***
Осенью в Москве Виктору стало неловко. Вокруг сновали дети, в основном, семи лет, кто-то даже чуть младше. Он и Гоша, третьеклассники, вытянувшиеся за лето, разительно выделялись на их фоне. Милка честно пыталась их подбодрить, хотя сама мандражировала не меньше. Шутила, что зимние парни, как особо важные гости, должны приходить на праздник позднее. Вскоре появился еще один повод для смущения — почти все юные фигуристы оказались девочками. Витя никогда не обращал внимания на то, сколько спортсменов из Дворца занимались катанием, а сколько — хоккеем. Сейчас же разница стала очевидна. Списки выступлений девушек почти в четыре раза превышали юношеские. По этой причине их пропустили вперед, хотя Яков и бурчал под нос, что открывать соревнования положено леди. Виктор вытянул шестой порядковый номер, Гоша — четвертый и после разминки они расположились на сидениях. Недовольно хмурились, так как оба предпочли бы отстреляться поскорее, вместо того чтобы дожидаться своей очереди и изводить нервы друг другу. Яков снисходительно посмеивался, наблюдая за их бледными лицами. Даже расщедрился на объятия и торопливый гордый шепот: «Вам они не конкуренты». Когда прозвучала музыка и первый участник начал программу, до Виктора постепенно дошло, о чем именно говорил тренер. В родном Ледовом мальчишки привыкли, что они самые младшие на льду и все вокруг катаются во много раз дольше, соответственно, сильнее и аккуратнее. Милка очень быстро стала своей в доску и не воспринималась как кто-то ниже уровнем, да и требования к женскому катанию стояли иные. И теперь Виктор в первый раз осознал, что в сравнении, наверное, он катается лучше. Гораздо. Звучали фамилии участников и различные города, которые они представляли. Прогремел родной Петербург и Попович встал. На самом деле, стоило бы посмотреть его выступление, но Витька и так достаточно на него насмотрелся во время тренировок. Если бы появилась необходимость, откатал бы и Гошину программу и Бабическую за компанию, настолько часто они мелькали перед глазами. Зато баллы он услышал отчетливо — на восемнадцать выше прошлого лучшего результата. Украдкой глянул на Фельцмана, который отнюдь не выглядел удивленным. Витя припомнил всю колоннаду кубков, которые стояли в стеллажах на входе во Дворец и резко захотел рассмотреть их поподробнее — затесалась уверенность, что среди них он найдет не один всероссийский, может и мировой. Яков внезапно открылся с другой стороны: не старый добрый знакомый, почти приятель, неотделимый в его голове от питерского катка, а кто-то больше и выше. Значительнее. — Дядь Яш, а ты многих чемпионов тренировал, да? Фельцман недоуменно взглянул на ученика, который чуть ли не в первый раз так фамильярно обратился к нему на стадионе. А потом лихо, задорно улыбнулся, так, словно скрывал какой-то секрет. — Если повезет, еще парочку воспитаю. Никифоров серьезно кивнул. Конечно, а как иначе? И, под звуки собственного имени, искаженные громкоговорителем, отправился на лед.***
Возвращались уже утром, только-только с поезда, чертовски усталые, зато с медалями. Никифоровским золотом игралась Милка, а Гоша сравнивал собственное серебро с аналогичным за женские выступления. Ругался на четыре балла разницы, на что Витька посмеивался, мол, рановато тебе, Гошенька, подрасти надо, а потом уж о наградах думать. Яков зевал за рулем и вполголоса строил планы, не слишком понимая, что делает это вслух. — На январский всех троих отправлю. Как раз перед Чемпионатом Европы стариков потрясти успеем. Пусть полюбуются на молодую кровь. Ребята осовело кивали, пытаясь не уснуть друг на дружке. Когда Витя наконец попал домой, он нашел в себе силы включить ноутбук и, пока тот загружался, сделать марш-бросок до холодильника. Ответил на сообщения в приложениях, похвалился сестре по «контакту» и, в свою очередь, поинтересовался, как у нее дела в институте, а затем увидел письмо на электронной почте. Лилия иногда скидывала ему мелодии для программ, по большей части, классику. Почему именно ему, а не напрямую мужу — Виктор не знал и не старался особенно узнать. У взрослой женщины могут быть свои причуды. Поставив музыку фоном, он собирался переодеться и с чистой совестью заснуть до вечера, но она увлекла его, заставила прислушаться. Невольно Витя представил как будет под нее кататься, отметил, что тут ритм ускоряется и неплохо бы сделать выход из вращения, а здесь — эффектный прыжок. И следующим утром подбежал с записью к Якову, успев его поймать до начала тренировки. Попросил прослушать. — Лиля дала, да? — скривился мужчина. — Да не важно, Яков Давидовыч, давайте возьмем! Витя будет просить, хоть вплоть до зимы станет бегать и ныть. Именно под эту мелодию он видел свой прокат, даже костюм начал продумывать. Она что-то цепляла в его душе, простая, по сути, вальсовая аранжировка. Фельцман, тем временем, заглянул в планшет, и, видимо, нашел что-то забавное в интернете. — Ну коли так уверен, то бери, боец, — усмехнулся он, а в следующую секунду нагнулся и пристально всмотрелся в глаза мальчишки. — Но если берешь серьезную музыку — должен и откатать соответствующе. Нет ничего хуже падения под классическую скрипку. И они взялись за программу. Поставили ее весьма быстро, все же выбор музыки из уже готовых, обрезанных под определенное время, здорово упростил задачу. Дальше стоял вопрос техники: отшлифовать до филигранной точности каждый элемент, каждый прыжок. Под конец ноября Виктор мог насвистеть ритм и под него исполнять. Однажды появившаяся в Ледовом Барановская присмотрелась к прокату и покачала головой: «Совсем плохо». Витя не обратил внимания, она всегда так говорила. Не помнил еще ни разу, чтобы ей пришлись по вкусу чьи-то выступления. Лилия, помня о давнем уговоре, поправлять его не спешила. А затем пришла еще раз, в обеденный перерыв. Пристроилась на диванчике в углу, скрестила руки на груди, всем видом давая понять, что ее не стоит трогать. Юные фигуристы пожали плечами и, подключившись к чьему-то ноутбуку, настроили телетрансляцию одного из этапов Гран-При. Взрослые выступления «Skate Canada» они уже пропустили, так что посмотрят в выходной, а вот юниорские начинались с минуты на минуту. Виктор с первых же мгновений узнал музыку. Плавные переливы пианино, вскоре словно возносящиеся к небесам, и робкая скрипка, вплетающаяся в сложный узор. — Вить, это же..! — воскликнула Бабичева, и они с Гошей уставились на друга. — Знаю! — потрясенно воскликнул он, не отрываясь от экрана. Небольшой мальчишка на льду в светлом костюме свивался с нотами в одно целое. Позорно упал на первом прыжке и тут же вновь взлетел следом за протяжной мелодией, протягивая ей руку и скользя навстречу. Тончайшие жесты рук в белых перчатках переплетались с историей, повествовали языком тела и, казалось, ничто не сможет их разлучить. Виктор видел не молодого фигуриста, а кого-то из позапрошлого столетия, танцующего в балетном зале под живую музыку, сжимая в объятиях прелестную даму. Штрафное касание во время второго прыжка показалось удивительно уместным, словно так требовалось по задумке, точно он ласкал холодный лед. И как бы в насмешку над прошлыми ошибками поднялся в каскаде, с алмазной точностью и одновременно небрежностью, подчеркивая, как мало ему требуется усилий для сложнейшего элемента. Только застынув в финальной позе, словно вынырнув из забытья, спортсмен вновь стал простым мальчишкой. Смущенно и радостно улыбнулся в камеру, раскланялся трибунам и сбежал под крылышко тренера, получать заслуженные оценки. А Виктор единовременно понял почему смеялся Яков, услышав о музыке, и чем так недовольна Лилия в его прокате. Действительно, оказывается, мало программу откатать — ее нужно прожить. Только тогда она заиграет всеми красками, увлечет каждого зрителя, от первого ряда на арене, до последнего пацана в крохотном буфете с ноутбуком на коленях. Никифоров спиной чувствовал прожигающий в нем дыру взгляд балерины и рассмеялся. Есть, дядь Яш, есть кое-что похуже падения под скрипку. Японский юниор недавно доказал это всему миру.