~~~
По заданию мамы Эллис помогал с этими глупыми куклами: подшивал платья, делал оборочки и колпачки, подпаливал пламенем свечи нитки на разъезжавшихся краях… Эллис не любил это утомительное занятие. Но он должен был помогать родителям, а хуже шитья для куколок было только плотницкое дело отца. Так что выбора не оставалось. Лучше колоться иголками, чем засаживать занозы. Последние доставать тяжелее. За окном шумно резвились дети. Мальчики кидали мяч и смеялись, и Эллис вздыхал, поглядывая на них. Он мог бы выйти к ним — отец бы отпустил, но какая разница, наблюдает он за ребятами из окна или с улицы? Они не очень-то жаловали его. То есть когда он был рядом с ними, они практически всегда делали вид, что его нет. А может, и не делали вид, а может, и правда просто не замечали. Впрочем, хуже было, когда замечали. Тогда они шутили над ним. И ему приходилось улыбаться в ответ, лишь бы его не прогоняли. Если он не улыбался и не поддерживал их веселье, то они обычно говорили, что он как девочка: выглядит девочкой и шуток мальчиков не понимает, — а значит, и место ему среди девочек. Вместе с этими глупыми куклами!.. Приблизительно так размышлял Эллис, поглядывая на ребят за окном. В конце концов он с досадой откинул в сторону ткани и подошел ближе к стеклу, наблюдая, как дети вслед за своим набитым соломой мячиком уносятся вдаль, за сопку. Он вздохнул, когда они исчезли из виду, и хотел было вернуться к делам, как в поле зрения его попала усыпанная веснушками рыжая девочка. Он знал, ее звали Кети. Но он не общался с ней. Она была странной. Особенно странно она вела себя по отношению к нему: часто так стояла где-то неподалеку и смотрела на него. Чего она хотела? Он не понимал, но и спрашивать смущался. И сейчас рыжая девочка подошла очень близко к дому; стояла, опираясь спиной на заготовку бревен, и смотрела прямо в окно, за которым замер Эллис. В руках она сжимала грязного тряпичного зайца. Эллис не знал, видит ли она его за мутным стеклом, а потому решил открыть створки, чтобы посмотреть, что будет делать девочка. Может, они могли бы подружиться?.. Эллис, правда, не очень хотел дружить с девчонкой. Не только потому, что ему было не интересно: он не очень-то хотел играть в куклы — достаточно и того, что он им платьица подшивает. Просто Эллис понимал, что дружба с девочкой может стать лишним поводом для обидных шуток со стороны других мальчишек. Но ему было очень скучно, и он открыл-таки окно. Девочка заметила и встала ровнее, отпрянув от штабеля дров. Она явно взволновалась, крепче обхватывая свою игрушку, и Эллис уже почти решился, преодолевая страх и смущение… Как вдруг за спиной раздался не терпящий отлагательства голос отца: — Эллис! Он обернулся. И увидел пламя, захватившее весь стол, за которым он работал. Свеча… И ткани… Всё это исчезло. Эллис еще не осознал масштабы бедствия, но уже понял, что это он во всем виноват — опять был невнимателен. Куда он отбросил дурацкие ткани?.. Отец вылил кувшин воды на пламя; раздалось шипение, но дыма становилось всё больше — дым стремился прямо к Эллису. Он закашлял, отвернулся и закрыл лицо руками. — Эллис! — снова вскричал отец. — Па… — попытался ответить Эллис, но дым попал в горло, вызывая приступ кашля. Чем больше Эллис кашлял, тем больше дыма глотал. Он понимал, что задохнется. Но там был его отец. — Папа… — всё-таки постарался крикнуть он, но вышел лишь сдавленный шепот. — Эллис… — услышал он такое же хриплое и изможденное шептание. Жар опалял кожу; дышать было нечем. Но он сделал шаг вперед, в самое пекло. Ведь там был его отец. Где-то что-то затрещало, а потом упавшая обгорелая балка ударила по спине. Эллис упал, и дерево прочно прижало его к полу. — Эллис… — Сквозь рассеивающийся дым он увидел тянущуюся к нему руку отца и тоже протянул руку навстречу. Вокруг них бушевало пламя. Задержав дыхание, Эллис сосредоточенно смотрел на их руки. То казалось, что между ними футов около шести, то что они вот-вот соприкоснутся. Глаза щипало, но, тянувшись изо всех сил вперед, Эллис напряженно вглядывался в руки. Еще чуть-чуть… Рука отца слабела. Когда она упала на пол, Эллис вскричал, невзирая на дым: — Нет! Бело-голубая вспышка возникла на кончиках его пальцев, заструилась по ладони, обхватила запястье. С легкостью проникая в плоть и выныривая наружу, она рисовала трещины, разводы на его теле. А потом исчезала. И снова появлялась. Ощущениями было похоже на прикосновение ледяной воды, оставляющей после себя дуновение предгрозового ветра. Сияние штопало его поврежденную от огня и дыма кожу, восстанавливало ее. Вскоре Эллис почувствовал, что дышать стало намного легче. Глядя на безжизненную руку отца, он еще раз, но уже громче и четче, крикнул: — Нет! Отец! Дурацкая балка прижимала его к полу, и он не мог достигнуть отца, помочь ему, спасти его. Эллис разозлился на балку, на глупого и слабого себя, на глупых и слабых эльфов, на глупого отца, который так и не научил его быть таким же сильным, как он, на глупую мать, которая давала ему мало противной глупой каши, которую он так не любил… И как всё это было глупо и нелепо! Отец умирал на его глазах из-за того, что он был небрежен и засмотрелся на девчонку! Эллис плакал и шептал: — Отец… Отец… Пожалуйста! Это не помогало. Тогда он вспомнил: — Создатель! Ну пожалуйста!.. Его сверкающая глупым огоньком рука всё еще тянулась к отцу. Другой рукой он безуспешно пытался то ли откинуть балку, то ли оттолкнуться от нее, чтобы вылезти. — Андрасте, боги, демоны, кто-нибудь!.. Он видел, как загорелась на нем одежда, как тлела и опадала с его тела, но огонь не причинял ему ни боли, ни увечий — лишь ветерок по сияющей белыми трещинами коже… — Нет, не меня! Спаси его!.. Его!.. — просил он непонятно кого. Трепыхающееся на кончиках пальцев сияние стало менять свой цвет: бело-голубой сменялся золотистым, похожим на яркий солнечный свет — гораздо ярче огня. Он пополз по проторенным следам бело-голубого и также в конце концов пронизал всё тело. Теперь Эллис чувствовал тепло. Не жар, но приятное тепло. Оно концентрировалось в его руке, толкающей балку, и взорвалось на кончиках пальцев, разнося дерево в щепки. Он наконец-то был свободен. — Эллис! Эллис! Руди! — послышался неподалеку голос мамы. Эллис боялся, что она пойдет к нему, в самое пекло, а потому поспешил, передвигаясь на коленях. Нащупав руку отца, всё еще сияя ослепительно-желтым, он потянул изо всех сил — и даже больше. И даже больше… Словно вместе с ним тянуло еще, как минимум, пара взрослых людей. Возможно, он мог бы даже встать и поднять отца на руки, но не хотел рисковать. И без того вытянул довольно быстро. Очутившись снаружи, он наконец глубоко вдохнул. За ним что-то затрещало и ударилось, будто дом разваливался на части, но он не оборачивался. Мама бежала к нему, и он полз ей навстречу, волоча за собой отца. Когда они настигли друг друга, заплаканная мама первым делом обняла его, прижала к сердцу. Эллис вырывался — не до нежностей, надо было помочь отцу. Он освободился от объятий, краем глаза обращая внимание на суету вокруг: люди бежали с ведрами, что-то кричали. Все были при делах. — Мама! Отец! Ему нужна помощь! — попросил Эллис. Желтый свет, струящийся по коже, затухал. Казалось, никто не заметил. Никто, кроме матери. Она трогала его исчезающие линии на коже и плакала еще сильнее. — Эллис, Эллис, — всё причитала она. Его раздражало, что она концентрировалась на нем и игнорировала отца, ведь тот сейчас был важнее… — Мама! Отец! — настоял Эллис, указывая на папу. Однако он замер, посмотрев туда, куда указывал. Его рот приоткрылся в немом крике: рядом лежал не его папа — лучший в деревне плотник, а какое-то обгоревшее полено, в котором лишь по очертаниям можно было разгадать недавнего человека: четыре «ветки», напоминающие конечности, да и то одна из них слишком неестественно тянулась в сторону. До сознания Эллиса не сразу дошло, что это останки. Труп. Труп, в котором уже не было ничего от его отца. Скупые улыбки и мозолистые руки, доброта и сила — всё исчезло. Эллис был потерян в пространстве и времени, пока мать насильно не повернула его голову. — Не смотри! — потребовала она сквозь стиснутые зубы — очень стараясь не зарыдать навзрыд. Эллис ненадолго замер, уставившись в темные глаза матери, но потом с силой, еще оставшейся от золотого сияния, откинул ее руки. — Нет! Он снова повернулся к отцу. Вернее, к тому, что от него осталось. Протянув руку, из которой не так давно исторгалось сияние, Эллис пытался вспомнить, как он его вызвал. — Я могу помочь отцу… — бормотал он. — У меня получалось, я помогу, я могу!.. — Эллис! — тянула мать в сторону от отца. — Он мертв! Хватит, Эллис! — Нет, ты не понимаешь, я могу!.. — Он пытался что-то делать рукой, но ничего не получалось — вообще ничего. — Могу… сделать… что-то!.. Но он не только не мог помочь отцу — даже золотые силы оставили его, и матери с легкостью удавалось оттаскивать его дальше, как бы он ни вырывался. — Нет! — вскричал он, наконец остановив попытки. Он уткнулся лбом в землю и, зажмурившись, плакал. Мама обнимала его за плечи и тихонько — очень стараясь оставаться для сына сильной — плакала вместе с ним…~~~
Дверь открылась с удара ноги. Эллис вздрогнул, возвращаясь к действительности. Порыв ветра из окна, у которого он сидел, с легкостью выхватил сухой эмбриум из ослабленных пальцев. Цветок долетел почти до двери. Входящие в комнату ребята смеялись, что-то обсуждая. Цветок мягко приземлился на чужой половине комнаты, недалеко от кровати Дарси. Эллис быстро подбежал в надежде, что ребята, увлеченные своими шутками, не заметят его, и, присев на корточки, потянулся за сухоцветом. В момент, когда он практически коснулся эмбриума, подошва сапога с силой прижала его пальцы. Эллис стиснул зубы, чтобы не зашипеть от боли, и с корточек завалился на колени. — Ух ты, что тут у нас? — спросил Дарси — хозяин сапога. Перенеся вес на удобно устроившуюся ногу и еще сильнее придавливая пальцы Эллиса, Дарси нагнулся и поднял засушенное растение. — Цветочек! Смотри! — Выпрямившись, он продемонстрировал находку своему другу Мэни; тот усмехнулся. Эллис пытался осторожно высвободить руку, но это было бесполезно. Он поднял взгляд, чтобы увидеть сухоцвет — возможно, в последний раз, как он уже начинал догадываться. — Надо сказать сэру Блэкледжу, что нашей Златовласке нравятся цветочки, а то старый дурак уже весь измаялся, не зная, как лучше подкатить к этой недотроге... — Дарси рассмеялся, довольный своей шуткой, и Мэни подхватил. Эллис молчал. Он знал, что если молчать, то им быстро надоест и они отстанут от него. — Что, хочешь свой цветочек обратно? — спросил Дарси. А вот на вопросы лучше было отвечать, а то могут разозлиться и ударить. — Да. — Так отними! — усмехнулся парень, который едва ли на год был старше Эллиса; Мэни так и вообще был на год младше. Они были похожи на ребят из деревни. Только хуже: они не просто подтрунивали, как его деревенские друзья, а еще и издевались. Им нравилось причинять боль, хотя Эллис никак не мог понять почему. Дарси потер подошвой по костяшкам пальцев Эллиса туда-сюда, туда-сюда. Эллис зажмурился и все-таки не выдержал и зашипел. — Отними! — еще раз потребовал Дарси. Эллис мог попытаться использовать магию, но если бы ему и удалось таким образом справиться с Дарси, то это сделало бы вещи только хуже. Во-первых, Дарси непременно ответил бы на атаку атакой. Во-вторых, не остался бы в стороне и приятель Дарси — Мэни. В-третьих, они и подпалить бы свои подолы не успели, как явились бы храмовники. Эллис не знал, как насчет Дарси и Мэни (по его опыту таким, как они, по жизни везет), но ему-то уж точно грозило бы суровое наказание. А кроме магии, Эллис ничего и не мог. Он протянул свободную руку к сухоцвету, но это напоминало вялую попытку. Дарси смеялся над ним, еще пару раз покатавшись на его костяшках. Непроизвольно свободная рука Эллиса уперлась в ногу Дарси в попытке оттолкнуть ее, и это его, конечно, разозлило. Он схватил Эллиса за волосы и сильно потянул, вынуждая запрокинуть голову, потом нагнулся, держа цветок прямо перед глазами Эллиса, и медленно мял сухое растение. Шелуха, словно пепел, падала на лицо. Ну конечно, подумал Эллис. Так сложно устоять перед соблазном сломать и растоптать всё, что хрупко и ломко. Оно ведь словно призывает: Ну сломай меня, давай, ты же можешь! Ты такой сильный, демоны тебя забери! Эллис злился, но что он мог поделать? Единственная вещь, связанная с его домом, была разрушена, а он не оказался достаточно сильным, чтобы помешать этому. Когда цветок был полностью раскрошен, Дарси отпустил его волосы, больно дернув напоследок, и наконец убрал ногу с руки. На этом демонстрация силы и превосходства закончилась. Эллис потирал потемневшие пальцы. — Ты как сучка, остроухий... — смеялся Дарси, отходя. Дарси и Мэни потеряли к нему интерес и принялись обсуждать какие-то свои дела. Эллис, воспользовавшись вновь обретенной неприметностью, достал из своей тумбочки два листка бумаги. Один он удерживал как совок, а второй использовал словно метелку. Так он собрал то, что осталось от эмбиума. Скрутив кулек из «метелки», он «совком» пересыпал туда шелуху и тщательно завернул. Эллис незаметно выскользнул из общей комнаты и направился в алхимический зал. Может, он и не мог восстановить сухоцвет, но, пока еще у него осталась хоть какая-то часть — пусть шелуха, — он должен постараться.