Твоя ль вина, что милый образ твой Не позволяет мне сомкнуть ресницы И, стоя у меня над головой, Тяжелым векам не дает закрыться? Твоя ль душа приходит в тишине Мои дела и помыслы проверить, Всю ложь и праздность обличить во мне, Всю жизнь мою, как свой удел, измерить? О нет, любовь твоя не так сильна, Чтоб к моему являться изголовью, Моя, моя любовь не знает сна. На страже мы стоим с моей любовью.
Уильям Шекспир, сонет 61.
Намджун дышал через специальную трубку, кислород поступал исправно и грудь поднималась тихо и почти незаметно, но Сокджин знал про каждый вдох и выдох, который он делал. Иногда он подкрадывался на цыпочках, как будто писатель мог проснуться, и тихонько «слушал» дыхание. Руки у Намджуна были еле тёплыми, на той грани, когда остывает постепенно человеческое тело после смерти, это раздражало и пугало больше, чем его молчание. Его мама встретила Сокджина на пороге палаты и судорожно комкая в маленьких руках носовой платок попросила его больше не приходить. «Ты виноват», - сказала она, всхлипывая, бесконечно складывая и разворачивая ткань. На неё только и мог смотреть Сокджин, белоснежный лоскуток с вышитыми полевыми цветами и травами, в голове у него было пусто, как будто все мысли вышибло в один момент, кажется, он что-то слышал, но никак не мог понять смысл слов, они бежали из пустого разума второпях и не оставили ничего, кроме ослепительного вакуума. - Я виноват, матушка, - сказал Сокджин, прерывая госпожу Ким на полуслове. – Виноват в его болезни, да, но не виноват в том, что я тоже его люблю. Я хочу быть с ним до конца, прошу Вас мне это позволить. - Нет! – вскрикнула женщина. – Нет и нет! Достаточно. Прекрати его мучать, уходи. Я верила в тебя, только потому что в тебя верил мой сын. А теперь Джуну уже не помочь. Никак не помочь. Поэтому уходи и не возвращайся. - Матушка… - Сокджин попытался достучаться до убитой горем матери, но та лишь отмахнулась от него и зашла в палату, плотно прикрывая за собой дверь. Он остался в коридоре, мимо ходили люди, каждый из них носил в себе историю и каждый в неё был главным героем, главным режиссёром и сценаристом. Как же так получилось, что из документального фильма про развлекательную индустрию его жизнь превратилась в одну сплошную драму? Сокджин стащил с себя белый халат и бездумно сложил его в небольшой свёрток. А потом он просто сел на пол, разумно полагая, что госпоже Ким всё равно придётся выйти на перерыв, вот тогда можно будет попытаться поговорить с ней ещё раз. Сколько он просидел, подпирая спиной стену, он не знал, потому что всё вспоминал первую встречу с Намджуном, каждый миг той судьбоносной конференции. Ему было есть что вспоминать – все месяцы, что они провели вместе и все месяцы, что они провели порознь. Сокджин с горечью подумал, что возможно Намджун не страдал бы так сильно, если бы он не убежал тогда из его квартиры. Но сделанного было не вернуть и всё, что ему оставалось, так это плавать в воспоминаниях, этих прекрасных и разноцветных кусочках их жизни – жёлтых, оранжевых, изумрудных, лазоревых – счастливых и ушедших. Он подтянул к себе колени и положа на них голову, смотрел сквозь время, стремясь к человеку за стеной, неподвижно лежащему на больничной кровати под мерный писк кардиомонитора и ужасно по нему скучал. «Ну же, Джун, не сдавайся» - умолял Сокджин. «Ты же мой Джун, упрямый и своевольный. Борись ради меня, ради нас, только борись». Наверное, он верил в то, что его мысли могут преодолеть это небольшое расстояние между ними и достигнуть потухнувшего разума Намджуна. По крайней мере, из них двоих он не сдался и не собирался этого делать, несмотря на все возражения госпожи Ким. Проснулся он от хлопка дверью и тут же подскочил, с тревогой смотря на вышедшего человека, но это был отец Намджуна. Он удивлённо взглянул на Сокджина, выражение его глаз смягчилось по мере того, как он оценил встрёпанный и взволнованный вид айдола. - Пойдём, сынок, - сказал он Сокджину, увлекая того в сторону кафетерия. В больничном кафе господин Ким заказал два двойных эспрессо и, немного подумав, один сэндвич. Одну кружку и разогретый перекус он подтолкнул к Сокджину. - Поешь, ты такой бледный, как будто сейчас в обморок свалишься, - сказал мужчина, добродушно улыбаясь. – Я слышал, как жена моя тебя из палаты прогнала. Прости её, она совсем с ума сошла от волнений и переживаний. Когда отойдёт немного, то разрешит тебе приходить к Джуну, а сейчас с ней разговаривать бесполезно, сразу начинает плакать и махать своими тряпками. - Госпожа Ким права, - тихо проговорил Сокджин. Даже добрые слова отца Намджуна его не утешали, да и ни один кусок еды в горло не лез, заставляя его насильно запихивать в себя сэндвич, отчего откуда-то снизу поднималась волна тошноты. Чтобы её избежать, он поспешно отхлебнул кофе, чёрного и горького, как старое травяное лекарство. – Я виноват в болезни Намджуна, а значит госпожа Ким имеет полное право злиться на меня. Я не возражаю против этого. - Ну-ну, ты это брось. – мужчина стал серьёзным и наклонился к Сокджину, положил руку на его плечо и хорошенько его потряс. – Если мою жену слушать, то все кругом виноваты. Но в нашем случае никто не виновен. Намджун тебя любит и не хотел бы, чтобы ты здесь сидел и мотал сопли на кулак. Я знаю своего сына, а значит и тебя тоже знаю. Джун всегда идёт своей дорогой, он был таким с детства, да и сейчас не изменился. И в любви он точно такой же. Раз он тебя выбрал, значит, ты с ним делишь одну судьбу и сейчас ты должен быть сильным, сынок. Когда он спит, ты должен бодрствовать. Всё наладится, только не унывай. Сокджин кивнул и обхватил ладонями тёплую кружку, желая согреться и набраться сил. Кофе вдруг перестал казаться невыносимо горьким, таким, от которого автоматически выступала слюна. А сэндвич перестал царапать сухим хлебом горло и внезапно стал вкусным, особенно с соусом внутри. - Спасибо, - улыбнулся он собиравшемуся уходить мужчине. – За то, что вы тогда помирились с Намджуном. Он весь день тогда не кашлял, только ходил по квартире и что-то напевал себе под нос. Это был хороший день для него. Спасибо за ваши добрые слова. - Кхм, - смущенно ответил отец Намджуна. – Мы с ним похожи очень, два упрямых дурака, которые не видят дальше своего носа, но мы выбрали для себя правильных людей, которые помогают нам не ослепнуть от гордыни и увидеть правду. Ты – хороший парень, это я должен извиниться за то, что так поносил тебя в начале. Ничего, всё впереди, а пока добро пожаловать в семью, Сокджин-а. Ты только не унывай. Сокджин сунул нос в кружку, чтобы никто не заметил его глупой улыбки и только угукнул из неё. Мужчина ушёл обратно на третий этаж, прихватив с собой горячий стаканчик чая для своей жены, на прощание хлопнув его по спине. Тепла этого разговора хватило Сокджину на пару часов, оно свернулось светлым клубком в груди и грело изнутри.***
- Что ж, на моей практике данный случай будет самым примечательным, - вздохнула доктор. Сокджин смотрел на буквы на её халате и не мог их прочесть, то ли он вдруг перестал понимать алфавит, то ли у него слезились глаза. Хотя он всё же думал на последнее, от постоянного недосыпа линзы раздражали глаза и те краснели и зудели, хотелось их почесать, а ещё выковырять оттуда прозрачные кусочки силикона и, наконец, дать им отдохнуть, но лучше всего просто поспать и проснуться в прошлом. – Дело в том, что симптоматика больного Ким Намджуна, поступившего к нам три дня назад, больше всего похожа на летаргический сон, что ему и диагностировали в первые часы пребывания. Но так как мы имеем дело с болезнью «нелюбимых», это больше всего похоже на межстадийное состояние, из которого больной либо выберется, либо нет. - Вы сможете его вылечить? – дрожащим голосом спросила госпожа Ким. Они с мужем уже сидели в кабинете доктора, когда Сокджин проскользнул туда. К его удивлению, женщина ничего ему не сказала. - Мы бессильны. – поджав губы, бросил со стороны другой врач. Рот его похож на куриную гузку из-за подобных постоянных гримас. – Врачи, к сожалению, не боги, мы не знаем, что лечить. - Это странно, - вмешался третий из присутствующих докторов. – Физически он почти здоров, если судить по результатам анализов. Те вещества, которые выделял «цветок», снизились по объёму и практически перестали на него влиять. Мы также обследовали лёгкие и они повреждены, конечно, но не в такой степени, как мы ожидали увидеть. Его мозг также здоров и если судить по электроэнцефалограмме, то можно сказать, что он даже видит сны. Но при этом он никак не реагирует на попытки его разбудить. - А что с «цветком»? – спросил Сокджин, все взгляды устремились на него. Он немного стушевался, однако гораздо важнее было узнать, как можно больше про состояние Джуна. – На прошлой неделе «цветок» ещё цвел и лепестки продолжали отхаркиваться, к тому же они были совсем красные. Разве это не была четвертая стадия? - Кхм, - взяла слово женщина в очках, лечащий доктор Намджуна. – Поэтому мы и говорим о межстадийном состоянии, Сокджин-ши. Вообще я бы рекомендовала Вам находиться возле больного чуть ли не круглосуточно. Болезнь «нелюбимых» слишком сильно завязана на психике и поэтому с ней так трудно работать. Но первое её правило для исцеления гласит, что вторая половинка должна быть как можно ближе к заражённому, о чём я вам и говорю. Больше общайтесь с ним, зовите по имени, читайте ему книги, в общем, просто будьте рядом и может быть больной Ким пойдёт на поправку. Однако это не точно. - Что будет…что станет с Намджуном, если ему не станет лучше? – мягко спросил отец Намджуна. – Чего нам стоит опасаться? - Того, что он больше никогда не проснётся. – хладнокровно ответила ему женщина. Она сняла с переносицы очки и растёрла вмятинки от оправы. – Если ему не поможет присутствие человека, на которого реагирует паразит, то ему ничто больше не поможет. Мы не можем проводить операцию на человеке, который застрял между стадиями, к тому же, он так и не подписал соглашение на хирургическое вмешательство, а вот отказ от лечения у нас имеется, хотя и юридически недействительный из-за дела доктора Пака. - Но мы его родители! Мы самые близкие родственники для него! – упрямо возразила госпожа Ким. – Значит, мы имеем право принять решение за него. Если мы подпишем согласие на операцию, как скоро вы сможете её провести? Доктора переглянулись, у Сокджина закружилась голова. Выход из ситуации был где-то поблизости, но он не знал, что ему делать. Хотя нет, он всё же знал, и само ощущение этого решения отдавалось болью в сердце, но следующие слова разбили эту зародившуюся надежду. - Нет, мы не можем. – закончив свою игру по быстрым взглядам в сторону друг друга, сухо сказала доктор. «Её фамилия – Ха», - вдруг неожиданно вспомнил Сокджин. – Дело не в том, кто опекун, о чём я, кстати говоря, советую Вам узнать, а в том, что сейчас больной Ким пребывает в пограничном состоянии. Мы не будем рисковать, пока не убедимся, что шанс на его самостоятельное излечение не упал до 49 процентов. Сейчас у вашего сына и у вашего возлюбленного, Сокджин-ши, очень и очень хорошие шансы на успешное восстановление, без серьёзного медицинского вмешательства. Разумеется, мы прокапаем ему витамины и прочие необходимые элементы, мы также прочистим дыхательные пути, но какие-либо серьёзные шаги предпринимать мы не станем. Верьте в Намджуна и молитесь. - О чём вы говорите?! – вскричала госпожа Ким, в комнате сразу стало шумно и душно. Сокджин поднялся со стула, откланялся и вывалился в коридор, где постоял две-три минуты, приходя в себя. Слушая резкие интонации матери Намджуна, он внезапно сообразил, что пока она занята, можно навестить Джуна в его палате, и поторопился туда. Увиденное, конечно, разочаровало его, как будто он ожидал увидеть Намджуна в привычной позе, с ноутбуком на коленях и кривоватой улыбкой с ямочками на щеках. Спящий же Джун приводил в ступор и создавал ощущение неправильности, такое сильное, что хотелось ущипнуть себя больно за руку и очнуться от этого сна. Но Сокджин переборол себя и сел на кровать, сплетая пальцы с пальцами чужой руки. Он захотел что-то сказать, просто поздороваться, но голос его не слушался, изо рта донеслись лишь жалкие всхлипы и, испугавшись, Сокджин замолчал и долго не мог решиться даже на простое приветствие. Он просто сидел и погружался в ту атмосферу, в которой они с Намджуном обычно проводили время, смеялись и грустили, обедали и ужинали, всё это бесчисленное количество эмоций, чувств и мгновений сплотилось в нём как твёрдый ком, упавший камнем на сердце так явно и так больно. Когда в палату зашла госпожа Ким, то Сокджин повернулся к ней, плавно и медленно, словно разрезая воздух одним движением тела, словно преодолевал ту безумную гравитацию, которая притягивала его сейчас к спящему Намджуну. И когда он наконец повернулся, а ему казалось, что прошли часы и часы с начала движения, то в его глазах стояли слёзы, крупные и мутные, как все капли дождей, которым никогда не суждено пролиться и увлажнить собой страдающую землю. Женщина вздрогнула от этого взгляда, её глаза тоже подозрительно заблестели, но она взяла себя в руки и закрыла за собой дверь, оставляя их одних. Сокджин хотел выдохнуть и порадоваться, но вместо этого начал плакать и слёзы скатывались вниз по его щекам, как дождь бежит по окнам старого заброшенного дома, где больше никого не греет потухший очаг. С этими прерывистыми рыданиями, хриплыми вскриками и отчаянно-срывающимся голосом, Сокджин понял всю суть любви. И она состояла в том, что ты захотел бы забрать всю боль этого мира, пройти с ней тысячи и тысячи километров, баюкать её и дышать ею, но только бы не чувствовать этот захолонувший душу ужас и страх за жизнь своего любимого.***
Сокджин зашёл в больницу рано утром, уже привычно здороваясь с охранником, бывшим военным, теперь уже находившимся в отставке; поклонился только уходящим врачам из ночной смены - те, устало передвигали ногами и пили энную кружку кофе из автомата; помахал рукой дедушке Хва из соседнего отделения, он с каждым днём становился ближе к выздоровлению, вот только дети не спешили его забирать; остановился у палаты номер десять. Собрался с духом и открыл рывком дверь, сразу начиная улыбаться. - Доброе утро, Джун-а! – весело сказал он. – А я сегодня пришёл пораньше, подумал, что ты мог соскучиться за ночь без меня. Признавайся – соскучился же? Ответом ему было молчание и доносившееся сквозь стену бормотание телевизора из палаты напротив, там кажется лежал мужчина, сломавший рёбра на стройке. Сокджин постоял в тишине, чувствуя, как она давит на него и подминает под себя его мысли. Ему потребовалось сделать некоторое усилие, чтобы отбросить прочь набежавшие сомнения, всегда роем теперь кружившие поблизости. Он приоткрыл занавески, поправил одеяло, которым укрывали Намджун, пропустил сквозь пальцы его волосы и наклонился за приветственным поцелуем. На секунду ему показалось, что писатель сейчас обхватит его за шею и опрокинет к себе, но то увы, был секундный мираж, не принесший ничего, кроме разочарования и грустной печали. - Вчера я заходил к твоим родителям, - начал рассказывать Сокджин. – Скорее всего, господин Ким уедет домой, а матушка останется. Я предложил ей остановиться у нас, но она наотрез отказалась и редактор Бан её взял к себе. Он сказал передать тебе, чтобы ты не волновался, они с женой о ней позаботятся. Зато я наконец-то закончил уборку во всей квартире. Эти лепестки меня окончательно достали, даже из-за шкафа их выметал. Кстати, твой ноутбук я зарядил и если хочешь, то могу принести сюда. Думаю, что когда ты проснёшься, то обязательно захочешь что-нибудь записать. Я ведь прав? Сокджин улыбнулся и глотнул воды. Новостей у него было немного и все они закончились. Он сидел сегодня с Намджуном до обеда и после ему надо было отправляться по расписанию группы, но до тех пор всё время принадлежало только этому спящему мужчине. «Прекрасный принц, прекрасный день» - замурлыкал Сокджин себе под нос и от души чмокнул писателя в лоб. Даже если он и старался следовать рекомендациям лечащих докторов, то некоторые действия выходили сами собой, не было нужды принуждать себя к чему-то уже привычному. Это касалось прикосновений, поцелуев, лёгких объятий и удивительно было то, что Сокджину всегда казалось, что Намджун просто задремал на минутку и вот-вот откроет глаза. Но чуда пока случилось, однако после прошедшей недели Сокджин успокоился и перестал метаться по их одинокой квартире запертым зверем. - Я сегодня принёс книгу, давай я тебе почитаю? – ласково спросил Сокджин. – Прости, боюсь что-то серьёзное я не осилю, так что Камю и Фромма оставим на потом, а сейчас почитаем, хм, может быть, «Маленького принца»? Думаю, что это нам подходит. Ты будешь мальчиком с другой планеты, а я твоим лисом, хотя если подумать, то принцем должен быть я. Сокджин засмеялся, нежно поправил капельницу на руке Намджуна и открыл тонкую книжку. - Слушай внимательно. – погрозил он писателю. – Я вслух читал только доклады в старшей школе, так что для меня это нелегко. Итак, «Посвящение. Прошу детей простить меня за то, что я посвятил эту книжку взрослому. Скажу в оправдание: этот взрослый - мой самый лучший друг…» Без пятнадцати двенадцать в палату зашла госпожа Ким и с удивлением заметила, что Сокджин, которого на улице уже ждал менеджер с машиной, безмятежно спит на краешке больничной кровати, уткнувшись носом в раскрытую книгу. Материнское сердце всё же не выдержало, она подошла ближе, стараясь не стучать громко каблуками. По волосам Сокджина прыгали солнечные лучи, он был действительно очень красивым и сейчас она подумала, что могла бы его полюбить как второго сына. Принять в семью, как приняла бы девушку, которую мог бы привести Джун, но судьба распорядилась по-другому и Джун решил иначе, так что всё, что ей оставалось, так это забрать аккуратно из рук Сокджина книгу и дать ему поспать ещё восемь-десять минут. Спустя ещё неделю Намджун не очнулся.