***
— Кара, ты подумала над моим предложением? — Пегги сидит, сложив руки на столе, и держит зрительный контакт со своей студенткой. — Там... там будет Лена Лютор, да? — Мисс Лютор способная девушка. Так почему бы Вам не принять участие вместе? Вместе. Не — она и Лена Лютор, а вместе. В одной команде. Как союзники, а не противники. — Она уже согласилась? Пегги пытается скрыть улыбку, но уголки сжатых губ противятся этому. Кара не понимает, отчего глаза женщины принимают плутоватое выражение. — При одном условии. — Что она хочет? Что опять хочет эта заносчивая обладательница бархатного голоса и ярких пухлых губ, что очаровывали и притягивали к себе? — Требует, чтобы ты дала свое согласие на участие. Дэнверс не понимает: их преподавательницу смешит эта ситуация? Иначе как еще объяснить, что та стоически сдерживается, не позволяя смеху вырваться наружу? Эта Международная конференция, в которой мисс Картер предложила принять участие — читай: победить, — уже чуть ли не являлась девушке во сне — так долго она мечтала об этой возможности. Положительный исход битвы — гарант получения известности в широком круге журналистов и редакторов самых крупных газет Америки! В качестве жюри выступают такие деятели, дававшие независимые оценки многим современным писателям, чьи работы считают бестселлерами, что проектную работу кучки студентов разнесут в пух и прах в считанные секунды, вернее три часа тридцать минут. Но азарт манил, вёл за собой предчувствие скорой победы, что стояла перед взволнованной девушкой на расстоянии вытянутой руки. Профессия журналиста — мечта девушки, наверное, с рождения. Кара знает, что Конференция проводится с разницей в пять лет, и может ей удастся вытянуть джек-пот? — Почему именно Вы — куратор в этом году? — Кажется, это лучше спросить у моего начальства. — Кару уже почти не озадачивает факт, что Пегги Картер позволяет себе улыбнуться лишь в присутствии двух девушек с этого курса.***
Сегодня она позволила выйти себе на улицу и провести время в месте скопления большего количества людей. Паническая атака подавляется. В очередной раз. Но она снова видит этот образ, что, кажется, плотно въелся в стенки её памяти. Она иногда чувствует, как что-то заламывает ей руки с такой рьяной силой, что в глазах темнеет, а ребра упираются в тонкую кожу, не сдерживая импульсов и биения сердца. Удушающая рука невыносимой боли на секунду отпустила горло. Тихое, почти бесшумное дыхание. У самого уха, до горячей дрожи по спине, которую, она могла поклясться, что Дэнверс ощущает его до сих пор. Во мраке под прикрытыми веками вновь оживает её образ. Её глаза, что смотрят на неё, будто она — это всё. Весь её мир. Все её существование. Именно это Лена Лютор увидела в синем море её радужек, когда она сказала, что верит ей. Лена позволяет закрадываться её образу в свой разум. С нескрываемым впредь для себя — только для себя! — удовольствием, зажмурив глаза, вновь почувствовать её запах, ощутить чуткими подушечками пальцев мягкую кожу. Сердце обволакивает бескрайняя жалость, когда разум подкидывает ей картинку с той вечеринки — Лютор вновь переживает ту историю, видя, как скрючивается девушка за барной стойкой, точно пожалевшая, что выпила этот грёбаный алкогольный напиток. Она понимает, что спутанные волосы девушки сродни шёлку, впитавшему в себя силу Солнца. Не позволив себе тогда коснуться их, она уже заранее знает, что они мягкие. И невесомо проводит ладонью по воздуху, словно надеется уловить ту мягкость и прилив неги, произойти это в действительно. — Это правда? Брюнетка открывает глаза, натыкаясь на сидящую перед собой... кого? Ненавистную «Мисс Я-умнее-всех-вас-вместе-взятые», но почему-то именно она является истоком и завершением любой мысли Лютор, в каком бы направлении та не двигалась. — Что правда, Дэнверс? Кара поправляет свою очки, складывает руки перед собой, опираясь на них и наклоняясь ближе, словно боится, что их разговор могут подслушать. — Ты хочешь, чтобы я участвовала вместе с тобой на Конференции. — Ещё одна возможность прилюдно тебя уделать, даже если мы победим. Ты разве не поняла? В карих радужках читается неприкрытое презрение, когда Кара понимает, что та имела в виду, и морщится, словно наступила на слизняка. Сейчас Кару терзала лишь сама идея, которую она же себе и навязала, что именно Лютор могла забрать её домой из того дурдома. Прошёл почти месяц, заявку на участие в Конференции следовало подать в ближайшие дни, и девушка решилась на откровенный разговор, в глубине души понимая, что он закончится, как и все предыдущие — они сцепятся в словесном поединке, щедро одаривая друг друга грубыми оскорблениями и унижениями. — У тебя слишком большое самомнение, Лютор, ты не замечала? — Не больше, чем у твоего дружка, что лапает тебя каждую чёртову ночь. Нравится унижаться перед ним, а, стальная леди? Представляю, как он пыжится, чтобы ты застонала под ним. — До твоих извращенных марафонов нам всяко далеко. Слушай, — Кара склоняется еще ближе, что заставляет её приподнять корпус, — это правда, что тебя теперь не только девчонки трахают? Поговаривают, что их тебе мало, и приходится мужиков звать. Нравится? Поэтому ты неделями пропадаешь — всё насытится этим не можешь. Она со злорадным удовольствием шепчет в пухлые губы последние слова, что внезапным щелчком всплыли в разгоряченном сознании. Услышав это однажды от группки шумливых студентов по время перекуса, она презрительно хмурила брови, сморщив лоб. Сама мысль о Лютор претила ей, но Кара ни разу не позволила себе подумать о подобном. Тем более, о том, что кто-то имеет Лютор. Сейчас девушка, дрожа от гнева, ядовито шепчет эти гнусные сердцу слова. Кара молниеносно замечает, что насыщенные витаминным зелёным цветов радужки темнуют, словно в голове Лены потушили свет и бросили в темноте. Заглатывая ртом её горячее дыхание, чувствует, как спирает собственное, будто перекрыли доступ к легким. — Закрой свой поганый рот. Ты ничего не знаешь обо мне. Лене хочется остаться одной. Успокоение души — в одиночестве. Она помнит это правило лучше, чем собственное имя. Ноги поспешно уводят девушку из студенческого кафе. Лютор знает, что ближайшее время ей ничего не грозит. Ей удастся заняться учёбой и продолжить подготовку к конференции. Спор все еще не окончен, а эта Конференция так удачно подвернулась, что лучше повода, чтобы видиться вне занятий с Картер, не придумать. Но не сейчас. Сейчас главное — это побыть в тишине. Одной. Она заворачивает за очередной угол университетских коридоров, как её настигает эффект дежавю.***
Кара со всей силы вжимает девушку в стену, отчего та ощущает всеми позвонками выступающие неровности. Чувствуя сквозь тонкую хлопчатую ткань прохладу стены, Лена жалеет, что не оделась потеплее. — Спасибо, что время выбрала, когда никого нет. А то скоро начнут думать, будто ты ко мне подкатываешь. Внутренности изливаются в собственной желчи, смешанной с ненавистью и презрением. И это приносит такое успокоение, что собственная боль блокируется под напором хронической неприязни. — Мы не договорили, Лютор. В глаза мне смотри! Лене хочется освободиться от держащей предплечье мертвой хваткой Дэнверс, чтобы заправить выбившуюся прядь. Она явно мешает ей смотреть, отчего девушка периодически дует на неё, складывая бледные губки тонкой трубочкой. — В глаза смотри, Лютор! Почему ты дрожишь, как собака на морозе? Лене Лютор почти не холодно — её греет близь стоящее тело, от которого тепло исходит волнами. Ей никогда не приходила мысль в голову, что такая костлявая до безобразия, как Дэнверс, может быть настолько горячей. Или в этом стоит благодарить личную неприязнь? Кару до скрежета зуб раздражает это безмолвное молчание, она крепче обхватывает тонкими пальцами сухожилия рук, склоняясь настолько близко, что чувствует это дыхание. Тот чёртов выдох, что так отчётливо очертил границы на шее Кары Дэнверс. Она узнала эту невесомость и мягкость, смутно знакомую, словно это было в глубоком сне. Считается ли обморочное состояние сном? Она ловит обжигающий взгляд на своих тонких покусанных от волнения губах и тонет, захлебываясь, в зелёном море её радужек. — Не смей, Дэнверс. Тихий шёпот заколачивает последний гвоздь в гробу самообладания Кары. Тепло, влажно, до безумия приятно. Её встречающий язык, до хруста распахнутый рот и прижатая к её телу небольшая грудь. Лена чувствует, как хватка чужих рук ослабевает, и тянется холодной ладонью к светлым волосам, зарываясь в них. Внутренний мандраж собственного тела не вызывает больше желания поглумиться над собой, потому Лютор знает: это от получаемого удовольствия.