока не стемнело. В сумке пять бутылочек. Первыми выпьешь красные, потом зеленую и синюю. — Ворона, стоит ли? Итачи трусом показаться не хочет. Не тут. Не перед своей будущей женой. Хотя, что уж там. Его Йоко видела разным: раздавленным и счастливым, сражающимся, омытым кровью, напуганным, на перепутье и… даже мёртвым. Прятаться под мнимыми масками — глупо. Ему страшно ступать туда, где Костлявая бегает пить чай по выходным. — Ты показал мне свой мир, и мне хочется сделать то же самое. Это ведь не плохо? — она по-прежнему обнимает его за шею, смотрит лукаво, но без ехидства. Это нормально — знакомить будущего мужа со своим домом, семьёй. Впустить его туда, где не бывала ещё нога человека. Живого человека. Учиха не так уж и слаб, если подумать. Он сможет защитить себя и дорогое ему чудище. — Первые — красные, понял. — Будь добр, столкни меня в воду, — говорит блондинка, шмыгая носом. Кожа её будто потемнела от солнца. Учиха легко подхватывает девушку на руки (хотя с хвостом та весит раза в три больше обычного) и опирается на одно колено, перекидывая сирену через бортик. — Не уходи без меня. Белобрысая голова, наполовину погруженная в воду, важно кивает. Зелья на вкус… Да никакие они на вкус. Во всяком случае, первые три красные пьются совсем, как озёрная вода. Зеленая похожа на яблочный пирог, а синяя — морские водоросли. Ничего адски мерзкого Итачи не почувствовал. — Я ожидал большего. — Интересно чего? — Хотя бы того, что вместо ног у меня вырастет хвост. — Но ты ведь так и не коснулся воды, — она улыбается и хлопает рядом с собой, разнося с десяток брызг вокруг. — Ну-ка, нырни. — А лодка? Йоко лишь пожимает плечами, пусть эта лодка катится ко всем чертям: — Прыгай, рыбка.Рыбка не прыгает, рыбка ныряет.
***
— Я не чувствую… ног, — говорит Итачи и касается кончиками пальцев лица. Фаланга указательного скользит меж губ, раздвигая те, и это единственное движение, которое совершает Учиха своим ртом (хотя какой простор воображению). Он не произносит ни слова, но кажется совсем иначе. Взгляд опускается вниз, в темноту, затем на порхающую вокруг него Йоко. От той исходят волны ощутимого восхищения, а руки то и дело тянутся, чтобы дотронуться до него. Только желание не спугнуть Рыбку сильнее чего бы то не было. Прохлада окольцовывает тело, но дискомфорта не приносит. Точно. Там, где раньше были длинные стройные ноги, сейчас… хвост. Учиха попробует им двинуть — получается. Механика тела работает на ура. — Я невероятно хорош даже в образе русалки. У Учихи длинные тёмные волосы и белая кожа. Частые шрамы ничуть не портят аристократичную красоту, а гибкое подкаченное тело приковывает к себе сотню глаз. Йоко хочется его прикрыть, закрыть и спрятать. Как драгоценность. — Я в тебе и не сомневалась. Тритона, — поправляет его сирена, выставляя на показ острые клыки. На шее отчетливо прорисовываются жабры. Итачи неосознанно касается собственной шеи, нащупывая мягкие плавные новообразования, скользкие и плотные у краёв. Маленький пузырёк воздуха скользит из щели — второй по счёту. Значит, когда кожи морских созданий касается воздух: жабры исчезают, сливаясь с дермой. Определенно, это стоит внимания. Чужая физиология завораживает. — Мы разговариваем не так, как люди, — Йоко не моргает, кладёт ладони на его лицо, фиксируя взгляд на себе. — Телепатически, передавая друг другу нужные мысли или образы. Не пугайся, задавай вопросы. Ты слишком громко думаешь. Ты учил меня ходить, — хочет сказать она. Ты учил меня дышать, — почти говорит она. Ты научил меня любить, — скажет она ему. Настала моя очередь. — Это очень удобно. — Ещё бы, — веко Йоко снова идёт плавной волной, — ну-ка, попробуй двинуться с места. — Не терпится увидеть мои первые шаги? Или как это называется, — Итачи давит в себе нервный смешок. Плавник дергается. — Тебе придётся отпустить меня, если хочешь, чтобы я сделал что-то самостоятельно. «Ну, я же не ребенок», — хочет сказать Итачи. Секунду сирена борется сама с собой. Отпустить? Глупость какая. Разве что на минуту — не более. Он ведь тут совсем чужой, такой одинокий и потерявшийся. Шиноби ведёт плечами, разминая мышцы, на пробу двигает хвостом и рвётся вперёд, преодолевая большое расстояние в рекордно-короткий срок. Он пытается затормозить, хватается руками за воду, но ловит пальцами чужую ладонь. Тихое «медленнее» всплывает в мыслях. Учиха повинуется и всё становится гораздо проще. Плавник плавно подминает под себя воду, пока Йоко ведёт его.… вниз.
Морской город огромным мыльным пузырём мелькает на пути. В темноте шар, наполовину вбитый в песчаное дно, сверкает голубоватым светом. Похоже на технику. Суссано? Чакра, которую можно потрогать и которая может потрогать кого-то в ответ. — Это не мыльный пузырь, Итачи. — Серьёзно? Потому что мы видим то, что видим. — Твое зрение ни к чёрту. — У меня твой глаз. — Ну, а я о чём? Шар — магический. Только подобные мне — и теперь тебе — видят его, — говорит сирена. — Подобные меры осторожности стерегут нас от лишних глаз. — Лишних? — Таких, как твои, например. Или твоего синекожего друга. Хотя, — она задумчиво касается указательным пальцем нижней губы, — он более чувствителен к нашему миру. Предполагаю, что это из-за эксперимента. Кисаме — сам по себе один большой эксперимент. — Он был неплохим напарником: говорил мало, действовал четко. И ты права. Кисаме обычно видел больше положенного. Диалоги без слов неожиданно становятся нормой. Кисаме всегда говорил то, что нужно было сказать, ходил следом, не позволяя оказаться одному и утонуть в глубине собственной никчёмной души. Остаться наедине с самим с собой — худшее для Итачи наказание. Так когда-то сказал ему Орочимару. И спорить с мудрым санином не было смысла: тот оказался прав. Йоко крепче сжимает чужую ладонь, давая нужную Учихе поддержку. Тот странный акулий человек был для него настоящим другом. Йоко он нравился. — Нас не размажет по этому куполу? — Боишься быть раздавленным пузырём? — смешок.вниз.
Шар на ощупь мягкий, как… — Это не мыльный пузырь, я же говорила. — Прекрати читать мои мысли. — Прекрати так громко думать, — парирует блондинка. Оказывается, тут мрачнее, чем… чем что? Ранее Итачи на задумывался, как выглядит место, в котором росла Йоко. Где гуляла по вечерам (есть ли вечера в океане?), где проводила свободное время и где — не свободное. Здания и домики, похожие на старинный монастырь в европейском стиле, серели на фоне нежно-голубой воды. Сухость зданий разбавляли лишь цветные рифы и сами жители. Вместо моха и плюща, что обычно покрывают вековые здания, тут зеленели водоросли. — Я только что видел девушку с хвостом, как у золотой рыбки? У той длинные золотистые волосы, пышными прядями струившиеся вокруг человеческой половины, и жёлто-оранжевый хвост — ему могло показаться — с мелкими вставками драгоценный камней по внешним хрящикам. Чешуя незнакомки отдаёт янтарём, полностью покрывая хвост и низ живота. Йоко шутливо легко пихает его в бок: — Перестань смотреть на других русалок, у тебя уже есть я. — Навеки вечные, — левая ладонь с золотистым обручальным кольцом на безымянном пальце проходит рядом с лицом блондинки. Та закатывает глаза, улыбаясь. — Тебе не убежать, помни. Настроение скачет между «игриво-заинтересованное» и «нервно-предвкушающее». И Учиха никак не мог определиться, на чём ему остановиться. Потому что это трудно. Новый мир так похож на старый и не похож одновременно. Итачи чувствует себя, словно он очутился в параллельной вселенной и без понятия, что делать. Инструкцию не дают, а экскурсовод отвлекает — безумно хочется её поцеловать. — Хочешь осмотреться? Йоко не ждёт ответа, отпускает чужую руку, чтобы дать немного свободного пространства и возможность насладиться новыми ощущениями. Потрогать гладкие скользкие от воды и водорослей камни. Пройтись кончиками пальцев по чешуе мимо проплывающей рыбы. Заглянуть в одну из десяток здешних лавок, где продают украшения, гребни и прочую чушь. — Мы питаемся в основном сырой рыбой, — говорит сирена, когда они проплывают мимо очередной палатки; руки у неё за спиной скрещены, — поэтому многим нравится человеческая еда из-за наличия вкусового разнообразия. Жаль, что импорт той под воду запрещён. Указ Тритона. — Кого? — Нашего царя, — отвечает она так, словно это обычное дело. — У вас один, — слово то какое странное, — царь на всех? Мужчина обводит ладонью пространство вокруг себя, намекая на все пространство вокруг. — По общему счёту, да. Дикие земли принадлежат чудовищам, — она пожимает плечами. — Не то чтобы там никто не плавал, просто… это опасно. — Чудовища? Когда-то он и Йоко такой считал. — Вот такие огромные, — сирена как можно шире распахивает руки, намереваясь показать размер грозных монстров. Выходит забавно и ничуть не страшно. Потому что Йоко по определению бояться не получается, даже если бы за ней кровавой дорожкой тянулись обезглавленные трупы. Невысокая и тощая девчонка с большим синим глазом, длинными светлыми волосами и тонкими ручонками походит на подростка. С хвостом — иначе. Чуть мощнее, опаснее и будто бы жестче. Ворона может заклевать тебя, Рыбка? Учиха смотрит во все стороны, разглядывает драгоценности и золото, которые наравне с ракушками покоились у стен домов или были припорошены песком. Касается пальцами брюшка проплывающей поверх него акулы с сотнями острых зубов. Отсюда не хочется уходить. — Сердце холодеет. Йоко аккуратно укладывает ладошку на грудь мужчины и клонит голову влево. — Нам пора. — Так рано? — Итачи, мы провели здесь больше четырех часов. Надо же, а он и не заметил.