Погасшее солнце

По всей квартире разносятся минорные аккорды, я убираю бутылку обратно в пенал. Фрэнк играет на гитаре только в двух случаях. Первый: ему все надоело; второй: он хочет снять стресс. Сегодня в роли стресса выступаю я. Меня хотят снять. Это не есть хорошо. Надо пойти извиниться. Но за что? За правду? За то, что я трезво оцениваю ситуацию? Конечно же, нет. Мы оба понимаем, за что мне нужно извиниться. За то, что я не могу полюбить его. За то, что мучаю нас обоих. За то, что я украл у него полгода жизни, не дав ничего взамен. За то, что был груб с ним. За то, что он, некогда сильный, уверенный в себе человек с каплей гордости к его собственному я, превратился за это время в тряпку, волочащуюся по следам из грязи, оставляемой моими кедами. Фрэнк не заслуживает такого к себе отношения, я не достоин его. Я просто подонок, пользующийся его слабостью. Ничтожество, никак не заслужившее такого доброго и милого человека. Мне нужно уйти, уйти навсегда из его жизни. Я не хочу причинять ему боль. Нет. Теперь у него есть Винстон, и я со спокойной душой могу съехать, оставив его. Так будет правильно. В глубине души он и сам этого хочет. Музыка заставляет мое сердце биться чаще. Удивительно, как какое-то зажатие струн одной рукой и бой второй, могут пробуждать в тебе такие чувства и эмоции. Мелодия до боли знакомая, она вызывает во мне теплые воспоминания, как будто кто-то родной (ни мама, ни брат, ни друг, кто-то более близкий) дотрагивается до твоей щеки. И тебе так приятно, что ты хочешь, чтобы эта музыка играла вечно. Я неуверенно подхожу к двери. Я должен это сделать. Должен. С каких пор во мне проснулась совесть? С каких пор я стал честным человеком? Зачем мне расстраивать Фрэнка? В конце концов, если бы ему было плохо, он бы выпер меня при первой возможности. Может, он садомазохист, и ему в кайф? Вот скажу я ему это, и что? Куда я пойду? Что он будет делать без меня? А если ему попадется какой-нибудь урод, который отберет у него все, включая Винстона? Ладно, если только отберет, а если Фрэнк пострадает физически или того хуже умрет. Буду ли я винить себя в этом? Будет ли он сниться мне в кошмарах? Я тихо стучусь три раза, на секунду он перестает играть, а потом снова начинает перебирать струны. Я решаю войти без приглашения. Он стоит ко мне спиной, надев гитару на себя, Фрэнк играет щенку разные аккорды. Винстон внимательно слушает, расположившись на белом ковре. Увидев меня, пес поворачивает плюшевую голову в мою сторону и громко гавкает, Фрэнк сбивается и недовольно шипит. - Фрэнк, - начинаю я, он не отзывается. – Не делай вид, что меня нет. «Молодец, Джерард! Ты просто умничка! Не обращал на парня внимание полгода, делал вид, что он пустое место, а теперь лезешь с такими претензиями. Идиот. Обзаведись хотя бы сегодня совестью,» - прошу я сам себя. - Фрэнк, я завтра же уеду, - тихо говорю я. Он перестает играть, снимает гитару и оборачивается. - Почему? – недоумевает он. – Я сделал что-то не так? – Он стоит, обхватив себя руками, с глазами полными грусти, отчаяния и… злобы. На меня? - Нет. – Я становлюсь рядом с ним и разглядываю его блестящие черные волосы, которые спутались и которые он иногда так забавно поправляет. – Фрэнки, ты замечательный. Ты заботливый, добрый и нежный, - я перечисляю эпитеты, запуская руку в его спутанные волосы, пытаясь их разгладить. – Ты сделал много хорошего для меня, но я не могу тебе ничем отплатить. - Мне и не нужно, - перебивает он и смотрит на меня глазами, взгляд которых сложно передать словами, его просто надо чувствовать. Этот взгляд способен закрыть саму пропасть в сердце, образовавшуюся в результате неприятных событий, воспоминания о которых ранят. Он способен излечить. Он панацея от всего и всех, кто посмеет оставить что-то плохое в душе. Мне становится стыдно за то, что я недооценил искренность Фрэнка. Его невинность, его бескорыстие, его любовь. Я рассматриваю эти огромные глаза цвета янтаря, переливающегося на солнце. С каждой секундой ком в моем горле становится невыносимее. Я пытаюсь не моргать, стараюсь смотреть широко, но не получается. Я ничего не могу с собой поделать, мои ноги подкашиваются, и я, падая на мягкий ковер, начинаю рыдать, как рыдают дети, которых забыли в магазине родители. Только меня никто не забывал, я сам себя оставил. Я оставил все свои чувства и эмоции в отделе с пивом. Теперь они плескаются где-то в светлых бутылках и говорят мне: «Пошел ты». - Джи, ты чего? – обеспокоенно спрашивает Фрэнк, садясь напротив. Он хочет обнять меня, я хочу обнять его, но мы боимся сделать это. Винстон подходит к нам и смотрит, наклонив голову, как огромными каплями слезы падают на ворс. - Я, боже, я так не могу, - пытаюсь говорить я сквозь поток слез. - Не можешь? Ты о чем? – Большими пальцами своих теплых рук, он аккуратно вытирает мои слезы, и мне становится немного легче. - Мне нужно уйти, чтобы ты смог нормально жить, чтобы ты смог найти… - Уйти? А ты спросил, чего хочу я? – снова перебивает Фрэнк. Становится душно. - Так будет лучше, я не хочу тебя обманывать. Я пытался тебя полюбить, но я не могу. Прости меня. - Ты не пытался, - заключает он. Воздуха критически не хватает, я задыхаюсь. - Что? – переспрашиваю я, сглатывая, чтобы смочить пересохшее горло. Он вздыхает, садится рядом так близко, что я соприкасаюсь с ним кожей рук. Фрэнк смотрит в одну точку, положив руки на колени. - Мы же с тобой и не жили вместе, - говорит он спокойно. – Ты спишь отдельно, ты ешь отдельно, ты не разговариваешь со мной. Ты думаешь, на таком расстоянии у тебя получится что-нибудь почувствовать? – Фрэнк говорит истину, но я не готов спать с ним в одной постели, заниматься всякими нежностями и уж тем более целовать его. Нет, ни за что на свете. Нет, это противно, это ужасно, мне не нравится. - А как же секс? Или это тоже некая форма расстояния? – вспоминаю я. - В последнее время у тебя не встает. Ты относишься к этому, как к обязанности, а должен получать удовольствие. – Он краснеет. Я понимаю, что он прав, понимаю, что нужно что-то с этим делать. – Джи, пожалуйста, не уходи. Ты мне нужен, я люблю тебя, я люблю тебя, я поделюсь этим чувством. Нам хватит. – Он поворачивает голову и смотрит мне прямо в глаза с надеждой – сукой, которая продлевает мучения всех хватающихся за последнюю соломинку, всех, кто беспрерывно повторяет: «В этот раз точно получится». - Ладно, - отвечаю я холодно. - Пожалуйста, давай ты не будешь спать один. Пожалуйста, давай ты будешь иногда обнимать меня, Джи, - просит он. Я готов уступить, я готов пойти на эти жертвы ради Фрэнка и его минутного счастья. В конце концов, он будет знать, что я пытался. Я распахиваю свои объятия, и он обвивает мою талию руками. Фрэнки похож на котенка – такой же теплый и мягкий. У меня затекает спина из-за неудобного положения, но я не хочу скидывать это милое существо, особенно, когда он, положив голову мне на грудь, начинает засыпать после тяжелого разговора. - Фрэнки, - тихо говорю я, целуя его в макушку (главное - не в губы!). От него пахнет сладкой жвачкой. – Ты хочешь спать, отдохни, - предлагаю я, отрывая его от себя. Он соглашается и идет в душ, не закрыв до конца дверь. На что он надеется? На свои слова? Его активные действия не смогли добиться нужного результата, а тут всего лишь пара предложений. Можно ли называть Фрэнка дураком, если он верит в «любовь» и «силу слова»? Винстон подходит ко мне и, высунув язык, тяжело дышит. Я провожу рукой по его голове, он жмурится и прогибается, потом ложится на живот, переворачивается и смиренно ждет, когда его почешут. Я щекочу ему брюхо, он виляет хвостом, я нахожу это забавным и смеюсь. - Я же говорил, что он потрясающий, - подходит сзади Фрэнк, с которого стекают капли воды. На нем просторная белая футболка и черные боксеры, которые я дарил ему на что-то (ах, да! Я дарил их, потому что не мог трахаться с человеком, который предварительно снимает трусы с эмблемой Бэтмена). Фрэнк ложится на кровать, я все еще в комнате. Наступает неловкая пауза, он ждет меня. Я не хочу спать с ним под одним одеялом, да даже в одной кровати не хочу, но и встать и уйти к себе я тоже не могу. Я запутался. - Джи, иди сюда, - еле слышно произносит Фрэнк. Я думаю, что ответить, я думаю какие подобрать слова, но в голову ничего не лезет, и я сдаюсь. - И что теперь? – спрашиваю я, забравшись на постель с ногами. - Для начала сними уличную одежду, - смеется Фрэнк, глядя на то, как я нагло лег на чистую простыню в джинсах. Я послушно иду в свою комнату переодеваться. Моя комната – моя крепость. Здесь в два, а то и в три раза просторнее, чем у Фрэнка. Большая кровать стоит в конце, по стене расползается зеркальный шкаф-купе, таким образом, у меня много места, которое я ничем не занимаю, а просто наслаждаюсь свободой. Я достаю из шкафа пару футболок и штаны. Может, не стоит возвращаться? Я сделаю вид, что заснул, и все пройдет гладко. Это же Фрэнк, ему не привыкать разочаровываться во мне. Я медленно переодеваюсь, оттягивая момент. Может, уснул он? Тогда все становится в разы проще. - Что ты так долго? – спрашивает он, когда я вхожу. Я пожимаю плечами, все так же оставаясь в проходе. Фрэнк встает и подходит ко мне. Он берет меня за руку и шепчет: «Просто расслабься». Создается ощущение, что я школьница, и это мой первый раз. Он садится на кровать и усаживает меня. Я – кукла в руках Фрэнка. Он забирается на кровать с ногами и краснеет. Что опять? - Фрэнк, ты хочешь… - Нет, - быстро реагирует он. – В смысле, да, но не сейчас, ну и сейчас, если ты этого хочешь, но… Короче, я не хочу, чтобы мы занимались примитивным сексом. – Он похож на томат. - И, что мы сейчас будем делать? – интересуюсь я. - Ничего. Лежать, пока не уснем, - говорит Фрэнк, перебираясь на одну половину кровати, я ложусь на другую. Он смотрит в потолок, я искренне не понимаю, что нужно говорить или делать. - Какое у тебя любимое произведение у Дали? – неожиданно спрашиваю я. Фрэнк поворачивается ко мне лицом с глазами полными ужаса. - Ты читал мой дневник. – Он готов расплакаться от обиды. - У тебя есть дневник? – удивляюсь я. Он расслабляется. - Наверное, «Великий мастурбатор», - немного подумав, отвечает Фрэнк. - Почему? - Там много желтого, а в названии есть слово «мастурбатор». Мы смеемся, а потом, молча, рассматриваем потолок. Улица медленно темнеет, вскоре мы с Фрэнком лежим в полнейшей темноте. Он пододвигается ко мне, я вижу его очертания. - Спокойной ночи, Джи, - говорит Фрэнк, проводя рукой по моим волосам. - Спокойной. Через десять минут я слышу, как он сопит. Я аккуратно встаю с кровати, чтобы эта рухлядь не заскрипела, и на цыпочках ухожу спать к себе.