Иные миры

      Это... странно.       Первый звоночек прозвенел, когда к взрослому и довольному жизнью двадцатилетнему Шиничи привели этого пацана на два года младше и представили:        — Эдогава Конан. Твой двоюродный дедушка.       Просто потрясающе, ничего нельзя сказать.       Конечно, Эдогава пытался пользоваться своим авторитетом и давить своим положением старшинства в семье. Всё же дедушка и всё такое. Разумеется, Шиничи упорно не прогибался по праву того, что он старше физически.       Так что началось всё... не самым лучшим образом.       Исключая Шерлока. Вот тут взгляды обоих сходились всегда с точностью до каждой запятой, что эпизодически изумляло их.       Зато споры о том, кто как кого должен звать, были жаркие и долгие. Если Конан порывался звать Шиничи внуком, то второй упрямо настаивал на звании старшего брата. И наоборот, младший дико не любил, когда его звали неразумным братиком, а не дедушкой, кем тот действительно являлся.       Не то чтобы они не нашли золотую середину. Нашли, но на споры потратили месяца два и успели достать ими даже очень терпеливую Ран, пригрозившую им кулаком и разгромленным домом, если те не найдут общий язык.       Тогда очень быстро выяснилось, что "Шиничи-сан" и "Конан-кун" — очень даже неплохо звучат. И было бы из-за чего спорить с таким прекрасным человеком.       Мори Ран. Два слова, и любые связи между людьми будут налажены так, что Нокиа и не снилось. По крайней мере, до тех пор, пока не случится какая-нибудь глупость, переворачивающая всё с ног на голову.       Шиничи покосился на запертую дверь своей комнаты, мрачно припоминая последние события.       Конан не должен был пить из того стакана. Тому странному мужчине не стоило кидать в стакан детектива ту пилюлю. Но кто ж тогда знал, что побочный эффект экспериментального наркотика, созданного для убийства, может быть подобен афродизиаку?!       Детективы тогда, конечно, спаслись благодаря тому, что Конан совершенно одурел под наркотиком и полез к Шиничи целоваться, ошарашив всех до единого.       Тем не менее.       Лучше бы тогда всё это бы и закончилось.       Шиничи знает, что его где-то там ждут. Где-то, откуда можно выпрыгнуть и прижать к стенке слабо барахтающегося детектива, залезая ладошками под рубашку и целуя в шею. Откуда можно подолгу наблюдать, чтобы потом жадно облизывать губы и шептать в ухо странные эротические фантазии, вызывая дрожь по всему телу и ломая почти полностью волю к сопротивлению.       Пока Конан нагл — Шиничи ничего не может сделать, чувствуя себя до ужаса глупо и нарциссично. Ещё хуже — Конан ещё более наблюдателен, а потому знает, что старший не будет пытаться пресечь всё это. Как бы Шиничи не ругался — он всё ещё не пытается сбежать прочь и даже открывает иногда ночью дверь, чтобы утром обнаружить, что не один в постели. Чтобы проснуться от жаркого языка на шее довольного до безобразия Конана, ловко седлающего Шиничи и не дающего выползти куда-то прочь.       Стыдно. До ужаса стыдно.       И всё же приятно, когда нахальный террорист даже не думает сдаваться, игнорируя все тихие шипения и ругательства в свою сторону. Когда жмётся щекой к плечу, нарочито не замечая перекосившихся и запачкавшихся очков и что-то тихо рассказывая о Холмсе.       Когда, приходя домой, нахально целует вместо приветствия, если есть такая возможность.       Это странный инцест, даже слишком, учитывая их родственные связи. Но Конану на это явно плевать, у того свои планы на Шиничи и его досуг. И личную жизнь.       С тихим вздохом Шиничи подходит к двери, неуверенно касаясь замка.       Конан — террорист. Самый настоящий, дающий только иллюзию выбора, а на деле готовый последовать и в ад, чтобы не отпускать свою жертву. В этом Шиничи уверен на все сто процентов, если не больше.       Как и в том, что у самого него — стокгольмский синдром, иначе даже бы не раздумывал на всякие глупые темы.       Щелчок.       Дверь открыта.       Остаётся только ждать, притворяясь спящим и продолжая лгать самому себе, что он действительно против изменений в их отношениях.