***
Кара Дэнверс знала многое. Большую часть она знала не понаслышке. Но существует одна вещь, тайна которой была закрыта для девушки за семью печатями — похмелье. То самое состояние, которое не поддается никакому сравнению. И сейчас Дэнверс это отчетливо понимала. Ей стоило колоссальных усилий провести рукой по теплой простыни в складках одеяла и нащупать телефон. Яркий экран мгновенно заставил зажмурить глаза и поморщиться. Нужно собираться. Мысли были спутаны и беспокойны, Кара понимала, что прошлой ночью что-то произошло. Сознание подкидывало ей смутные картинки, ворохи суждений ворочались в голове, ударяясь о череп, который вот-вот взорвется и разлетится на части. Ей почему-то ощущались теплые прикосновения холодных рук, она наклоняла голову, разминая шею, и чувствовала горячее дыхание, от которого волоски на теле становились дыбом, и дрожь пробегала по позвонкам, переходя к ногам и рукам, отчего те отказывались слушаться. Собираясь, девушка застала свою сестру. У Алекс от природы был взгляд, в чем-то подозревающий или даже обвиняющий, но сегодня её плотно сжатые губы и мечущиеся от Кары к стене и наоборот глаза так и кричали: «Кара, что вчера было?!» Она молчала кивнула младшей сестре, продолжая исподтишка наблюдать за ней. — Мм.. Алекс, а ты почему еще дома? — Образцы материала должны привезти позднее. Слишком быстрый ответ. Подготовленный заранее. Алекс и сама понимала, что Кара не особо поверит ей. Старшая Дэнверс трудилась аспиранткой в лаборатории отца, и не было ни одного дня, чтобы Алекс позволила себе задержаться дома или вовсе пропустить работу. У Кары явно был пример для подражания, которому она соответствовала. Но даже если предположить, что сегодня без зазрения совести Алекс могла себе позволить прийти позднее обычного, то дома бы её в любом случае не было — Мэгги. Алекс вовсю обнималась бы сейчас с детективом Полицейского управления. И Кара это знала. — Ох, вот как... И снова быстрый взор чуть прищуренных глаз. — Ты не в курсе: родители вчера приходили? — Да, уже ушли. Кара села за стол, закрыв лицо ладонями, и вдыхала аромат какао. Сейчас он не вызывал у неё привычных импульсов удовольствия. Горло мучилось от рвотных позывов, а тело знобило. И снова она чувствует на себе обеспокоенно-подозрительный взгляд сестры. Каре стоило больших усилий, чтобы не бросить колкое слово в её адрес. «В конце концов, она не виновата, что ты алкоголик-дилетант». Краем сознания Кара понимала, что упускает череду вчерашних событий и одновременно ей было страшно узнать, что именно она не помнит. — Послушай.. — Вчера ты.. Одновременно. Кара опустила ладонь на ручку кружки, а второй поддерживала голову, слегка склонив её. Алекс, не скрывая своего взгляда, повернулась в её сторону. — Ты первая, — Кара не хотела, чтобы её голос казался таким сиплым. — Ты ведь не помнишь, что вчера произошло, верно? — Алекс сказала это таким успокаивающе-жалобным тоном, словно её сестру обвиняли в уничтожении всего человечества. — Я ведь никого не убила? — О, нет-нет, что ты.. только.. ты ведь знаешь, какой урон наносят амфитаминовые средства? Блондинка так резко вскинула голову, что золотые локоны подпрыгнули, а внутреннее давление, разрывающее стенки черепа, усилилось в разы. — Я... Алекс, я была пьяна, но я не принимала наркотики. Старшая Дэнверс отвела взгляд, заправляя короткую прядь за ухо. Затем встала и прошла вокруг круглого стола, и развернулась обратно. — Кара, я не собираюсь читать тебе нотации, и родители ничего не знают, не волнуйся. — Она провела рукой по гладким волосам, а её глаза цеплялись за что угодно, только не за сутулое худощавое тело сестры. — И я знаю, что ты не пошла бы на это добровольно, поэтому.. постарайся узнать, кто это сделал. Мне не хочется лезть в это дело, но, клянусь, я лично изобью этого подонка, даже если Мэгги придется посадить меня на 15 суток. И, почти выйдя из кухни, спросила: — Это не мог сделать тот человек, что привез тебя? Мон-Эл? Что? Да нет, конечно, нет!***
— Закономерной чертой существования евразийских государств стало также взаимопроникновение культур составляющих их народов.. — приятный голос убаюкивал, а собственная рука, обтянутая светлым свитером крупной вязки, служила отличной заменой подушки. — Однако в дальнейшем пути восточного славянства и западного мира разошлись. Это объяснялось целым комплексом... — периодически Кара невольно дотрагивалась холодной ладонью к месту на шее, все еще обдуваемым обжигающим дыханием. Она не могла видеть эту часть шеи, но была готова поклясться, что она наверняка обведена контуром, контуром, что прочертило чье-то дыхание. — Между тем при объективном анализе первых законодательных сводов России картина складывается... Эта чёртова Лютор была права, когда говорила, какой великолепный у мисс Картер голос. Голос, будоражащий стенки сознания. Он часто звучит отголосками в её голове. Непроизвольно. Мягкий и бархатный. Проникает в каждый сантиметр кожи, по венозным и кровеносным сосудам, достигая грудной клетки. И задавая сердцу новый ритм. Живой и такой нереальный. Как и сама хозяйка. Как и сама Лютор. Что? Причем здесь эта заносчивая идиотка? Кара снимает очки, потирая усталые глаза, и понимает, что шелест голоса давно стих. И никого в аудитории уже давно нет. Кроме неё. И Пегги Картер. Вдруг она ощутила, как стыд заполняет её легкие, сбивая ритм дыхания. — Кара, — да, самолюбие девушки приятно урчало, когда мисс Картер обращалась к ней по имени. Это редкость для студентов, — скажи мне, почему не существует идеальных правителей? — Мм.. ну, я думаю, власть портит любого человека. — Почему? Пегги видела, что девушке стыдно. Ей хочется поскорее извиниться за свою оплошность и убраться отсюда. И лично саму Картер забавляли эти скованные движения и мечущиеся глаза. — Кто-то от страха, что его обязательно предадут свои приспешники, превращается в деспота, а иные изначально не понимают, что нужно их государству и народу. — Что нужно тебе, Кара? Что удивило девушку больше: сами вопросы или то, что они говорили о ней? — Мне следует извиниться перед Вами, мисс Картер. Пегги посмотрела на студентку, стоявшую за партой, её опущенной головой, непослушными волосами, свисающими локонами на хрупкие плечи, и — рассмеялась. Тем самым, который не подпускает к себе желчь или ядовитое лицемерие. — Прости мне это, Кара, — стирает мизинцем влагу в уголках глаз. — На днях Лена Лютор сказала мне то же самое. Кстати об этом: я хотела предложить тебе участие в Международной конференции... — Кара не смогла следить за потоком мысли, что доносила до неё преподаватель. Конференция. Разговор с Леной Лютор. Лютор. Спор. Тёплое прикосновение нежной кожи ледяными пальцами. Почему-то на этом моменте перепалка с Лютор переставала быть такой важной. Она на автомате уловила прощание мисс Картер и вышла из аудитории. Тепло, нежно, до безумия приятно. В воздухе витал слабый аромат перелива дорогого парфюма и какого-то едва уловимого запаха тела. Кара не сомневалось, что этот аромат — отголоски в глубинах её памяти. Прижать к себе. И вдыхать. Упиваться запахом, пока голова не начнет кружиться в приятной истоме. А ладонями пролезть под руки, ощущая тепло холодного тела. Прижаться носом к ямочке внутри острых ключиц. И ощущать, как волосы послушно двигаются в такт дыханию. — Ну что, Дэнверс, оклемалась после беспробудной пьянки? Кара скривила губы, возвращаясь в реальный мир, ощущая раздражение и с утроенным желанием ненавистью выплюнула: — Закрой рот, Лютор. Они стояли в той же рекреации, что и в прошлый раз, только на противоположной стороне. В голову Дэнверс, на мгновение подавляя ноющую боль, заползла мысль о вчерашнем вечере. Обеспокоенная тем, что обложит сейчас стоящую перед девушку всем нецензурным запасом слов, что ей довелось обладать, Кара вцепилась тонкими пальцами в предплечье Лены мертвой хваткой и повела её в безлюдный коридор. — Ох, малышка Дэнверс, ты в курсе, что так и спину человеку сломать можно? — Кара оттолкнула девушку к стене с такой силой, что на какой-то момент весь воздух из её легких вырвался наружу в невольном выдохе. — Это твоих рук дело? — Ты же знаешь, что я не потомственная гадалка. О чем ты? — Тебе я обязана тем, что вчера попробовала... — вжимая одной рукой плечо Лены в стену, а другой держа за плоский тугой живот, Кара наклонила голову вниз, не осмеливаясь вслух произносить это, словно тем самым она подтвердит правоту сестры. — У тебя совсем голова с катушек съехала? Делать мне больше нечего, как тебе наркотики подсыпать! — Замолчи, — прошипела Кара, приближаясь к лицу побледневшей девушки. Бледная кожа. Высокие скулы. — И это вместо благодарности, спасибо, Дэнверс. Я, конечно, знала, что ты и твоя сестра заядлые эгоистки, но не настолько же! — Что за чушь ты несешь? Какая благодарность? — Стальная леди, ты думаешь, вчера сама до дома доползла? Каре не терпелось бросить что-то в ответ. Поставить её на место. Доказать, что.. что доказывать? Мон-Эл ли её привез и заботливо уложил в кровать? Тогда почему его до сих нет? Ни звонка, ни смс-сообщения. Зная парня, он бы непременно кичился тем, какая ему доставалась важная миссия: доставить плохо соображающую Кару Дэнверс в родной дом! Майк нравился девушке, но она не закрывала глаза на его грехи, и не оценивала его характер через призму розовых очков с белыми крылышками. Ей вдруг нестерпимо захотелось пить. Горло пересохло настолько сильно, что Сахара могла показаться чудесным оазисом. Она провела языком по засохшим губам, сглатывая. — Я принимала вчера наркотики? Кара знала, что услышит в ответ. Что-то вроде «Спроси своего идиота Мэтьюза» или — «Меня не волнует, что ты делала». — Да. Кара пыталась воззвать себя к сохранению рассудка и спокойствия. С одного раза привыкания не возникнет. На ней это почти не отразилось. Но почему же тогда внутри переполняет, словно чашу с кипятком, ощущение собственного омерзения к себе?! На мгновение показалось, что она захлебнется в нем, погрязнет, словно в вязком болоте, и после неё останется лишь кровоточащая рана, что будет саднить еще очень долго. Вероятно, выражение лица изменилось, потому что: — Дэнверс... — Нет, это не важно. — Девушка отступает от брюнетки, обхватив ладонью её предплечье, не давая подойти или лишая саму Лютор возможности отстраниться. — Ты веришь, что не я тебя этим напичкала? — Да. Так просто и легко. Верю. Лена вдруг осознала, что не дышала то мгновение, что ждала ответа. Поняла, как важно это для неё. И как много была готова за это отдать. Когда она упустила из виду тот факт, что ей появилось какое-то дело до этой всезнайки-Дэнверс?***
Ей изначально не хотелось сюда идти. Даже несмотря на то, что заняться ей было решительно нечем, причин посещать вечеринку на горизонте не было. Но позволить пропустить себе такое мероприятие она не могла. Да и парень, устроивший всю эту заварушку, кажется, был ничего себе. Вроде он даже проявлял попытки поухаживать за ней. Встречают Лену радостно. Ей многие рады. Ну, еще бы было иначе. Популярность и востребованность в обществе Лене Лютор обеспечила громкая фамилия. И только за эту пустую славу Лена ненавидит своих родителей. За те ростки недоверия, что были посеяны в её душе в детском возрасте. Ей неспроста кажется, что ею пользуются. Её “друзья” считаются блатными, потому что общаются с ней. И пусть они в какой-то мере искренни с ней, определённую выгоду от общения с ней они имеют. Сейчас она понимает, что невозможно вырубить те запущенные неухоженные и колючие заросли её страхов и фобий. Подпустить к себе — значит раскрыться. Она находит успокоение в одиночестве. Том холодном и жутком мраке, что иглами впитывается в её тело, обтянутое мраморной кожей. Даже оглушающая напрочь музыка не может прервать расползающиеся, подобно сорнякам, мысли, что так назойливо лезут в сознание и прочно оседают там. — Эй, не бойся, это просто прохладительный напиток, от которого тебе станет только лучше. — Лена на автопилоте переводит взгляд со стеллажей напитков на Питера — местного юношу-бармена, которого позвать в этой роли на свой праздник — честь. Потому что те, кто зовет, знают: Пит достанет всё, что угодно. Лютор, нахмурив лоб, переводит взгляд на сжатую девушку, в которой узнает младшую Дэнверс, и её пробирает на смешок. Наверное, этому неудомку-Майку стоило больших усилий, чтобы притащить Кару сюда. Она здесь, как синица в клетке. И Лене вдруг хочется увести её отсюда, она чувствует, как Дэнверс поглощает здешний шум. Они обмениваются стандартными набора своего общения. Лене нравится это. Перебранки с блондинкой будоражат её сознание, заставляя очнуться после долгого коматозного состояния. Ей хочется ударить её по стремительно розовеющим щекам, когда замечает, что эта дура-Дэнверс залпом осушила пол-стакана. Лютор протягивает ей аскорбинку, ощущая, как дрожащие тонкие пальцы перехватывают её. Она провожает взглядом ладонь до тонкого рта с побледневшими губами и чувствует, как глотает вместе с девушкой. Ей не нравится состояние Дэнверс. Брюнетка клянется, что убьёт этого недоумка, как только он окажется в поле её видимости. Руки успевают среагировать быстрее неё самой, чтобы не дать Дэнверс завалиться на пол. Она перехватывает её плечи, и голова Кары бессознательно утыкается ей в живот. Лена перебарывает желание провести по шёлковым волосам девушки, поэтому она отправляет смс-вызов в службу такси, зная, что ей не удастся переорать очередную бредовую песню, под которую большинство бессвязно дрыгает частями тела. Ей приходится наклониться, чтобы одновременно удерживать девушку и набирать сообщение. Она почти утыкается блондинке в шею, чтобы та не свалилась. Лена улавливает тонкий девичий аромат духов, и — странно, — который не вызывает желания поморщиться и, бросив всё, убежать с искривленным ртом. Позже она поблагодарит таксиста за то, что помог донести спящую Дэнверс до автомобиля, понимая, что ей придется доплатить. Она пытается узнать у бессознательной Кары, где та живет. Кара, раскинувшись на заднем сидении, что-то бормочет. Тонкие губы захватывают светлые пряди, и Лена, не задумываясь, поправляет ей волосы. Ей приходится наклониться к девушке вплотную, чтобы достать мобильный из заднего кармана, в надежде, что там будет указан домашний адрес. Лена Лютор не обращает внимание на молчаливое удивление старшей Дэнверс. Лишь кивком головы просит помочь ей донести Кару до комнаты. Она почти не корит себя за то, что ввязалась в это. Напротив, давно Лютор не позволяла себе ввязаться в какую-нибудь авантюру. Она чувствовала дрожь собственного тела, пока её руки железной хваткой держали спящую Кару. В последний раз она провела по мягкому свитеру крупной вязки, чтобы ладони подольше запомнили это ощущение. Лену пугало это желание. Когда она вдруг стала нуждаться в прикосновениях? Сколько они были знакомы, их максимум — пройти мимо друг друга молча, не затопив друг друга в грубых словах. Эта ненависть отрезвляла. Презрение, что сквозило между ними, казалось, уже пробралось так глубоко и прочно осела, что её можно назвать хронической. Просто Кара никогда прежде не была так близко, чтобы Лена вдохнула в себя эту нужду. Чтобы она проникла в её легкие и стала частью её. Она ненавидела Мон-Эла за то, что обладал ею каждый чертов день. В любой момент он мог зарыться своими грубыми ладонями в её волосы, сжимая их и оттягивая назад, чтобы поцеловать натянутую кожу шеи. Лена ненавидела Дэнверс за то, что она была такая, а значит — никогда, — её.