***
В каком-то забвении они с сестрой молча поужинали имевшейся в холодильнике заготовленной снедью, выпили обжигающего чая и уснули всё на том же диванчике в зале. Прижались друг к другу, как когда-то очень и очень давно в полузабытом детстве, и слушали чужое дыхание совсем рядом. Внутренний будильник разбудил Виктора привычно рано. Позёвывая, он умылся, оделся и выгулял собаку. Вернулся домой и присел за кухонный стол и только в тот момент его настигло ощущение неправильности, нереальности происходящего. Обычно к его приходу на столе стояла чашка чая с молоком, лёгкий завтрак, а тёплые руки задорно трепали волосы на макушке. Шершавые губы целовали лоб и приветствовали «добрым утром». В квартире затаилась тишина. И сильно пахло астрами, любимыми мамиными цветами. Витя приоткрыл дверь в родительскую спальню, посмотрел на заправленную кровать, говорящую о том, что отец дома не ночевал, и ушёл к себе. Плотно закрыл дверь, прислонился к ней затылком и сполз на пол. Уткнулся в колени и только затем крепко-крепко прижал ладони к горящему лицу. Он давно не плакал, уже много лет как. С детского садика, в который ходил всего-то крохотные полгода, пока не начал болеть и у мамы не кончилось терпение лечить бесконечные детские простуды. Но и за тот короткий срок ему успели вбить в голову, что мужчина не должен никому показывать слёз. Мама, услышав о таком впервые, к его полной неожиданности, рассердилась: «Плачут те, кто сильно чувствует. А если все вокруг чёрствые бараны, то не нужно им уподобляться». Таким образом Виктор пришёл к компромиссу — наедине с самим собой реветь можно. Витя выплакал все слёзы и, казалось, даже больше чем у него имелось, но к тому времени, как из посёлка приехала бабушка, успел ещё раз умыться. И зачесать неряшливую чёлку, чтобы она хоть немного прикрывала опухшие глаза. Попытался улыбнуться, принять вид милого внука, который рад её видеть. Только когда на жалкую попытку не обратили внимания и стиснули в жёстких, до боли сильных объятиях, он был благодарен. К ночи вернулся отец. Выглядел он лучше неумело притворявшегося Виктора, но хуже, чем упрямо сжавшая губы и стойко держащаяся Настька. Кивнул и виновато посмотрел на тёщу, разливавшую всем чай с ромашкой. Та выдохнула устало и протянула ему чашку, присаживаясь рядом. И сказала, совершенно спокойно и обыденно: — Да-а, не ожидала я, что мне придётся дочь закапывать раньше, чем саму в гроб сложат. И столько в её мутно-синих глазах оказалось принятия, понимания, что Витя вздрогнул. Эти слова старого человека, примирившегося со скорой встречей со смертью, но скорбящего о том, что не его первого забрала безносая, звучали слишком просто и оттого жутко. Настя рядом беззвучно заплакала, болезненно цепляясь белыми пальцами за бока пузатой рыжей кружки. Виктор нет. Уже не мог.Часть 3
28 апреля 2017 г. в 12:20
У Виктора всё меньше и меньше оставалось свободного времени. Ранний подъём с утра, прогулка с Маккачином, который радостно помогал проснуться. Завтрак и круговерть «тренировка-школа-тренировка». Ещё необходимо как-то успеть выполнить домашнюю работу, учителя продолжали придерживаться извечного принципа, что только смерть является уважительной причиной для неподготовки к занятию. Но к всеобщему удивлению, собака только помогла Вите, став своеобразной отдушиной. Хотя к вечеру сил не оставалось вовсе, время, проведённое вместе с ней, становилось единственным, когда он мог позволить себе расслабиться. И оттого на душе делалось легче.
Только всё же хотелось иногда общаться не только с псом, но и семьёй. Сестра готовилась ко вступительным в институт и с ней стало труднее общаться. Отец всё чаще проводил время за монитором компьютера или на телефоне — дела в проектировочной фирме хлынули волной и он отчаянно пытался её обуздать. А мама стала казаться настоящей кудесницей. Не как тогда, в детстве, потому что всё знала и умела, а сейчас — за то, что находила время для каждого. Приносила бутерброды и кофе полуночничавшей за учебниками сестре, помогала отцу с утра отыскать тот самый голубой галстук и необходимые ключи. Неизменно приходила каждый вечер в спальню к Вите, гладила его волосы и шептала: «спокойной ночи». Эта привычка настолько въелась в сознание, что Виктор физически не мог уснуть, не услышав волшебное пожелание. Вдали от дома, на сборах, он тихонько их говорил в подушку и улыбался.
Так что её дня рождения он дожидался с нетерпением. Заранее купил подарок на свои первые выигранные на областных соревнованиях деньги и спрятал в нижнем ящике шкафа, надеясь, что маме не придёт в голову наводить порядок в его комнате. Он с утра нашёл на кухне список продуктов, а раз так, то, видимо, вечером накроют стол. Даже на катке не удалось до конца унять нетерпение. И на удивление товарищам, он не собирался задерживаться дольше положенного, не сегодня. Виктор уже развязывал коньки, когда Яков махнул рукой, подзывая:
— Никифоров, Попович и Бабичева, в тренерскую.
Милка, мелкая бойкая девчонка, на пару лет младше его с Гошей, присоединилась не так давно к клубу. Приехала из Красноярска с родителями и сразу же очаровала хмурого Фельцмана до такой степени, что он забрал её в свою личную группу. Единственную из всех девочек, хотя ими обычно занимался другой тренер.
Яков смерил детей оценивающим взглядом и прокашлялся. Затем ткнул в календарь.
— Осенью в Москве пройдёт детское первенство. У вас, — он кивнул на мальчишек, — уже есть областные награды, вы проходите автоматом. Мила, пойдёшь летом на питерские городские. Затем я натаскаю вас на Москву. Будете у меня третий разряд открывать.
Витя переглянулся с Поповичем. Они занимались не так много, всего два года. По меркам фигурного катания, начали кататься безобразно поздно, в шесть. И тут — разряд? Виктор переодевался в каком-то заторможенном состоянии, механически складывая вещи в рюкзак и прощаясь с друзьями. Осознание накрыло только на улице.
Разряд же! Первый шаг к профессиональному фигурному катанию! Всего три юношеских, затем ещё второй и первый взрослые и кандидатский, а потом уж и мастер спорта.
По правде говоря, Витя даже не задумывался о своей карьере. На дурацкие вопросы в духе: «А кем хочешь стать, когда вырастешь?» отвечал невпопад, отмахиваясь и отшучиваясь. Но когда перед глазами возникла подобная картина... Чтобы он, мальчишка, да в настоящие спортсмены? И он будет участвовать в национальных, а может и международных соревнованиях?! И уже на него будут смотреть такие же, как и он сам, ребята по телевизору.
Он вытер о джинсы вспотевшие ладони. Он хотел — Боже, как он хотел! — всего этого. Лишь раз представив, на миг допустив, что подобное может оказаться правдой — он вдруг обнаружил в себе огромное, обжигающее желание воплотить мечту, добиться, сделать былью.
И сорвался с места, бросился бегом к дому, лишь бы скорее, скорее рассказать, поделиться! На одном дыхании забежал на шестой этаж, позабыв про лифт. Влетел в квартиру, не раздеваясь, проскользил по паркету в мокрых сапогах и заглянул на кухню. На столе лежали разложенные продукты, а в раковине размораживалась рыба. Нахмурившись, Витя медленно стянул куртку и обошёл квартиру. Отец ещё на работе, Настька наверняка у репетитора — привычная картина. А мама задерживалась.
Он почувствовал лёгкую обиду. И стоило так торопиться, если никто ещё не собрался? Впрочем, навряд ли мама ушла далеко, может чего не хватало и она пошла до рынка?
Маккачин сонно приподнял ухо и вышел из Витиной комнаты поприветствовать хозяина. Мальчишка потрепал его по голове и обнял, уткнувшись в шоколадную шерсть. А затем, глядя во всепонимающие глаза друга, жарко прошептал:
— Макка, а ты знаешь, я решил — я стану фигуристом. Настоящим. Какие на чемпионатах мира катаются. Вот.
Пёс согласно тявкнул. Конечно, мол, куда ты денешься?
Виктор прилёг на диван в зале, затянул к себе Маккачина и приготовился ждать. Часы тянулись медленно, за окном разгорелся малиновый закат и постепенно затух. Витя от нечего делать залез на «ютуб», начав просматривать чужие детские прокаты. Прикидывал, какие элементы для разряда ему необходимо отшлифовать и разучить, а что сойдёт и так. Три одинарных: аксель, конечно, тулуп и сальхов. Можно для подстраховки взять флип, он тоже неплохо получался на последних тренировках. Над каскадами опять же подумать.
Когда в двери, наконец, загремел ключ, Витя обрадованно вскочил, потревожив прикорнувшего пса, но тут же сел обратно. Это вернулась сестра.
Настя шустро осмотрелась и вытянула из пакета букет алых астр. Сбегала за вазой и поставила на подоконник. Сменила пуховик на симпатичное платьице, поправила аккуратные косички. И только тогда подсела к брату, чуть потеснив устроившуюся на диване парочку.
— Не звонила?
Витька покачал головой. Макка тихонько провыл и положил голову ему на колени.
Через час Настасья не выдержала. Набрала маму, недовольно нахмурилась и отзвонилась отцу. Тот ответил не сразу, только после нескольких томительных гудков. Сестра начала гневно его отчитывать, но тут же умолкла, её рот беспомощно раскрылся и сама она в раз побледнела. Коротко взглянула на Витю и бросилась в другую комнату, заперла дверь. Дальше вела разговор уже на повышенных тонах.
И всё же Виктор успел. У него всегда был тонкий слух, даже через три стены он различал бурчание телеведущей на кухне или грохот лифта на первом этаже. С лёгкостью подслушивал разговоры, не предназначенные для его ушей. Запросто помнил на слух тексты песен или иностранные фразы.
И слабый шёпот он тоже успел услышать: сбили на пешеходном переходе, водитель скрылся. А «скорая» не успела, скончалась на месте. «Еду на опознание».