Может кофе?

      Домой я попала около полуночи. Родители уже привыкли к моему позднему возвращению, но все равно еще переживают. Для меня это не является проблемой, ибо уже давно я иду домой не по улицам города, а по крышам. Высота в девять этажей и непередаваемые ощущения. Когда все проносится снизу, никто не видит тебя, но ты видишь ночной город с высоты, он играет огнями и складывается ощущение, что это все только для тебя, все это пространство, все эти огни, и ты главная над этим всем. Можно легко следить за шумом улиц, за людьми и одновременно получать порцию адреналина.       Сегодняшний день не был таким ярким. Я просто, спокойно, без эмоций прошлась по крышам и прыгнула на балкон. Все было серое и улицы, которые несколько часов назад горели и жили, превратились в бесцветную массу.       Родители давно спали, поэтому я могла спокойно просидеть ночь перед телевизором. Да, такие случаи бывали часто. Меня согревала надежда, что тот парень живой, где-то там моя родственна душа с такой же меткой на ключицах, но это все было бесполезно. Никто теперь не примет меня. Людям же трудно понять, как жить с меткой, но без соулмейта. Ты не можешь полюбить кого-то другого, потому что твое сердце знает только одного, совсем неизвестного тебе парня. Грустит только за ним, разрывается только, когда ты думаешь о нем. Уж сложно представить, как живут люди с такой «проблемой» всю жизнь.       Мысли пролетали одна за другой, и я уже не обращала внимания на телевизионную передачу. Палец сам нажимал на кнопки и менял каналы. В полной тишине будто становилось лучше, как-то легче. Сна вообще не было, да и когда ему быть, если на столике уже третья чашка кофе. Горького и ​​горячего кофе. Меня никто не увидит, здесь только кофе и я… Уже давно только я…       Я снова остановилась на одном из каналов. На экране мелькали кадры и бегали люди. Из кухни послышался свист чайника, и часы пробили четыре утра. Сняв чайник, и сделав еще одну чашку кофе, я направилась в свою комнату, все равно по телевизору ничего нормального нет. Как только я ступила на первую ступеньку, открылись двери из комнаты родителей. Из нее вышла сонная мама. — Маринетт, ты чего не спишь? — она ​​смотрела на меня чуть затуманенным, сонным взглядом. — Который час? — Четыре утра. Я уже иду, не волнуйся мам. — Нет, Маринетт, подожди. Я же вижу, что что-то здесь не так, — мама подошла ко мне и положила руку на плечо. — Ты опять думаешь о соулмейте? Пойдем со мной на кухню, выпьем чаю, как ты любишь.       Мама всегда знала, что меня беспокоит и что мне нужно. Мы могли часами сидеть за чашками сладкого, зеленого чая и говорить обо всем на свете. Но время идет, все меняется, я выросла и жизнь перевернулась с ног на голову. Теперь у меня другие представления о мире.       Мы уже пришли на кухню, и мама вылила мой кофе в раковину. Это вызвало возмущение с моей стороны, но все же она делала это ради меня. — Маринетт, ты понимаешь, что употребление кофе в таком количестве очень вредит здоровью, особенно сердцу. — Мама, ты же знаешь, что кофе для меня лучшее лекарство.       Между нами образовалась минутная пауза. Недолго думая, я рассказала о сегодняшнем вечере. Хоть кому-то нужно выговориться. — Его нет, мам. Нино не нашел и маленькой информации о таком соулмейте. О нем ничего нет.       На мамином лице в секунду мелькнул ужас, страх, переживание, и все это она спрятала за улыбкой. Я редко видела такие моменты, когда мама не знает что ответить. И сейчас было именно то время, когда самый дорогой человек в мире сидит с чуть приоткрытым ртом и не знает, что сказать родной дочери. — Маринетт, я понимаю, это так сложно, но ты не переживай, найдешь еще свою любовь. — Как ты не понимаешь? Мама, я не найду его, не найду… Моя родственная душа мертва, её нет. Ты не поймешь меня, вы же с папой не соулмейты, и никогда их не имели. Ты не поймешь этого чувства, боли… — Маринетт, даже если я никогда не понимала ощущений соулмейтов и никогда не пойму, то не значит, что я их не переживала. Ты только возьми, например, мадам Шамак. У нее также был соулмейт, и она даже встретилась с ним, но не любила. Вышла замуж за Фрэнка и все у них хорошо. И это со временем пройдет, ты только верь, что все будет хорошо.       Мама подошла и обняла меня. Возможно, она права. Даже если тот парень мертв, и я его никогда не встречу, то возможно, найду другого. Но эта боль… Она будет преследовать меня вечно. Какой бы ни была мудрой мама, она не понимает родственных душ и не видит страданий в глазах Надьи.